Моя сумма рерум - Мартин Ида. Страница 41
— Никита, привет, нам очень нужна твоя помощь. Достань, пожалуйста, снотворное. И побольше.
— Вы чего это там надумали?
— Это для хозяйки и мужика её. Донимают, сил нет. У нас было, но кончилось. Со снотворным хоть ночевать не так страшно.
Я вспомнил жуткое голосовое сообщение.
— Я подумаю, — мне на ум пришла Аллочка. Она же врачиха, и можно было бы попросить у неё выписать что-нибудь такое. — А когда нужно?
— Чем скорее, тем лучше.
— Хорошо, я позвоню, если найду.
— Приезжай обязательно с Драконом. Аня очень просит. И привези сигареты и Чупа-чупс.
Я сунул мобильник в карман и вернулся к Зое.
— Твоя девушка? — она с любопытством посмотрела снизу вверх.
— Просто знакомая. Просила снотворное достать. А где я его найду?
— У меня было какое-то. Мама в прошлом году пила. Хочешь, поищу?
Стоило, конечно, сразу отказать Яне, но из-за того, что я так и не рассказал про их отца, муки совести терзали каждый день. Так что уже лучше было съездить и отделаться от этой проблемы раз и навсегда.
— Можно.
— Тогда пойдем, — Зоя протянула руку, чтобы я помог ей встать, а стоило мне схватиться, рывком поднялась и неожиданно оказалась прямо перед моим носом.
— Ты расстроен? — участливо заглянула в глаза.
Её лицо было так близко, что я мог слегка наклониться и сразу же коснуться её губ. Но отчего-то замешкался, и она, быстро подобрав рюкзак, зашагала в сторону тропинки.
Был ли это какой-то знак, или я сам себе что-то надумал, трудно сказать. Зоя не отличалась кокетством, однако, я успел уже заметить, что своё расположение Тифону и Лёхе она выражала по большей части щипками и тычками, в то время как со мной держалась совсем иначе.
Возле её подъезда нас ждал неприятный сюрприз. Вальяжно развалившись на лавке, покуривал Дядя Гена.
Заметив его, Зоя занервничала и хотела уйти, я тоже не жаждал встречаться с ним снова, но Дядя Гена подсек нас и развязной, шатающейся походочкой пьяного человека подвалил. Грубо оттолкнул меня, схватил Зою за локоть и оттащил в сторону для разговора. А пока я раздумывал, стоит ли вмешаться, и что я ему скажу, он, поняв, что деньги Зоя ему не даст, ушел.
Мы поднялись в квартиру, и там, из темноты коридора, нам навстречу выползла не менее перепуганная Нина.
Оказалось, что до этого Дядя Гена долго ломился к ней в дверь. Я поинтересовался, почему они в полицию не заявят, и Нина ответила, что мама уже несколько раз заявление на него писала, но это бесполезно.
Минут двадцать я просидел у них на небольшой, но уютной кухне с двумя узкими оранжевыми диванами и квадратным столиком между ними, как в залах фаст-фуда, болтая на всякие отвлеченные темы типа кино, просто чтобы успокоить. Нина была дёрганная и настороженная, а Зоя бледная, как полотно, и лёгкая дымка её глаз превратилась в непроглядный туман.
Очень хотелось обнять её, пожалеть и, может, даже наподдать этому Дяде Гене. Если бы я, конечно, мог. Поэтому спросил, почему они не пожалуются Тифону. И Зоя сразу стала умолять ни в коем случае ему про это не рассказывать, потому что он обязательно побьёт Дядю Гену, и тогда у него будут огромные неприятности.
Перед моим уходом она всё же немного поискала снотворное, но не нашла и пообещала, что если найдет, принесет в школу.
========== Глава 17 ==========
Когда я думаю о будущем, то никогда не представляю себя кем-то конкретным. Не потому что не хочу, а просто не вижу, я же не знаю, каким буду, поэтому и представить не могу. Ведь наш мозг может отображать только то, что уже видел. Даже во сне, когда кажется, что снится кто-то незнакомый. На самом деле это просто лицо из толпы, которое ты где-то встречал, но не запомнил. Зато мозг успел.
