Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 70

Со своей стороны, Роберт был в восхищении, что Поузи предложила провести остаток дня таким вот образом. С почти болезненной ясностью он понял, что слишком многого не испытал в жизни. Вчера, приехав на Северный вокзал, он позвонил мадам Дезмарэ, ожидавшей его на ланч, извинился, и они с Поузи поехали в отель «Де Лилль», в котором господин Осуорси заказал для нее номер. И с тех пор они оттуда не выходили, их настроение поднималось почти что истерично. И правда, вагина — это что-то!

Появление Поузи в жизни Роберта вызвало целую бурю жизненно важных вопросов, особенно о том, что сердцу человека необходимы привязанности. Действительно, необходимы, — и вот она, Поузи, такая же прекрасная, как служанка времен рыцарей Круглого Стола^[152], особенно когда она наклонилась, чтобы положить его рубашку в стирку, и, как образцовая секретарша, разбиралась теперь с бельем, которое надо было отдать горничной. Как волновало его то, что она захотела его и что в роли любовницы она оказалась страстной, как кошка, — бесконечно изменчивая женщина.

Он чувствовал, как начинает отступать тоска, которой раньше была отмечена его жизнь, или, по крайней мере, как размываются ее границы. У него появилось ощущение, что эта тоска может совсем испариться, уйти навсегда. Это вопрос отягощенности жизнью. Он играл словами. Отягощенность, тяжесть: земное притяжение, приземленность и бремя проблем. Сама земля — символ темной тяги плотского естества. Он и в самом деле не уделял должного внимания своему дионисийскому началу^[153] и слишком стремился к заоблачным олимпийским высям.

С Дезмарэ он встретится позже, когда отправится к ним в гости. А вечером, напомнил Робин Поузи, он приглашен на коктейль, который в честь Эми Хокинз устраивает Жеральдин, мать ее сводной сестры. Поузи, конечно, тоже получила приглашение?

— Да, но я не пойду. Ты иди, а я не хочу. Я больше никогда не хочу видеть никого из них, — сказала Поузи. Вместо того чтобы вернуться в постель, она стала думать о своем следующем ходе. — Я пойду и поищу для нас другой отель. Моя мать и господин Осуорси должны остановиться здесь, что, я полагаю, для нас неудобно.

Виктуар с детьми приехала к Жеральдин к четырем. Ник и Саломея были одеты в бальные туфельки и в платьица из шотландки. Они бросились в объятия бабушки. Жеральдин сразу же увидела, что у Виктуар болезненно-подавленный вид, так не похожий на ее обычное состояние, волосы примяты, а в глазах застыла упрямая решимость. У нее с собой был чемодан. Виктуар воздержалась от всяких объяснений, сказав, что момент для этого неподходящий, и отнесла чемодан в свою бывшую спальню, которую теперь Жеральдин использовала для хранения своих деловых бумаг, упаковочного материала и одежды для других сезонов. Опять проблемы с Эмилем, решила Жеральдин.

— Allez, les enfants, regardez la télé dans le bureau de Grand-Papa^[154]. — Маленькие девочки, почти ровесницы, встревоженно посмотрели друг на друга и вышли из комнаты, напряженно прислушиваясь.

— Мама, я ушла от Эмиля, — прошептала Виктуар. — Теперь я понимаю, что все всегда будет по-старому. Некоторые женщины терпят то… то, что мне пришлось вытерпеть, но я не буду. Я не хочу, чтобы девочки видели в своей матери униженную жертву, я хочу… хочу уйти!

Что же спровоцировало такую бурю теперь, после их, кажется, такой гармоничной поездки в Вальмери, которая принесла Эмилю такие блестящие возможности? С тех пор как они вернулись из Вальмери, дела Эмиля пошли в гору. Заметная роль, которую он сыграл в истории с явлением Жанны д’Арк, и довольно большое количество поклонников, которое появилось у его «круглых столов» на телевидении, привели к тому, что Эмилю позвонил Антуан де Персан, который сам недавно был включен в состав кабинета в качестве помощника министра, с предложением стать пресс-секретарем этого министра. Этот пост, раз Эмиль окажется внутри правительства, откроет для него поразительные перспективы: влияние, избранность и даже деньги. О его новом назначении уже было объявлено.

