Землепроходцы (СИ) - Шабловский Олег Владимирович. Страница 20

"Царская морда" брезгливо, как показалось Щебенкину, обмыл пальцы из серебряного рукомойника и на этом церемония целования руки была завершена.

Пара шустрых хлопцев, приволокла откуда-то невысокую обитую атласом скамейку, установили ее напротив престола и вежливо, но настойчиво усадили посла.

Дальше Костя уже действовал в соответствие с полученными инструкциями, благо эта часть церемонии была до него доведена детально. Немного помолчав для приличия, он коротенько, так минут на двадцать-тридцать принялся излагать цель посольства, а в это время пара сопровождавших его гвардейцев и местная дворня "являли" подобающие торжественному моменту подарки. А ведь и не слабые такие подарки. Было чего "являть". Два пистолета кремневых, невиданное по здешним меркам супероружие, причем выполненные в эксклюзивном варианте, специально для таких целей. Рукояти из "рыбьего зуба" с серебряной насечкой, красота. Шкурок бобровых три бочонка, казалось бы, глупости, везти русскому царю в подарок меха, ан нет, оказывается на Руси бобровый мех дороже собольего ценится. Поизвели видать предки зверя на шубы, да шапки боярские. А сахара кленового, отборного десять голов по пуду в каждой, отлитые в формах, в виде разных рыб и зверей. Эдакие, громадные леденцы. Не забыли и про пищу духовную. Подарки ведь везли христианскому государю, а значит, евангелие в обложке из тисненой кожи отпечатанное на мелованной бумаге, крупным типографским шрифтом, будет как раз к месту. И в довершении всего резной, деревянный инкрустированный все тем же моржовым клыком и серебром ларец, а в нем на мягких подушечках: высокие бокалы, зеленоватого стекла, тонкие, на длинных изящных ножках. Лучшие образцы, выпущенные стеклянной мануфактурой Кугеля и Штирлица (второго, как помнит внимательный читатель, в узком кругу друзей именовали просто Лехой Емелиным). Короче говоря, наши герои сделали все, чтобы явить предкам товар лицом, заинтриговать, вызвать интерес. И похоже, им это удалось.

Вообще-то в день аудиенции полагалось приглашать послов на обед в присутствии князя, во дворце, или же присылать угощение к ним на двор. А деловая аудиенция, гораздо более скромная назначалась лишь через несколько дней, но для Щебенкина, непонятно почему, было сделано исключение.

Все думские и свитские были отпущены восвояси, а Константина, вывели из просторной залы и отконвоировали в апартаменты поскромнее. Через некоторое время туда же соизволил прибыть и Великий Князь Московский, Владимирский и протчая и протчая…, всего лишь в сопровождении полудюжины стражников

— Садись кавалер — небрежным мановением руки скомкав пространные Костины славословия, князь указал за стол, на скамью слева от себя — чел я грамоты твои верительные, кои мне намедни передали. Сказки наместника новагородского такоже чел. Ведомо мне и про списки с замков орденских, кои через боярина Теглева воеводам моим пять лет назад передали. Но ведаю я и про то, что князем твоим приют многим ворам и разбойным людишкам новагородским даден был. Вот и понять не могу, толи господин твой дружбы моей ищет, толи вражды? Никак понять не могу.

— Дружбы государь — покосившись на застывших у входа стражников, Константин, вняв приглашению, опустился на широкую, покрытую ковром скамью. Вопрос Василия, да и тон которым он был задан, ничего хорошего не предвещал, но выхода не было. Оставалось только уповать на собственные дипломатические способности, наличие которых было под большим сомнением. Черт, ведь говорил же Ляшкову, предупреждал, что добром эта затея с посольством не кончится. Тоже нашел блин дипломата. Вот махнет сейчас деспот — князюшка ручкой, навалятся крепкие ребятишки, повяжут и в поруб, это в лучшем случае. А то могут и просто, прямо здесь прикончить. Ишь, глазищами из-под шеломов зыркают. Против полудюжины бронных дружинников у него даже до зубов вооруженного, в любом случае шансов не было никаких, а уж теперь, когда из всего арсенала при входе разрешили оставить только широкий кинжал на поясе и вовсе, дергаться смысла нет, никакого. И ведь никто не выручит, какая там посольская неприкосновенность, чихали тут на нее с высокой колокольни. Сгинул немец и сгинул, как в песне: "Дорогая не узнает…". Тьфу. Зябко поежившись от подобных перспектив, Щебенкин едва заметно повел плечами, но набравшись наглости и напустив на себя беззаботный вид, уверенно повторил — дружбы. От вражды никто ничего не выиграет, а вот добрая торговля многие блага обеим державам принесет. А что новгородцев к себе сманивали так это не от злого умысла. Тебе же лучше государь будет, если мы всех мятежников и недовольных к себе за море вывезем. Хлопот они оттуда никаких не принесут…

