Моя сумма рерум - Мартин Ида. Страница 12

— Ничего. Не выспался, — я всё ещё немного обижался на Трифонова.

— Просто если и дальше с таким лицом ходить будешь, то к тебе никто не подойдет. Все девчонки тебя обсуждают. Говорят, ты симпатичный, но потерянный какой-то, — без стеснения выложила Попова. — Грустишь, что сюда переехал?

— Ничего я не грущу.

— Нет, грустишь, — она чуть ли не лежала на моей стороне парты и с любопытством заглядывала в лицо. — Такие вещи сразу видны. Да, Зой?

Услышав своё имя, Зоя вскинулась и оторвалась от телефона.

— Что?

— Я говорю: Никита симпатичный. Да?

Зоя развернулась в мою сторону и внимательно, на полном серьёзе, посмотрела. Кровь резко прилила к лицу, стало жарко, и я готов был лезть под парту.

— Да, — с лёгкостью подтвердила она. — Наконец-то у нас кроме Криворотова симпатичный парень появился.

Мое сердце подпрыгнуло. Чуть не задохнулся от радости. Значит, я ей тоже понравился.

Криворотов, сидевший на следующей парте за Зоей, одобрительно, но чересчур усердно стал гладить её по голове, и она, фыркнув что-то вроде: «Сто раз просила так не делать», принялась выкручивать ему пальцы.

— Слышь, — сзади подергали за рубашку. — У тебя девушка-то есть?

Я обернулся. Емельянова — синеволосая девчонка с бритым виском с одной стороны и длинной чёлкой с другой. В левой брови пирсинг. Подружка Поповой.

— Нет.

Я опасался, что вот-вот начнется рофл и глум. Подобные разговоры никогда ни к чему хорошему не приводят.

— Ничего, подберем. Тебе какие нравятся? Блондинки или брюнетки?

Она хитро подмигнула Поповой.

— Синие, Емельянова, ему нравятся, не сомневайся, — подал голос Тифон. — На синих парни всегда в первую очередь западают.

— Ты что ли западаешь? — тут же огрызнулась Емельянова.

— Для меня вы все на один цвет.

— А ведь и правда, — на весь класс воскликнула Емельянова, будто открытие сделала.

— Слушай, Никита, ты-то хоть девчонками интересуешься? Или мы для тебя тоже на один цвет?

— Но если даже так, — с лёту подхватила шутку Попова. — С Трифоновым дела не имей. Он, хоть и секси, но психический и злой.

— Твоя глупость, Попова, лишний раз подтверждает мою правоту, — Тифон спокойно и снисходительно улыбнулся.

После этих его слов, они обе, как с цепи сорвались и на весь класс загалдели, перебивая друг друга.

— Эй, Трифонов, когда же камминг-аут?

— Может, в одиннадцатом, наконец, порадуешь?

— Да, ладно, чего стесняешься, весь мир уже так живет.

— Боится, что его друзья-гопники узнают.

— Да все самые брутальные мужики — геи. Стетхем, Люк Эванс, парень из «Побега», даже Гендальф. Ты, Трифонов, в этом списке будешь отлично смотреться.

Они так расшумелись, что все, включая Дятла развесили уши.

Тогда Тифон насмешливо и громко сказал Лёхе:

— Ну, что за несправедливость? Почему бабам нельзя вломить, чтобы они хоть немного базар фильтровали?

— А если ты ещё будешь угрожать, — вредным голосом заявила Емельянова. — То я скажу директрисе, что ты нифига не толерантный.

— И тебя из школы выгонят, — добавила Попова.

— И тогда Ярову проспоришь.

Они специально по-всякому задирали его, зная, что сделать им он ничего не может. Лёха тоже это понимал, поэтому не влезал, просто сидел и молча угорал, похлопывая Тифона по плечу, чтобы тот не нервничал.

Класс оживился. Отовсюду посыпались шутки и смешки.

Вдруг, спокойно сидевший перед нами Яров внезапно поднялся и вышел в проход между партами.

— Вам сказали читать, вот и читайте, а кто ещё рот откроет, вылетит за дверь, Ясно?

У него был уверенный, ровный голос и красивое, но слишком серьёзное лицо. Народ сразу послушно притух.

Одна только Емельянова, непокорно, но негромко тявкнула:

— Ой, как страшно.

— А ты, — Яров резко развернулся к ней, — вылетишь первая, потому что я, в отличие от некоторых, толерантен и гендерных различий не делаю.