Жеральдин решила, что именно предстоящее получение наследства заставило Виктуар неожиданно почувствовать себя независимой — хотя денег будет и не слишком много, если Жеральдин правильно все понимает. И конечно, недостаточно для того, чтобы жить на них, не имея другого дохода. Она задумалась, как бы объяснить все это непрактичной Виктуар. Если бы только Виктуар было больше похожа на Эми, она непременно бы об этом подумала.

— Я знаю. Эмилю придется нам помогать. Мужчины должны обеспечивать своих детей. Конечно же, должны. Я буду настаивать на всем, все будет правильно. Было тяжело, мама, но я знаю, что я права… — И много еще чего, все в том же духе. Жеральдин была очень раздражена, когда вместо ее обычной покладистой и многотерпеливой дочери увидела такое своевольное и безголовое существо. Как там эта американская поговорка, такая выразительная, но непонятная? Про червяка, что-то там про червоточину.

Звонок в дверь. Наверное, это почетная гостья, Эми Хокинз, которая предложила прийти пораньше, чтобы помочь. Жеральдин посмотрела на часы и решила отложить дальнейший разговор с Виктуар.

— Не надо торопиться, та chérie^[155], все это очень сложно: мужчины, замужество. Мы поговорим об этом попозже.

* * *

Эми слышала о том, что французы очень редко приглашают американцев и вообще других людей к себе домой, поэтому ее очень тронуло приглашение к Жеральдин. Она настаивала на том, чтобы внести свой вклад в подготовку вечеринки, но хозяйка отказывалась так твердо, что положение казалось тупиковым, пока Эми, наконец, не разрешили заплатить за шампанское, которое заказала и прислала Жеральдин.

Эми с нетерпением ожидала встречи со своими новыми друзьями из Вальмери: без сомнения, с милой Виктуар, может быть, с раздражающим ее Эмилем, даже с Робином Крамли, который должен был быть в городе и звонил из Лондона. Будет приятно увидеться с друзьями и побывать в обществе незнакомцев, которых пригласила Жеральдин. Эми, конечно, настояла, чтобы пригласили Кипа, хотя его сестра была, можно сказать, прикована к клинике, в которой Эми ее пока не навестила. Эми знала, что должна съездить к Керри, ради Кипа и просто из американской солидарности, но она все не ехала. Тогда в поезде Керри показалась такой далекой, такой уставшей… В действительности Керри не понравилась Эми. Эми ругала себя за такое ненастоящее сочувствие и старалась поставить себя на место Керри.

Сегодня вечером она наденет сногсшибательное черное французское платье, которое ее заставила купить Жеральдин. Эми была более чем восприимчива к вопросу об одежде, поскольку Жеральдин, по-видимому, нравилось делать с ней покупки. Возможно, с Виктуар она не получала такого удовольствия, потому что та все делала сама и, хотя и была модницей, не производила яркого впечатления. Одежда здесь стоила довольно дорого. Эми теоретически знала о существовании такой одежды — готовая, а не сшитая на заказ, она стоила четыре тысячи долларов, — но на практике она никогда с такой не сталкивалась. В Пало-Альто таких платьев не было, возможно, они были в Сан-Франциско, ведь фирмы те же самые — «Ив Сен-Лоран» и прочие, которые можно увидеть повсюду. Эми проявила твердость в том, чтобы купить только одно такое платье, облегающее, элегантное, которое можно носить долго. Она была потрясена, когда поняла, что за такую-то цену это всего лишь «секонд-хенд» из модного магазина на площади Пале-Рояль, в котором продавались только черные платья. Две тысячи долларов!

— Но это же «Баленсиага», дом высокой моды, — объяснила Жеральдин. Вспомнив о своей одежде, висящей у нее в шкафу в Калифорнии, Эми поняла, что оба ее платья тоже черные.

— На вас оно смотрится восхитительно, и вы умеете его носить, — сказала Жеральдин.

Сейчас у Эми уже не было времени, чтобы раздумывать о том, не подстричь ли ей волосы. Она отказалась, но теперь думала, что такого безнадежного в ее волосах, что могло бы отпугнуть от нее эту женщину, которую она почти не знала. Кроме того, Эми было интересно, почему Жеральдин проявляет такую заботу о ней. Она не думала, что все дело в ее деньгах. Эми начала понимать, что для Жеральдин почему-то важно, чтобы она вошла во французское общество, как если бы она была ее дочерью. Может быть, настоящая дочь Жеральдин не оправдала ее надежд на успех в обществе — для этого она казалась слишком альтруистичной и милой.