— Про то, что мне лучше, а чего нет, то не твоего ума дела кавалер. Ты говори, да не заговаривайся — гневно повысил голос, прервал его московский правитель, затем смерил собеседника хмурым взглядом, недовольно хмыкнул — многие блага говоришь. А ну-ка вот на сем списке покажи мне, где держава господина твоего находится. Поглядим.

По знаку князя стремительно подскочивший к столу стриженный "под горшок" отрок в серой длинной рясе проворно развернул большой пергамент, на котором в традиционном средневековом стиле, с завитушками и диковинными зверушками на полях была нанесена географическая карта.

Некоторое время Щебенкин склонившись над пергаментом, сосредоточенно с изрядной долей скепсиса разглядывал творение неведомого картографа, а потом откинулся и пожав плечами заметил: "Нет тут нашего княжества государь. Да и неверна твоя карта".

— Вот как? Не верна, значит? — московский князь выглядел искренне возмущенным — да ты знаешь, сколько за сей список фрягам серебра отвалили? Сию Ойкумену великие заморские книжники составляли, коих весь крещеный мир за ученых мужей почитает, а ты кавалер вот так сразу и увидел, что не верна.

— Вот смотри государь — деловым тоном категорично заявил Щебенкин, которого процесс настолько захватил, что он уже не обращал внимания на гневные речи и недовольную физиономию хозяина кремлевских палат — здесь с Европой, все вроде правильно, и Средиземное море и северный берег Африки, все на месте. А вот дальше хитрят книжники, или действительно не знают. Сам материк африканский он намного больше, чем тут нарисовано. Далеко на юг тянется. Португальцам уже давно про это известно, а тебе по всему видно старую карту подсунули.

— Ну, ну, материк говоришь? — задумчиво глядя в пергамент, протянул Василий — да пес с ней, с Африкой этой, что мне с нее прибытку? Ты про свою державу сказывай. Чем торговать мыслите?

Глава 10. В которой встречаются двое старых друзей

Яркие солнечные лучи играли на стеклах окна, солнечными зайчиками весело прыгали по бревенчатым стенам и нехитрому убранству великокняжеского терема. Ясность морозного утра и мирная семейная обстановка навевали самое благодушное настроение. Их величества изволили завтракать в кругу семьи.

Удобно разместившись в громоздком деревянном кресле, Ляшков развернул свежий, доставленный этим утром номер "Новорусского вестника", и, не отрываясь от процесса поглощения выставленной на стол в количестве способном прокормить роту голодных наемников снеди, погрузился в чтение.

— Не читай во время еды — Татьяна попыталась выхватить из рук мужа газету — вредно для пищеварения.

— Ничего моему пищеварению не сделается — уворачиваясь, улыбнулся Егор — к тому же только плохие новости ему вредят, а здесь их нет, все чинно и благородно.

— Удивительно, у нас и вдруг плохих новостей нет.

— Мама, а что такое пищеваленье? — четырехлетний Мишка, прекратил ковырять ложкой молочную кашу и уставился на родителей такими же как у матери огромными, зелеными глазищами — это такое валенье да? Оно вкусное?

- Пищеварения, это когда тетка Аксинья еду на кухне стряпает — рассмеялся Ляшков.

— Не морочь ребенку голову — Таня взъерошила русые волосы мужа — а ты ешь быстрей.