Безмолвные воды (ЛП) - Бриттани Ш. Черри. Страница 8

— За последние дни ты не произнесла ни слова, Мэгги Мэй, — отчитывала меня мама. — Ни единого слова. Нас с папой это пугает, — ее карамельного цвета волосы были рассыпаны по плечам, и она непрестанно заправляла их за уши. А если не это, то пальцами с безупречным маникюром проводила по предплечьям, расчесывая кожу. Она была охвачена беспокойством и ходила по комнате все быстрее и быстрее. Хотелось бы мне, чтобы папа был дома, а не на работе. Обычно у него получалось сдерживать ее панику.

— Что там произошло, Мэгги? — спросила она. — Что ты делала там, в лесу? Мы с отцом предупреждали тебя… Мы просили не уходить одной.

Я вцепилась пальцами в край матраса и опустила голову.

— Это было позже разрешенного времени, — прошептала она дрожащим голосом. — И я умоляла тебя не выходить из дома после того, как зажигаются уличные фонари, не так ли? — она начала заикаться, что странно, потому что у мамы всегда была четкая сдержанная речь. — Я… го-говорила, что т-ты не должна выходить из дома поздно вечером, Мэгги Мэй.

Я приоткрыла губы, чтобы заговорить, но слова не шли. Мама отвернулась, прикусив нижнюю губу, а затем, скрестив на груди руки, она направилась ко мне. Я отвела от нее взгляд.

— Посмотри на меня, Мэгги, — приказала она.

Я покачала головой. Несколько слезинок скатилось по моим щекам, и я задрожала всем телом.

— Мэгги, когда я прошу посмотреть на меня, ты должна слушаться, — в ее голосе звучала паника, как если бы она боялась, что ее маленькая девочка пропала и больше никогда не вернется.

Возможно, так и было.

Мне хотелось настолько глубоко уйти в себя, чтобы никогда не вспоминать, как это было, никогда не ощущать этого, не чувствовать боли, не быть сломленной, не дышать. Глаза болели от длительного бодрствования, но эта боль была ничем по сравнению с болью в моей груди.

В ушах все еще звучали крики той женщины. Перед глазами стояла четкая картина того, как она борется за свою жизнь. А в душе все еще ощущалось близкое присутствие чудовища.

Еще несколько слезинок скатились по щекам, и я вздрогнула всем телом.

— О, дорогая, — воскликнула мама, пальцами приподнимая мой подбородок, чтобы я посмотрела на нее. — Постепенно, по словечку, расскажи мне, что случилось. Что произошло с тобой в том лесу?

Краем глаза я увидела в коридоре Келвина и Брукса, слушающих наш с мамой разговор. Прислонившись к стене, они смотрели на нас. Во взгляде Брукса было столько отчаяния, что, кажется, больше просто не может быть. Ладони Келвина были крепко сжаты в кулаки, которыми он постоянно бил стену позади себя. Мама проследила за моим взглядом и, когда заметила мальчиков, те поспешили уйти. Не уверена, что далеко. В последние дни эти двое не отходили от меня.

Однако, с Шерил все было наоборот. Та, казалось, боялась приближаться ко мне и вела себя так, словно у меня какая-то болезнь, и она может заразиться от одного взгляда в мою сторону. В одну из ночей я слышала, как она плакала из-за того, что ей пришлось пропустить выступление на танцевальном концерте. Это произошло по моей вине, потому что мама и папа не хотели от меня отходить.

— Мэгги Мэй, — прошептала мама.

Я отвернулась от нее, и она снова вздохнула.

— Пожалуйста, Мэгги. Расскажи. Я не пойму, как тебе помочь, пока ты не расскажешь, что случилось, — она снова и снова умоляла меня сказать ей хоть что-то, но я не могла. Мое горло пересохло. Может, стоит выпить ледяной воды. Мне нужно что-то, чтобы снять это оцепенение. Что-то, что заставит слова слетать с моих губ. Но я не могла пошевелиться.

