Ученики Ворона. Черная весна - Васильев Андрей. Страница 5

— А что, эта Бьянка страшна как смертный грех? — полюбопытствовал Карл, выполняя вышеизложенную просьбу и размахивая руками так, что это было похоже не столько на «прощайте», сколько на «спасите». — Или у нее изъян какой есть?

— Да откуда мне знать? — ответил ему Гарольд. — Я ее видел в последний раз лет пять назад, ей тогда только-только одиннадцать исполнилось. Плотная такая девчонка, из-за щек ушей не видно.

— А если вспомнить про ее любовь к готовке, то, надо полагать, не сильно она и изменилась с тех пор, — резонно заметил я.

— Я в ее годы тоже толстой была, — заступилась за многострадальную Бьянку Рози. — Все платья по шву трещали. А сейчас?

И она обхватила свою талию ладонями. Нет, пальцы рук не соединились, но все равно смысл данного действия был предельно ясен.

Эбердин насупилась и начала что-то насвистывать. Ее талию обсуждать не имело смысла за неимением оной. Нет, толстой она не была, просто строение фигуры такое.

— Ну да ладно, — верно расценила поведение подруги Рози. — Это все не так и важно. Скажи, Монброн, тебе граф ничего не рассказывал о том, что происходит в Форессе? В смысле, в твоем семействе? Из того, что мы еще не знаем?

Надо заметить, что секрета из цели нашей поездки Гарольд не делал. Мы с Карлом были в курсе его дел изначально, да и для Рози это особой тайной не являлось. Тем более именно она прошлой осенью привезла ему весть о том, что Монброн-старший захворал, а его брат, которого звали Тобиас и который соответственно приходился Гарольду дядюшкой, тут же начал копать под родича при дворе и накладывать свою лапу на семейные капиталы.

Собственно, потому Гарольд так и рвался домой. Дела семьи — это святое, даже мне, почти всю жизнь бездомному и безродному, это было ясно.

— Увы, увы, — покачал головой мой друг. — То ли в самом деле ничего не знает, то ли предпочел отмолчаться. Но я не напирал на него. А зачем? Если все пойдет удачно, завтра ночью, в крайнем случае — послезавтра утром, мы будем в столице и все узнаем сами, из первых рук.

— Может, ты и прав, — признала Рози. — Тем более что иногда вести, проходя через несколько рук, изрядно преображаются. Строишь на их основании один план, а на деле оказывается, что требуется совсем другое.

— Ветер попутный. — Карл, который в последнее время с удовольствием изображал из себя бывалого моряка, послюнявил палец и вытянул руку вверх. — Быстро добежим до Силистрии.

Он так и не понял, похоже, почему мы дружно расхохотались.

Правы оказались они оба — и Карл, и Гарольд. И ветер был попутный, и в Форессу мы прибыли в ночь. Точнее — изрядно за полночь.

— Вот куда мы премся? — ворчал я, затягивая пояс и зевая. — Темень какая, глаз коли. Два часа еще до «волчьей стражи», если не больше. Давай тут до утра побудем, а потом по светлому и пойдем.

— Согласен, — с хрустом потянулся Карл. — Монброн, не дури. Город спит, и домашние твои — тоже. Вон даже портовые — и те дрыхнут.

Это было так. Нет, фонари у пирсов горели, маяк на высоченном утесе, находящемся лигах в шести от порта, ярко светился, и даже какой-то служитель, после того как мы пришвартовались в гавани, зевая, взошел на борт, дабы выяснить, кого демоны принесли посреди ночи. Но в целом на территории порта царили темень и тишина.

Я был удивлен. У нас в Раймилле порт не спал никогда. Да и как это могло произойти? Ночь в приморском городе не предназначена для сна. Рыбаки затемно выходили в море ловить макрель и тунца, за которыми утром на рынок приходили грудастые кухарки, контрабандисты у дальних причалов разгружали свои когги и фелюги, за ними присматривали таможенники, имеющие свою десятину от привезенных товаров, гудели кабаки и таверны, в которых пил, веселился и дрался морской люд, черпая полной ложкой все радости жизни. Да, добавьте сюда еще стражников, воров и шлюх, которые тоже все время ошивались на портовой территории.

Семь демонов Зарху, да у нас в порту ночью было многолюдней, чем днем. А здесь — нет. Тихо как на кладбище.

