Равиен, дорога обратно (СИ) - Смирнова Ирина "cobras". Страница 79

Я поднял голову вверх — ворон летел над нами, уверенно, как будто знал, куда именно мы направляемся.

Почему он вновь появился? Почему он не появился на несколько минут раньше? Как… как мы теперь будем жить без Тайя?

Если я шел и пытался понять, где именно ошибся и как мы будем жить дальше, то Таня, по-моему, ни о чем не думала и просто шла. Зло и отчаянно. И взгляд у нее был такой же — отчаянно-злой. Наверх, на ворона, она даже не смотрела.

Трещину в ноге я залечил, но ныла она как будто незалеченная, и это очень отвлекало от самобичевания. Я мучился, что не смог, не удержал, ведь все решали даже не минуты, секунды… Чего мне стоило вырубиться на несколько секунд позже? Перекинуть их и… Но потом возникал вопрос про непонятное. Что меня ударило с такой силой? Что могло пробить магический щит? Камни? Магический щит и камни? По голове с такой высоты камнем, и у меня не царапины? А потом? Когда я вырубился? Единственная пострадавшая часть тела — нога… Да меня засыпать должно было!! Похоронить под лавиной, а она как будто по щелчку пальцев закончилась. Да и началась — тоже… И… Тай… И… Багдасар… И… Не верю!

Остановились мы в очередной долине… Деревца не радовали, лесок чуть поодаль — тоже, поющие птицы вообще раздражали.

А Таня вела себя так, как будто ничего не произошло. Вообще ничего. Она даже постель на троих приготовила. Ну то есть место расчистила на троих, кинула свое одеяло, обернулась, увидела одного меня… процедила сквозь зубы: «Я на охоту» и исчезла. Быстро, как будто за ней гнались. Ворон, кстати, тоже исчез. Только пораньше. Как только мы на привал начали устраиваться, он взял и улетел, матервестер!

Примчалась Таня с ужином в зубах довольно быстро. Зло и молча приготовила, я даже не успел дернуться, чтобы помочь, положила в миску мне, себе и замерла… Я тоже замер, понимая, что если она сейчас заплачет, сам могу не удержаться. Но нет, глаза у Тани оставались сухими, злыми и отчаянными. «Ешь, бульон очень полезно!»

Какое, матервестер, «полезно», когда Тай… Тайя… Но я взял миску и стал есть. Потом мы, тоже молча, улеглись спать. Вернее, просто улеглись и задеревенели, стараясь не шевелиться. Обманывая друг друга, что спим… Но в конце концов я все же отключился на какое-то время, а когда вновь открыл глаза, Тани рядом не было.

Но я чувствовал ее где-то совсем рядом и тихо покрался в том направлении. Споткнулся о какой-то сучок и взлетел, невысоко, как раз чтобы разглядеть в кустах катающееся по земле тело не то пантеры, не то человека… Страшная лапа энтакату когтями царапала землю, вспахивая ее до корней деревьев, а человеческая рука зажимала рот, чтобы оттуда не могло вырваться ни звука… Только я слышал Танин плачь не ушами, он был внутри меня, разрывая на части… Но единственное, что я мог сейчас сделать, это так же бесшумно скрыться обратно, к кострищу, укутаться в одеяло и притвориться спящим.

Татьяна:

Утро наступило не скоро. А вместе с утром пришло понимание: вчерашний день не вернешь… Тайя не вернешь. Удивительно, его я помню так, словно вот сейчас он хмыкнет что-то за моей спиной и положит руку на плечо, накинет куртку… помню запах, помню… вкус, звук, взгляд… как наяву!

А вот вчерашний день подернулся болезненной дымкой нереальности и словно ушел очень далеко по лестнице времени. Или я ушла, а этот день, с его пропастью, страхом и потерей, остался где-то внизу, за много-много ступенек от меня.

Тай — остался. А его смерть ушла… но не забрала с собой тянущее чувство тоски, непрекращающуюся боль, но эта боль уже не рвала на части, как ночью.

Я так и не уснула, если не считать короткого забытья перед самым рассветом. Когда глаза, из которых уже не лились бесконечные слезы, закрылись, на востоке розовели зубастые вершины пиков, а когда я их открыла — золотистая каемка на снежных кромках стала всего на волос шире.

Рядом завозился магенок, повернул ко мне осунувшееся, измученное лицо с запавшими глазами. Он тоже почти не спал.

