Пертурабо: Молот Олимпии - Хейли Гай. Страница 9

Адоф буравил Пертурабо взглядом, полным сомнений.

— В споре он всегда добивается своего. — Даммекос не жалел похвал. — Мальчик мой, отдай ему картину. Это подарок.

Пертурабо передал принцу полотно. Адоф наклонил его слева направо.

— Чернила блестят. Они еще влажные. Как вы все подстроили? Говори, Даммекос, и я, быть может, прощу тебе этот обман. Признаюсь, подлог безупречный. Раскрой мне ваши хитрости — и можешь считать, что я доволен…

— Я понимаю твои подозрения, — прервал его Даммекос, — но уверяю — нет никаких хитростей. Все было именно так, как ты видел: Пертурабо за десять минут написал картину. После банкета он покажет тебе свои архитектурные чертежи — поверь, они весьма впечатляющие, — а пока я приготовил для тебя кое-что еще. Уверен, после этой демонстрации у тебя не останется никаких сомнений в его интеллектуальных способностях.

Тиран Лохоса хлопнул в ладоши.

— Приведите жреца!

Не спрашивая разрешения, Пертурабо вернулся на место. Хоть он и выглядел мужчиной, к своему креслу он прошествовал вальяжной и нелепой походкой дерзкого юнца. Мольберт торопливо унесли, а в следующее мгновение в зал вошел человек со струящимися волосами в разноцветной мантии культа Фаралкиса и, чинно держа поднятой правую руку, поклонился тиранам.

— Господа, я Родаск, — представился он, — жрец из Визеллиона.

— Ты здесь, чтобы дискутировать с мальчиком? — спросил Адоф.

— Нет, мой господин, — решительно возразил Родаск. — Я здесь, чтобы убедить его в существовании богов.

Губы кардисца скривились в ехидном оскале.

— Посланец богов сам не верит в богов? Очень смешно, Даммекос.

— Начинайте, как вам угодно, — сказал жрецу тиран, после чего бросил на принца многозначительный взгляд и откинулся на спинку трона.

Родаск одарил толпу лучезарной улыбкой человека, непогрешимо уверенного, что нащупал абсолютную истину жизни и Вселенной.

— Ты тот, кого зовут Пертурабо? — заговорил он, расхаживая при этом взад-вперед с вытянутой рукой, с которой свисали покачивающиеся складки пестрой мантии.

— Да, — ответил юноша.

— Я слышал, ты отрицаешь существование богов.

Пертурабо покачал головой.

— Я говорю, что нет доказательств их существования. Это лишь гипотеза, но не установленный факт.

— Ты понимаешь, что тем самым отвергаешь божье проявление?

— Ничуть. — Пока еще тонкий голос мальчика звучал удивительно твердо. — Я просто отталкиваюсь от твоего предположения, что боги есть. Допустим, это так — значит, я смогу подтвердить эту гипотезу вместе со всеми вытекающими путем последовательного развития моей теории. Любому богу, несомненно, такое начинание лишь польстило бы. И если они существуют, я поднимусь на гору Телеф и поклонюсь им. Если нет… что ж, тогда мои слова их не оскорбят.

Зрителей это позабавило. Пертурабо прожег толпу сердитым взглядом. Он не собирался никого веселить.

— Боги существуют сами по себе, — мягко напутствовал жрец. Им не нужны доказательства, но если ты так хочешь, они есть везде вокруг нас: в камнях на земле, в узоре дождя, в движении солнца. И даже в тебе.

— Ты называешь лишь свидетельства существования этих вещей, но не их происхождение и уж точно не их точный онтологический статус, — возразил Пертурабо. — То, что ты видишь, реально: солнце, дождь, я. Это верно.

— Вы слышите, верующие? — жрец обратился к толпе. — Наш юный гений признает деяния божьи, но не самих богов. Тогда подумай вот о чем. Торговец предлагает тебе рулон ткани из далеких земель, где сам он никогда не бывал и о которых даже не слышал. Он ничего не знает о человеке, который ее плел, не говорит на его языке и понятия не имеет о долгой и сложной истории города, в котором тот живет. Ты покупаешь это рулон. И разве он перестает существовать только потому, что ты не встречал ткача?

Пертурабо снова мотнул головой.

— Твои доводы ничтожны.

