Кровавый путь - Воронин Андрей Николаевич. Страница 4
– Построено еще пять новых домов и закончен первый барак.
– Это хорошо, – глядя на белую стену и погасший экран телевизора, сказал Учитель. – Да, кстати, что сделали с двумя непокорными?
– Один сам разбил голову о стену, а насчет второго наглеца ждем распоряжений, – не вставая с колен, сказал слуга.
– Я сам хочу с ними поговорить, я сам спущусь в подвал.
– Слушаюсь, все будет исполнено.
– А теперь иди, – тяжелая штора колыхнулась, дверь за ней бесшумно открылась и закрылась.
Учитель остался один. Никто бы без звона колокольчика не решился потревожить его покой.
Учитель раздумывает, Учитель общается с всевышним, сыном которого он себя называет. Он думает о спасении своих людей и входить к нему нельзя – это строжайше запрещено. Даже если земля начнет проваливаться, если реки потекут вспять, а капли дождя зависнут в воздухе, а затем полетят от земли к облакам, все равно никто не посмеет войти и потревожить размышления Учителя.
Уже около шести тысяч приверженцев нового учения и его, Учителя, насчитывалось в России и триста из них жили неподалеку. И все эти люди работали, не покладая рук, на возведении новых домов для переселенцев из городов и деревень, которые, продавая все свое имущество, отдавая его секте, ехали сюда в Прибайкалье, в «святую землю», чтобы быть как можно ближе к своему Учителю, к тому, кто обещал им спасение и вечную жизнь в обмен на все, что они имели.
А всем остальным он предсказывает геенну огненную и бесконечные мучения. Спасутся лишь те, кто окажется рядом с Учителем, лишь те, кто будут верны ему. Уцелеет лишь одна святая земля Прибайкалья, а все остальное погибнет.
И день конца света и начала новой жизни Учитель знал. Иногда вознося вверх руки над собравшейся толпой, он называл точную дату. И все цепенели, как мыши перед удавом, а затем начинали возносить хвалу своему наставнику, тому, кто их спасет. А Учитель распинался, рассказывая об ужасах, которые обрушатся на землю, населенную безбожниками и заблуждающимися, а затем многозначительно добавлял:
– И это будет только начало, предвестие которого вы уже созерцаете ныне.
Да, были случаи, когда кто-то из его приверженцев разочаровывался в учении и пытался покинуть деревню, в которых жили приверженцы новой веры. Расправа с такими людьми была ужасной. Собирались все и каждый должен был ударить палкой непокорного. Иногда экзекуция продолжалась целую ночь, но в конце концов, пытавшегося бежать забивали до смерти.
И тогда Учитель говорил:
– Ну, теперь вы еще больше укрепились в своей вере. Работать, работать и молиться.
Люди Учителя спали по пять-шесть часов в сутки. Мяса они не ели, питаясь лишь тем, что вырастили на огородах. Все время они посвящали молитвам и работе. Молитвы были коллективные, как и исповеди. Никто и никогда не должен был оставаться в одиночестве, все присматривали друг за другом, блюдя чистоту веры. Все эти ухищрения придумал Учитель, вернее, он взял из каждой религии то, что ему подходило. А о том, что Учитель даже не очень грамотный человек, его ученики и последователи даже не имели возможности и времени задуматься.
Любая фраза, брошенная Учителем, приобретала многозначительность. Он умел говорить так, что ему верили. Если он видел на дороге камень, то мог глубокомысленно заметить:
– Этот камень – это кусок неба.
А потом остановиться, плюнуть себе на палец и оставить мокрый след на гладком сером булыжнике. И этот камень становился частью учения, перекочевывал в строящийся храм, ложился в фундамент или в стену. И все, видевшие ритуал, проникновенно шептали:
– Сам Учитель благословил этот камень.
И каждый норовил прикоснуться к нему, провести по камню ладонью или поцеловать.
Если на небе светило солнце, Учитель говорил:
– И тучи закроют солнце.
Затем, как водится, молчал. И действительно, тучи закрывали солнце. И трудно было понять, то ли это по велению Учителя происходят небесные явления, то ли они происходят сами по себе.
Но одурманенным сектантам во всем виделось могущество Учителя, его бесконечная, безмерная власть.