Я пару минут смотрела на него. Молча. Потом протянула руку и кончиками пальцев погладила по щеке, обрисовала резко проступившие скулы, коснулась обветренных губ, задрожавших под моими пальцами, чуть скривившихся в попытке то ли улыбнуться, то ли заплакать…

Заплакать… Это я выплескивала боль и ужас в безумном вое, убежав так далеко, как смогла, это я зажимала себе рот и крушила камни и негустые кусты на крутых склонах. А бедный мой магенок не смог даже выплакаться… Впрочем, я тоже выла без слез. Словно выжгло изнутри все. А теперь…

Резко притянула его к себе, так же молча. Никого вокруг нет, а если бы и были — плевать. Мы сейчас только вдвоем против всего мира, и у нас одна боль на двоих. Горячие капли побежали по лицу, а потом их стало… много.

Не знаю, сколько времени мы просто… ревели, тесно прижавшись друг к другу. А потом Ромка отстранился, вытер слезы сначала себе — рукой, потом достал платок и помог справиться с потопом мне.

— Давай закончим это, — решительно сказал он и встал. — Сделаем то, за чем шли!

Ромэй:

И мы пошли дальше. Наше молчание уже не звенело, как натянутая до предела леска, но оно не было привычно-уютным, как раньше, когда мы шли и обменивались улыбками и шутками.

Выплаканная боль забрала с собой остроту, тяжесть, но осталась щемящая пустота… Нет даже — воспаленная рана, к которой нельзя прикасаться, нельзя тревожить, надо просто научиться жить с ней и терпеть.

Странно, но смириться и принять смерть Тайя у меня не получалось, матервестер! Я чувствовал его, почти физически ощущал… слышал его голос… то ли в памяти, то ли в голове.

— Привал! — объявила Таня, и мы уселись, чтобы выдохнуть и потом начать заниматься обедом. И тут сверху на нас практически упал ворон…

Да, я видел его после драки с разбойниками, видел вчера… Было такое ощущение, что к его одежде не пристает пыль, а к его сапогам — грязь. Зачарованная прическа и тело, не знающее запаха пота…

Точно объяснить, что сегодня было не так, я бы не смог — тот же идеально сидящий камзол, те же начищенные сапоги… Может быть, более небрежно уложенные волосы? А может быть, непривычный взгляд? Да, взгляд… Не самоуверенного лощеного хлыща, а чуть растерянный… как будто он сам не понимает, зачем прилетел.

Таня подобралась поближе и не сводила с гостя напряженных глаз, но молчала.

Багдасар склонил голову, приветствуя, оглядел наши еще не разобранные сумки, потом нас и махнул рукой в сторону тропинки, глядя на Таню:

— К сожалению, у вас нет времени на отдых, леди. У вас вообще почти не осталось времени…

— Кто вы, и что вам от нас нужно? — голос у Тани вроде бы спокойный, но где-то на грани слышимости звенит настороженность.

— Мне? — Багдасар как-то странно усмехнулся.

Вообще он выглядел так, как будто вот-вот упадет, при этом умудряясь стоять прямо, расправив плечи, и больше всего напоминал принца с картинки из книги сказок. Очередной раз царапнула… даже не зависть, а что-то типа сочувствия. Как же в него долго и старательно вбивали такое поведение! Знания тела, доведенные до автоматизма, прививаются с ранних лет и при постоянном контроле.

— Мне нужно, чтобы вы жили, леди. Но всем остальным нужно, чтобы вы исправили чужие ошибки.

Таня тем временем рассматривала гостя все пристальнее, с таким видом, словно вся ушла в созерцание и, по-моему, даже не услышала, что он говорит.

— Что с вами? Вы ранены?

Татьяна:

Какой-то он был… нет, нельзя сказать, что потрепанный или еще что-то похожее, но с вечно безупречным вороном явно было что-то не то.

Он вообще непонятный и с какого боку приплюснутый — тоже надо разобраться. Вроде как все еще транслирует в пространство образ рыцаря без страха и упрека, только, похоже, что рыцарь того… умирающий.

— Леди, может, мы оставим вопросы и ответы на более подходящее время? — взгляд у него… а еще он как-то оглядывается… вроде незаметно старается, но, кажется, словно чего-то боится. Странно, вот такой слегка «подпорченный» и нервный образ выглядит гораздо более живым и… я бы сказала, симпатичным, если бы мне не было все равно.