— Как так? — встрепенулся Родаск, изображая на лице святую невинность.

— Мы можем предположить, что наш рулон ткани изготовил человек, поскольку все другие рулоны, которые нам встречались раньше, были сделаны людьми. Из этого логически следует, что все рулоны ткани создаются людьми, а не, скажем, говорящими Леонидами.

Толпа снова рассмеялась. В этот раз реакция публики не показалась Пертурабо такой уж обидной.

— Наш рулон кочевал из рук в руки, — развивал он мысль дальше, — от человека к человеку. Таким образом, можно доподлинно установить существование его создателя.

— А значит, если реален дождь, реально солнце, реален ты, то и боги тоже реальны, — подхватил жрец. Люди одобрительно зашептались.

— Нет, — отрезал Пертурабо. — Распространяя эту концепцию на дождь и утверждая, что за него в ответе какие-то сверхъестественные сущности, вы заблуждаетесь. Дождь есть результат неких пока не известных нам процессов — хотя я подозреваю, дело тут в воздействии солнца на моря и конденсации водяных паров в атмосфере. Боги же непознаваемы. Нетрудно поверить словам человека о том, что ему встретился другой человек, купивший рулон ткани в городе, о котором лично мы ничего не знаем. Совсем другое дело — верить человеку, утверждающему, что его знакомый знает человека, которому повстречался бог.

При желании я могу отследить перемещения нашего рулона ткани до самого начала и даже найти его создателя. Любопытство заложено в нашей натуре. Мы подспудно выдумываем истории об этом рулоне и всем остальном, но в той или иной степени их все можно проверить. И точно так же вы рисуете себе богов, чтобы придать смысл наблюдаемым явлениям. Это похвально, но удостовериться в них невозможно. Религия — учение не скрупулезное. Мифы недоказуемы, а потому подвержены искажениям.

— Мы очень скрупулезны в нашей вере, — заявил жрец.

— Но не в мышлении. Иначе бы не стали приписывать окружающему вас миру божественное происхождение. Это лишь один из нескольких возможных вариантов.

— Но в чем тогда правда? Давай, расскажи мне о солнце.

— Это мне еще предстоит выяснить. Но здесь, в этой библиотеке, я прочел множество старинных текстов…

— Богохульных текстов, — перебил его священник.

— Старинных текстов, — спокойно, но настойчиво повторил Пертурабо, — в которых говорится, что солнце — это звезда сродни другим светилам на небосклоне, и что они кажутся маленькими из-за расстояния. Мои собственные расчеты это подтверждают.

— И на чем строятся твои вычисления? — с язвительной ухмылкой поинтересовался жрец.

— На формулах Деннивора Астрокона, — ответил мальчик.

— Они предназначены для сохранения пропорций по законам перспективы, — фыркнул Родаск. — Инструмент художника.

— У искусства и науки одни инструменты. Они — части большого целого. Проблема олимпийцев в их стремлении все разделять, разграничивать. Ваших философов хлебом не корми — дай что-нибудь классифицировать, разложить по полочкам, тем самым подрывая единство физического и метафизического. Такие надуманные деления бесполезны. Они вынуждают судить о природе вещей и явлений по инструментам, мешая увидеть саму их суть.

— А как быть с тобой? Ведь ты и есть самое наглядное доказательство существования богов. Подобных тебе больше нет. Ты не мог выйти из человеческой женщины!

— Думаю, это правда, — кивнул Пертурабо. — Все ведет к тому, что я — дитя чьего-то умысла, а не природы. Мои способности слишком обширны, а отличия от других людей слишком велики, чтобы допускать обратное.

— И все же ты настаиваешь, что тебя создали не боги. Тогда кто?

— Я — что тот кусок ткани, — сказал юноша. — Однажды я выясню, кто меня сплел, и, уверен, окажется, что это никакой не бог.

— Человеку такое не под силу! — скептически воскликнул жрец.

— Но раньше было, — возразил Пертурабо.

Наблюдая за словесной дуэлью, Адоф наклонился к Даммекосу и тихо прошептал:

— Сколько, говоришь, ему лет?

— Слухи о нем появились два года назад, — ответил тиран Лохоса. — До того была тишина — ни следов, ни намеков. Сдается мне, на его возраст и пальцев одной руки хватит.