Песни мертвого сновидца. Тератограф - Лиготти Томас. Страница 4

— Что случилось? — спросила Лесли с еле заметным волнением в голосе.

— На самом деле ничего, совершенно ничего. Но…

— Что «но»?

— В общем, дело в тюрьме. Я знаю, что казался тебе излишне самоуверенным, когда говорил, насколько тут все безопасно, и я не отрекаюсь от своих слов. Но этот человек, Джон Доу, он очень странный, как, я уверен, ты уже поняла. Да, он — совершенно точно психопат-детоубийца… и все же. Я действительно не знаю, что сказать.

Лесли удивленно посмотрела на мужа:

— Ты же говорил, что заключенные вроде него только бросаются на стены, а не…

— Да, почти всегда именно так и происходит. Но иногда…

— Дэвид, о чем ты? — Беспокойство, которое Дэвид так тщательно старался скрыть, проникло и в Лесли.

— Дело в том, что сказал Доу сегодня, когда я с ним говорил. Ничего определенного. Но мне будет гораздо спокойнее, если Норлин поживет у твоих родителей, пока мы тут решаем проблемы.

Лесли зажгла еще одну сигарету и решительно произнесла:

— Расскажи мне о том, что тебя так сильно тревожит. Я должна знать.

— Когда я расскажу, ты, наверное, подумаешь, что я тоже схожу с ума. Но ты с ним не говорила. А я говорил. Не слышала его речь. Ее особенности, вычурность. Не видела это постоянно меняющееся выражение лица. Во время сеанса у меня было постоянное чувство, словно он ведет какую-то игру, которой мне не понять, хотя я уверен, что это лишь причуды воображения. Обыкновенная тактика психопата — запутать своего доктора. Это дает им ощущение власти.

— Просто скажи мне, в чем дело, — настаивала Лесли.

— Хорошо. Впрочем, считаю, что будет ошибкой придавать этому слишком большое значение. Но сегодня в конце сеанса, когда мы говорили обо всех этих детях, он произнес одну фразу, которая мне совсем не понравилось. Он тогда снова забавлялся, разговаривал с преувеличенным акцентом — то просторечным, то немецким. И я дословно воспроизвожу его слова: «У вас-то мальчуган не озоровал бы, а вот девчушку вашу пожурить бы для острастки, нор лень, да, профессор фон Мунк?» А потом он молча мне улыбнулся. Теперь я думаю, что он просто старался сбить меня с толку. Ничего больше.

— Но эти слова, Дэвид: «девчушку вашу», «нор лень».

— Правильно, разумеется, должно быть «но», а не «нор», но я уверен, что это лишь случай дурной грамматики, не более.

— Ты же никогда не упоминал при нем о Норлин, так?

— Разумеется, нет. На такие темы я с этими людьми не разговариваю.

— Тогда почему он так сказал?

— Понятия не имею. Он обладает очень странным умом, постоянно говорит туманными намеками и тонкими шутками. Возможно, он слышал обо мне от персонала. Или все это лишь невинное совпадение.

Доктор взглянул на жену.

— Ты, скорее всего прав, — охотно согласилась Лесли, испытывая сомнительное желание безоглядно поверить мужу. — И все же я прекрасно понимаю, почему ты хочешь отвезти Норлин к моим родителям. Ничего, конечно, не случится…

— Ничего. Нет никаких причин для беспокойства. Разумеется, это тот случай, когда пациент перехитрил своего доктора, но мне на это уже наплевать. Любой разумный человек будет слегка напуган, проводя день за днем в суматохе этого места, в его почти физической опасности. Все эти убийцы, насильники, отбросы из отбросов. В таких условиях невозможно вести нормальную семейную жизнь. Ты видела, какой я был на дне рождения Норлин.

— Я понимаю. Не лучший район, чтобы растить ребенка.

Дэвид медленно кивнул:

— Когда я поднимался к ней недавно, то почувствовал себя, не знаю, словно уязвимым. Она обнимала игрушку, с ними ей лучше спиться. — Он сделал глоток из бокала. — Кстати, игрушка была новая. Ты купила ее сегодня, когда ходила по магазинам?

Лесли взглянула на мужа, недоумевая:

— Сегодня я купила только это, — она указала на коробку, лежащую на кофейном столике. — Ты о чем?

— О плюшевом Бэмби. Может, он был у нее раньше, а я просто не заметил, — ответил он, отчасти решив не продолжать эту тему.

— Если он и был у нее раньше, то не от меня, — решительно заметила Лесли.

— И не от меня.

— И я не помню, чтобы игрушка была в комнате, когда я укладывала Норлин спать.

— И тем не менее она держала ее в руках, когда я ходил наверх, услышав…

Дэвид замер. Судя по выражению на его лице, он словно обдумывал тысячу мыслей разом, словно что-то искал, лихорадочно, суетливо копошась в каждой клеточке своего мозга.

— Что случилось, Дэвид? — Голос Лесли вдруг ослабел.

— Я точно не уверен. Я словно что-то знаю и не знаю одновременно.