Емельянова злобно зыркнула, но промолчала, угроза подействовала. Только стоило ему вернуться на своё место, как она снова намеренно громко зашептала Поповой:

— Меня глючит или сейчас Яров за Трифонова заступился?

В ответ Попова только передернула плечами. После наезда Ярова ей продолжать не хотелось, да и во всем классе повисла какая-то неприятная, выжидающая тишина.

Я посмотрел на Тифона. Он сидел вроде бы глядя в учебник, но желваки играли, румянец разгорелся больше обычного, взгляд уперся в одну точку. Мощная волна негативного напряжения, окатила всех.

Лёха с непривычно серьёзным лицом толкнул Трифонова под локоть. Но тот резко отдернул руку.

По соседнему ряду снова пополз шепоток. Глупая шутка грозила вот-вот перерасти в какой-то серьёзный конфликт.

— Мне рыжие нравятся, — неожиданно сам для себя сказал я. — Как Трисс Меригольд и Эми Адамс.

— Какой шаблон, — моментально откликнулась Емельянова. — Сразу ясно, что с фантазией у тебя слабо.

— А вы знаете, что? — спешно продолжил я. — Говорят, что в будущем, приблизительно лет через сто, рыжеволосые люди совсем исчезнут.

— О, Миронова, через сто лет ты исчезнешь, — подал голос прыщавый парень, сидевший рядом с Емельяновой.

— Через сто лет мы все исчезнем, — сказал я.

— Ну, потомки там какие-нибудь, дети. Выходит у Мироновой дети рыжими не будут уже.

— Дурень, они по-любому не будут у неё рыжими, — Попова снова оживилась. — Они же с Нинкой крашеные.

— Оль, — Зоя посмотрела на неё осуждающе. — Кончайте выпендриваться уже.

— В будущем люди вообще все одинаковые будут, — сказал кто-то из третьего ряда. — С маленькой головой, длинными руками и темнокожие.

— О, походу Малыгин человек будущего, — подхватили другие там же сзади.

Этот Малыгин возмутился, и они все наперебой начали обсуждать его.

И тут Трифонов встал. Тишина воцарилась мгновенно, точно по мановению волшебной палочки. Но он просто достал из рюкзака сигареты и вышел из класса. Лёха вскочил, хотел побежать за ним, но в дверях столкнулся с Натальей Сергеевной:

— А ты куда? Подожди. Сейчас Трифонов придет и сходишь. А то знаю я ваши перекуры.

— Да я не курить, честно, — попытался отмазаться Лёха, но она всё равно заставила его вернуться на место и начала объяснять новую тему.

Минут через семь Трифонов вернулся. Уже улыбающийся и расслабленный. От него повеяло свежестью и туманом. Но Наталья Сергеевна ничего не сказала.

Докапываться же Попова не прекратила. Много болтала и бесконечно кокетничала. Они с Емельяновой, похоже, решили принять меня в свою компанию. Но от таких я всегда шарахался, как от огня. У мамы подруга была — тётя Надя. Очень активная, ничего не стесняющаяся, наглая и язык без костей. Все её стервой называли. Прямо в глаза. Прозвище такое у неё было, которым она страшно гордилась. «А Стерва приедет?», «Мне Стерва звонила», «Стерва сказала»… Когда я был маленький думал, что это фамилия. А теперь понял, что — состояние души.

Поэтому после уроков, чтобы не идти домой с ними, я сказал, что мне нужно сходить в медицинский кабинет, насчет карты из старой школы. Это было почти правдой, просто саму карту из дома я не взял. Так что пришлось немного побродить по школе, чтобы убедиться, что они действительно ушли, и от нечего делать заглянул в столовую.

Там, за длинным дальним столом сидели Лёха, Тифон и Зоя.

Такой шанс упускать нельзя было. Я купил Сникерс и чай, походил, как дурак по полупустому залу, типа выбираю место, и уже собрался сесть за другой столик, как Лёха всё-таки помахал рукой.

Перед парнями стояли пустые тарелки из-под борща и ещё нетронутое второе: пюре с котлетой. Зоя, сидевшая напротив них со стаканом компота, подвинулась на лавке. Я сел, и они в молчаливом ожидании дружно уставились на меня.

Что говорить, никак не придумывалось.

— Так, чего там с этим телефоном? — наконец, спросил Трифонов с той доброжелательной небрежностью, которая меня так подкупила в первый день нашего знакомства.