И если бы он сказал: «Убейте самих себя», скорее всего, его люди покорно обрекли бы себя на мученическую смерть во имя вечного спасения.
Но пока еще до этого не доходило, ведь у Учителя имелись собственные планы, о которых он не говорил своей пастве, но к реализации которых уже приступил. Частью этих планов было создание новых деревень в Прибайкалье, где он расположил свою резиденцию, вербовка новых сторонников, раздача денег, благословений, продажа своей крови в маленьких флакончиках, продажа .своего дыхания, запаянного в ампулы, и кусочки бумаги, к которым прикасались руки Учителя. Эти бумажки должны были хранить людей, оберегать их от болезней, дурного глаза и всего плохого.
Все эти бумажки, флаконы, ампулы стоили больших денег, так же, как и кассеты, на которых Учитель предсказывал конец света, зазывал под знамена веры. И никому даже в голову не могло прийти, что маленьких флакончиков с кровью Учителя продано столько, что кровью можно заполнить небольшой бассейн размерами три на три метра. Каждый из тех, кто имел флакончик, думал, что лишь у него есть капля крови великого человека, нового пророка, нового Учителя.
Посидев еще полчаса на подушках, Учитель вновь схватил колокольчик и на этот раз дважды взмахнул им над головой. И уже не тот, а совсем другой человек вошел в большую комнату с зашторенными окнами. Он также держал голову склоненной.
– Привезли аппаратуру?
– Да, уже привезли, Учитель. Она собрана.
– Все прислали наши люди из Японии?
– Да, все, Учитель.
– Проверили? – спросил он таким тоном, словно был специалистом в биологии.
– Да, проверили, Учитель. Доктор Фудзимото лично все опробовал.
– Фудзимото? – пробормотал Учитель. Ему не нравилось это имя, и несмотря на то, что он сам принадлежал к желтой расе, японцев не любил, хотя ему и приходилось с ними сотрудничать.
– Когда все будет закончено, Фудзимото надо убрать. Он слишком много знает.
– Возникнут сложности. Ведь он оказал нам большую помощь, ведь это благодаря ему основан российско-японский университет. Только его и знают в Совете безопасности.
– Мне все равно. Найдем еще тысячи таких же, деньги сделают свое дело. Кятати, поступили деньги?
– Да, поступили.
– Все поступили или нет?
– Есть задержки.
– Скажи нашим людям, пусть разберутся с должниками. И пусть разберутся так, чтобы никому больше не повадно было задерживать обещанное. Все, кто не с нами – против нас. И все они будут уничтожены, не обретя спасения. Ты меня понял?
– Да-да, Учитель, – и мужчина рухнул на колени.
Учитель плюнул на пальцы и щепотью прикоснулся к лысой голове.
– – Где начальник моей охраны? – спросил он.
– Внизу, Учитель.
– Скажи, что я скоро спущусь.
– Да, Учитель, – мужчина исчез.
Учитель подошел к стене и нажал кнопку. Панель отъехала, и он вошел в ярко освещенную кабину небольшого лифта, которая плавно опустила его в подвал. Начальник охраны уже ждал на площадке, отгороженной от помещения толстой решеткой и стеклянной стеной.
– Где непокорный? – спросил Учитель.
Здесь, внизу, уже не было маскарада, все выглядело по-настоящему. Мужчины были одеты в камуфляжную форму, вооружены. Но повиновались они Учителю так, как и все остальные.
Створки стеклянной стены бесшумно разъехались. Начальник охраны открыл решетку, и Учитель в сандалиях на босую ногу двинулся по длинному коридору, освещенному тусклыми лампочками, забранными в проволочные абажуры. Даже запах говорил о том, что здесь тюрьма и камеры пыток, что именно здесь расправляются с непокорными, с теми, кто засомневался в правдивости учения. Слова Учителя о геенне огненной имели под собой основу. Именно здесь таился конец света, конец жизни для очень многих.
Деревянные сандалии стучали о бетонный пол, гулкое эхо разносилось по лишенному мебели пространству. Учителю доставляло удовольствие видеть как умирают люди. Но лицо его при этом оставалось бесстрастным и спокойным – так, словно бы он наблюдал за падением листьев с дерева, а не за тем, как жизнь уходит из человека.