Но доктор Мунк уже начал понимать. Он прикрыл левой ладонью затылок, ему стало холодно. Откуда-то из другой комнаты дуло? Этот дом был не из тех, где гуляют сквозняки, — не разбитой халупой с дырами в стенах, куда ветер забирается сквозь древнюю черепицу на чердаке и погнутые оконные рамы. Снаружи действительно разбушевалась буря: Дэвид видел, как она рыщет в окне за скульптурой Афродиты, как беспокойно мечутся ветки деревьев. Богиня томно позировала, запрокинув свою безупречную голову, устремив слепые глаза в потолок или же куда-то за его пределы. Но что там было? По ту сторону пустого хрипа холодного и мертвого ветра? И сквозняка.

Что?

— Дэвид, тебе не кажется, что откуда-то дует? — спросила Лесли.

— Да, — ответил он, словно некая мысль только сейчас пришла ему в голову. — Да, — повторил он, быстро миновал гостиную, взлетел по лестнице и побежал по второму этажу. — Норлин, Норлин, — звал он, еще не добравшись до полуприкрытой двери ее комнаты.

Сквозняком тянуло именно оттуда.

Он знал и не знал.

Дэвид щелкнул выключателем. Тот находился низко, чтобы ребенок мог дотянуться. Зажегся свет. Девочка исчезла. Окно в комнате было распахнуто настежь, белые, почти прозрачные занавески трепетали на ворвавшемся внутрь ветру. На кровати в одиночестве лежала порванная плюшевая игрушка, ее мягкие внутренности были разбросаны по матрасу. Внутрь кто-то засунул скомканный листок бумаги, разворачивающийся подобно распускающемуся цветку. И доктор Мунк уже видел в его складках шапку официального тюремного бланка. Но в ней не было ничего официального. Послание не напечатали, а написали, и в этом почерке смешалось все: от аккуратного курсива до неразборчивых детских каракулей. Дэвид, казалось, целую вечность смотрел на записку, не понимая ее смысла. Но потом тот медленно проскользнул в его разум.

«Доктор Мунк, мы оставляем вас в ваших столь умелых и способных руках, ибо начнем проказничать в канавах, полных черной пеной, на задворках рая, в промозглом безоконном мраке межгалактического подвала, в пустых жемчужных завитках морей из сточных вод, в беззвездных городах безумия, в их трущобах… я и мой олененок, охваченный благоговением и восхищением. До встречи, ваш безымянный Джонатан Доу».

— Дэвид? — Доктор услышал голос жены с первого этажа. — Все хорошо?

А потом царству тишины в этом прекрасном доме пришел конец, ибо в нем зазвенел яркий и льдистый крик смеха — совершенный звук для проходного анекдота родом из какой-то малоизвестной преисподней.

Les Fleurs

^{(перевод Н. Кудрявцева)}

Цветы отосланы ранним утром.

Сегодня — а я уже думал, что этого никогда не случится, — я встретил кое-кого, о ком, думаю, могу питать надежды. Ее зовут Дэйзи. Она работает в цветочном магазине! Магазине, смею добавить, куда я нанес визит, дабы купить скорбных цветов для Клары, которая для остального мира все еще считается пропавшей. Поначалу, разумеется, Дэйзи была вежлива и сдержанна, когда я попросил чего-нибудь поярче, на могилу близкого мне человека. Вскоре я излечил ее от этой отстраненной манеры. Своим глубоко застенчивым и дружелюбным голосом она рассказала о других цветах, тех, что не несли на себе символической печати утраты. Она с радостью провела для меня экскурсию по радужному прейскуранту своей лавки. Я признался, что не знаю практически ничего о растениях и товарах, выставленных на продажу, а также обратил внимание на ее энтузиазм, выразив надежду, что хотя бы отчасти ее воодушевление вызвано моим присутствием. «О, я люблю работать с цветами, — сказала она. — Они мне кажутся такими интересными». А потом она спросила, знаю ли я о том, что у некоторых растений цветы распускаются только ночью, а отдельные виды фиалок расцветают лишь во тьме, под землей. Поток моих мыслей и ощущений неожиданно ускорился. Хотя я уже почувствовал, что передо мной девушка особого воображения, но только сейчас я увидел, насколько она необычна. А потому рассудил, что попытки узнать ее лучше будут не напрасны, как в случае с другими. «О, это действительно интересно», — заметил я, растянув губы в теплично-теплой улыбке. Последовала пауза, которую я заполнил собственным именем. Затем она сказала мне свое. «Какого рода цветы вам нужны?» — спросила Дэйзи. Я степенно попросил собрать букет, приличествующий могиле моей покойной бабушки. Прежде чем уйти, я сказал, что, возможно, еще зайду к ним, коли снова испытаю потребность в цветочных услугах. Казалось, она не возражала. С растениями в руке я, мелодично звякнув колокольчиком над дверью, вышел из магазина, после чего сразу отправился на кладбище Чэпел-гарденз. Какое-то время я искренне пытался найти надгробие, на котором по случайности было бы выбито имя моей потерянной возлюбленной. Сгодился бы даже год рождения. Я подумал, что хотя бы это она заслужила. Но порыв иссяк, и мой памятный букет принял некто по имени Кларенс.