Как я тебя... ненавижу (СИ) - Воробьёва Татьяна. Страница 50
Андрей Владимирович, хотя теперь просто Андрей, откатывается в сторону, не выпуская меня из объятий. Я лежу на его груди, слушая стук сердца, а он гладит меня по волосам.
Я закрываю глаза, чувствуя, как слезы текут по щекам. Почему я плачу?
Мы оба молчим. Я не хочу слов. Слова убивают. Разрушают сказку, возвращая в реальность, а реальность жестока, и мне не хочется обратно. Опекун, кажется, тоже это понимает, и, не прерывая молчания, гладит меня по спине и волосам. Я закрываю глаза и чувствую, как сон забирает меня к себе, и, находясь на пороге сновидений, я чуть сильнее сжимаю плечо любимого, а он легонько целует меня в лоб.
13 глава. Затяжное падение
Я проснулась и долго лежала, не двигаясь и не открывая глаз. Хотелось снова заснуть, снова провалиться в мир сновидений, где нет ничего, кроме иллюзий, но разум и память играли против меня и поспешили в красках напомнить о вчерашнем вечере и ночи. От осознания того, что это было наяву, глаза открылись сами собой. Я резко села в кровати. Андрея Владимировича в постели не оказалось.
Я не знала, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, я чувствовала себя покинутой, а с другой - не знала, как смотреть мужчине в глаза после произошедшего. Любая девушка, думая, как это будет в первый раз, мечтает об особенном вечере, перетекающим в прекрасную ночь, с бокалами шампанского и лепестками роз на постели. Любимым и клятвами в вечной любви.
Мечтают-то мечтают, но реальность - это далеко не мечты. Мечтала бы о таком я? Не знаю, сейчас я разучилась мечтать.
За первым воспоминанием пришли и другие.
«В пустыне найден труп женщины…», - слова снова резанули по сердцу, и я упала на постель, не в силах сдержать слез. Молотила подушку кулаками, словно та была виновата в произошедшем, а слезы все лились.
Тут я почувствовала, что чьи-то руки схватили меня за плечи и заставили подняться. Я уткнулась Андрею Владимировичу в грудь, отчаянно вцепляясь пальцами в его руки. Он гладил меня по голове, что–то говорил, пытаясь успокоить.
Истерика закончилась так же резко, как и началась. Я отстранилась от мужчины и, стараясь не смотреть ему в глаза, поплотней закуталась в простыню.
- С тобой все хорошо? – спросил мужчина.
Вопрос звучал нелепо в наступившей тишине.
«Нет, со мной далеко не все хорошо», - подумала я, но промолчала - к чему говорить о том, что и так видно, пустая трата кислорода. Я встала с кровати.
- Мне звонил Борис Игнатьевич, - медленно сказал Андрей Владимирович.
Я стояла к опекуну спиной, поэтому он не мог видеть моего лица, но заметил, как я напряглась.
- Камилла, нам надо поговорить, - произнес он как можно осторожнее.
- Я хочу в душ, - проигнорировав его слова, сказала я и, не оборачиваясь, как можно быстрей вышла из комнаты и тут же заскочила в ванную, до того, как мужчина успел меня остановить.
Закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной. Сил не было. Казалось, что я только что пробежала стометровку. Кафельный пол был обжигающие холодным для босых ног. Я подошла к раковине и включила воду.
Зеркало отразило бледное лицо, обрамленное копной спутанных волос, красные заплаканные глаза. Словно я сама уже оказалась не живой, а лишь призраком, тенью себя прежней. Не в силах больше смотреть на себя, я в ярости схватила первый попавшийся по руку предмет и кинула в зеркальную поверхность. Зеркало жалобно звякнуло и осыпалось осколками прямо в раковину. Я смотрела на осколки: крупные, острые куски. Моя рука сама потянулась к одному из них, пальцы осторожно прошлись по острому краю.
Одно движение - и боль исчезнет. Боль, растерянность, чувство пустоты внутри. Пальцы сильнее сжали осколок, я почувствовала, как острый край впивается в мою ладонь. Развернув вторую руку, я посмотрела на переплетение вен под тонкой кожей. Одно движение, и… Боль от порезанных пальцев заставила меня очнуться, я откинула осколок от себя. Тот, расколовшись на несколько еще более мелких, откатился к двери.
- Камилла, все хорошо? – услышала я голос Андрея Владимировича за дверью.
- Да, - отозвалась я, сжимая ладонь в кулак, чтобы остановить кровь. Красные капли текли по руке тонкими струйками.
«Неужели я только что чуть не порезала себе вены?! Не покончила с собой?!», - я не могла поверить в реальность происходящего. Страшный сон, затянувшийся кошмар. Родители мне этого никогда не простили бы. Замотав головой, чтобы отогнать страшные мысли о смерти, залезла в ванну. Струи воды помогли хоть как-то расслабиться и отогнать ненужные мысли. Найдя бинт в шкафчике, я замотала порезанные пальцы, одела халат.
Выйдя из ванной, услышала шум с кухни. Андрей Владимирович пытался приготовить завтрак.
- Хочешь есть? – спросил мужчина, ставя на стол тарелку с яичницей.
- Нет, - покачала я головой.
Есть действительно не хотелось.
- Ты должна поесть, - уже строже произнес он.
Спорить было бесполезно - я послушно села за стол, стараясь не «светить» пораненной рукой, но опекун все равно заметил.
- Что произошло?
- Зеркало разбилось, - ответила я, пристально разглядывая тарелку.
- Нужно будет обработать рану, - сказал он, разливая кофе по кружкам.
Я промолчала. Повисшая тишина давила. Хотелось убежать.
- Камилла, - начал Андрей Владимирович, - я очень сожалею о твоей маме. Это поэтому ты вчера была такой? – вопрос звучал, как утверждение.
Мужчина откашлялся, словно подавился. Я молчала.
- Борис Игнатьевич сказал, что все документы о переправке, - он замолчал на секунду, а потом тише продолжил, - он подготовит, но нужна будет твоя подпись.
Каждое его слово прожигало меня насквозь, отнимая воздух. Вилка ударилась о тарелку, а я, словно маленький ребенок, заткнула уши. Не хочу ничего слышать и знать ничего не хочу.
«Ну, пожалуйста, пожалейте меня», - взмолилась я про себя. - Вырвите сердце. Заберите все чувства!»
Слезы покатились по щекам сами собой, грозя перерасти в очередную истерику. Андрей Владимирович, увидев мою реакцию, встал и подошел ко мне. Уже привычное тепло объятий помогало успокоиться. Мужчина нежно провел по моей спине и волосам. Тело тут же отреагировало на ласку. Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.