Так вот, когда я думаю о будущем, то никаких конкретных картинок у меня не возникает, и это не мысли вовсе, а смутные, интуитивные ощущения. Очень тёплые и немного восторженные. Будто наполненные ранним летним утром у бабушки Гали в деревне. Когда я просыпаюсь ни свет ни заря, распахиваю окно, а там уже вовсю кипит жизнь, и птицы заливаются, и роса на траве, и солнце светит тепло, но ещё не жарко, и небо такое чистое, что почти бесцветное. Воздух свежий-свежий, чуточку холодный, но приятный. А по деревянному полу, кровати, обоям уже разлились солнечные лучи и старательно согревают всё кругом. И так сильно пахнет зеленью, что отчего-то хочется вскочить и бежать далеко-далеко, неизвестно куда, потому что там, где-то впереди, тебя ждет нечто очень хорошее и прекрасное.
И когда меня спрашивают про будущее, чего бы я хотел, то никогда толком не могу объяснить, потому что хотел бы просто бежать к тому самому хорошему и прекрасному, надеясь, что оно есть. Чувствовать обдувающий летний воздух и заряжаться его энергией, чтобы мчаться дальше.
Один раз, поддавшись такому порыву, я так и сделал, выпрыгнул прямо в окно и рванул через задний двор к дикому полю, хотел через него до самого леса добежать.
В первый момент, пока по садовым дорожкам несся, такое радостное упоение было, что словами не передать, а как выскочил за забор, сделал пару шагов, вдруг сообразил, что я босиком, и что бежать по полю без обуви оказывается очень тяжело и больно. Так что решил вернуться и надеть кеды. А пока ходил, встретил бабушку и долго объяснял, чего вскочил в такую рань, а там бежать перехотелось.
Поэтому я считаю, что будущее — не конечная цель, к нему нельзя прийти или добежать. Будущее — это тот самый бег, то восхитительное чувство ожидания счастья. Будущее прекрасно именно тем, что оно недостижимо. Чего нельзя сказать о прошлом. Каким бы расчудесным оно не было, потому что всё уже случилось, и если там было нечто очень хорошее, то думать об этом ещё грустнее. В точности, как со старыми фотографиями.
Какой толк в том, что бабушка берет их и с умилением начинает восторгаться: ах, какая я была молодая, ах как мне шло то платье, ой, и Никита какой хорошенький был, и Дима с Таней такие счастливые, это когда в Симферополе отдыхали? Какой смысл в том, что она была молодая, и что мама с папой были счастливые, и что мы отдыхали в Симферополе и были одной семьей? Какой во всем этом толк? Ничего уже никогда не вернется. Может, если бы я тогда, в том времени, знал и понимал, как оно всё обернется в будущем, то и радовался тому, что было. Тогда радовался, но не сейчас.
Я долго валялся в кровати с этими неясными мыслями и чувствами, пока в комнату с громким возгласом: «Как? Никита! Ты ещё спишь?» вдруг не влетел взбудораженный Дятел.
— А в чем проблема? Сегодня суббота.
— Именно. Субботник же!
Вот, черт. Я реально забыл про субботник. Полежал ещё немного и решил забить на него, но не тут-то было.
— Быстрее! Вставай, — заладил Дятел, натягивая какие-то ещё более страшные, чем обычно, штаны.
— Ты иди, а я не хочу.
— Нельзя. Наталья Сергеевна будет ругаться.
— Тебе-то что? Какое тебе до меня вообще дело? — я снова начал злиться. — Можешь уже раз и навсегда отвалить?
— Могу, но не хочу, — каким-то особенно вредным голосом сказал Дятел. — Я обещал папе, что буду помогать тебе.
Я аж в кровати сел.
— Помогать? Мне? Ты? Эта шутка смешнее всех приколов Криворотова.
— Собирайся, пожалуйста, а то я скажу бабушке, и она сама придет тебя поднимать.
— Какой же ты всё-таки дятел.
Приятную утреннюю расслабленность, как рукой сняло. Удивительная способность у человека — бесить.
— Почему это я — дятел?
— Да потому что задолбал уже всех.
Но от него отскакивало, как от бетонной стены, — выдвинул ящик тумбочки и гордо показал надкусанный Сникерс.
— Меня вчера Трифонов поблагодарил, что я его от Сталины Августовны спас, — и после некоторого молчания добавил: — А ты предложил глупый химический баттл и подставил нас.
— Вот, поэтому ты дятел. Потому что не врубаешься ни во что.
— А ты? — неожиданно нагло ответил он. — Ты врубаешься?
Тогда мы оба начали собираться наперегонки и одновременно вылетели из дома. Зато до школьного двора я добежал гораздо быстрее.