Странно, я почему-то думал, что южные города вообще никогда не спят. По крайней мере, по рассказам Гарольда все выходило именно так.

— Так оставайтесь, в чем же дело? — Монброн подтянул перевязь и проверил, легко ли выходит из ножен шпага. — Утром я пришлю за вами слугу, он сопроводит вас в мой дом. А я отправляюсь прямо сейчас.

— Все-таки ты ужасно упрямый. — Рози накинула на плечи плащ. — Хотя будь ты покладистым, как твой брат Генрих, можно было бы говорить о вырождении Монбронов Силистрийских. Эраст, а ты знаешь, что одного из его предков казнили только за то, что он не пожелал согласиться с точкой зрения тогдашнего монарха?

— Это как? — заинтересовался я.

— Очень просто, — хмуро ответил Гарольд вместо Рози. — Леокадий Второй, прадед нынешнего короля, утверждал одно, а один из моих пращуров говорил другое, не желая с ним соглашаться. Непосредственно предмет спора сейчас уже никому не известен, но не подлежит сомнениям тот факт, что мой предок взошел на эшафот, но с королем так и не согласился.

— Ты не обижайся, Монброн, но не сильно был умен твой предок. — Эбердин накинула на плечо ремень сумки. — Положить голову на плаху из одного упрямства — это блажь, а не подвиг.

— Чего тут обижаться? — даже не стал с ней спорить Гарольд. — Блажь и есть. Точнее — бессмысленное упрямство. Родовая черта характера. Не удивлюсь, если когда-нибудь именно она меня и погубит.

— И заодно тех, кто будет рядом с ним, — тихонько шепнула мне на ухо Рози. — Но я за тобой присмотрю.

— Только на то и надежда, — хмуро ответил я и рявкнул на Фила, который упирался всеми ветками, не желая лезть в мешок: — Да что мне тебя, скрутить, что ли?

Врать не буду — я сто раз пожалел, что решил взять его с собой. Очень много было от него неудобств в плавании. Во-первых, всю дорогу приходилось его прятать в трюмном закутке, в том самом, где для наших спутниц создали нечто вроде отдельных покоев. Проще говоря — огородили угол, да и все. Сказать, что Рози была от этого не в восторге, — ничего не сказать. Но деваться некуда — терпела, поскольку показывать мое беспокойное ручное растение суеверным морякам совершенно не хотелось. Кто знает, как бы они на него отреагировали? Может, посмеялись бы, а может, за демона приняли и изничтожили от греха. И нас до кучи в море побросали. А потом еще и ордену Истины про случившееся рассказали бы.

Во-вторых, самому Филу очень не нравилось морское путешествие. Он маялся в темном трюме, потому как любил свободу, простор и солнце, здесь же не имелось ни того, ни другого, ни третьего.

Да еще и Карл то ли случайно, то ли нарочно несколько раз на него наступил, заслужив тем самым нелюбовь Фила и признательность Рози.

Потому сейчас мой питомец, разозленный и раздраженный до крайности, упрямо не желал лезть в холщовый мешок. Он сопротивлялся изо всех сил, махая отросшими ветвями, щелкая соцветием-клювом и упираясь корешками в доски пола.

— Фил, ну что ты как незабудка какая-то ломаешься? — не выдержал наконец Гарольд. — Как ты еще собираешься по городу передвигаться?

Мой питомец замахал ветвями и зашелестел вновь выросшей за плавание листвой, заверяя, что он о-го-го как может передвигаться. Побыстрее остальных.

— Оставить его здесь, — посоветовала Рози. — Пусть из него морячки зубочисток наделают. Или суп сварят.

— Тьфу ты. — Карл нахлобучил на голову шляпу, взял у меня мешок и навис над Филом. — Значит, так, зеленый, все очень просто. Вот это мешок, вот это моя нога. У тебя есть выбор — либо ты сам в него лезешь, либо я тебя своей ногой туда запихну. Ну?

Фил повертел соцветием, недовольно потряс листьями и полез в мешок. Карла он боялся.

— Вот, — удовлетворенно сообщил всем Фальк. — А то разговоры, уговоры. Все просто в этой жизни. И еще, Эраст. Мешок я понесу, а то он тебе покою не даст. А у меня смирненько сидеть будет, не шевелясь, потому как я щекотку не люблю. Ты слышал меня, зеленый?

Ответа не последовало, но мешок шевелиться сразу же перестал.