— Я не понимаю! Не понимаю, почему ты не разговариваешь со мной. Ты должна рассказать мне, детка, потому что мне в голову лезут самые худшие предположения. Тебя кто-то обидел? Кто-то… — она не могла произнести это слово, но я поняла, о чем она спрашивала. — Просто расскажи, что случилось, даже если кто-то причинил тебе боль, дорогая. Я не буду осуждать тебя, клянусь. Мамочка просто хочет узнать, причинили ли тебе боль, — она с трудом сглотнула. — Если это так, то, милая, просто кивни. Ты можешь сказать мне, — прошептала она. — Помнишь, мы говорили о правилах безопасности? Что ты не должна позволять людям прикасаться к тебе? И что если бы такое случилось, ты должна обязательно рассказать маме и папе? Это случилось? Я имею в виду… знаю, что врачи тебя обследовали, но результаты… для этого нужно время. Кто-то… — она снова запнулась.

Я опустила голову. Тот незнакомец не изнасиловал меня физически, а я понимала, что спрашивает она именно об этом. Но несмотря ни на что, откровенно говоря, он изнасиловал меня всеми другими возможными способами.

Он изнасиловал мою наивность.

Мою юность.

Мой голос.

Он украл почти все во мне, когда я стала свидетелем его ужасного поступка и когда он пытался покончить со мной.

Он украл почти всю мою душу.

Тем не менее, я покачала головой. Физически он меня не насиловал.

Мама облегченно вздохнула и согнулась пополам в неконтролируемых рыданиях. Она дрожала всем телом и закрывала лицо руками, из-за чего ее слова было трудно разобрать.

— Почему ты молчишь? — спросила она.

Потому что мне нечего сказать.

— Я думаю, достаточно, Кэти, — прозвучал голос отца.

Я подняла взгляд и увидела стоящего в дверях папу — он смотрел на меня и на маму. Должно быть, он пораньше вернулся с работы, чтобы позаботиться о ней. Когда он был рядом, маме всегда становилось лучше. Она подошла к нему, и в ту же секунду он обернул руки вокруг ее худенького тела. Он что-то прошептал ей на ухо — видимо, слова оказались правильными, потому что мама перестала плакать и согласно кивнула в ответ. Через несколько минут она сказала, что ей нужен воздух, и вышла из комнаты.

Папа подошел ко мне, опустился на колени и одарил меня кривой улыбкой.

— Мэгги Мэй?

Да, папочка?

— Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, — сказал он и прикоснулся носом к моему в эскимосском поцелуе. — И все будет в порядке. Знаешь, почему?

Я покачала головой, и он продолжил:

— Потому что никто из нас не одинок. У тебя есть семья, которая тебя любит и всегда будет с тобой. Договорились, шалунья?

Договорились, папочка.

Он улыбнулся, как будто услышал слова, которых я не произносила.

— Как насчет того, чтобы попозже сходить за замороженным йогуртом? Думаю, нам полезно будет выйти и прогуляться. Что скажешь?

Да.

Он улыбнулся шире, как будто снова меня понял. Может быть, родители всегда знают, о чем думают их дети. Возможно, это некое шестое чувство. Я была благодарна за эту папину сверхспособность.

Он ушел проверить маму, а я осталась в их комнате — сидя на пуховом матрасе, я позволила себе утонуть в его мягкости. Свесив ноги и откинувшись на спину, я закрыла глаза. В последнее время мои уши улавливали малейший звук поблизости — начиная от шума ветра, шелестящего в яблонях на заднем дворе, и заканчивая жужжанием мухи, летающей в ванной дальше по коридору. Я открыла глаза еще до того, как Брукс успел произнести хоть слово. Я услышала его мягкие шаги, приближающиеся ко мне. Поступь Келвина всегда была тяжелой, словно весь свой вес он переносил на каждый шаг. Брукс же ступал более мягко, словно шел по полу на цыпочках. Мне стало интересно, всегда ли его шаги были такими, или он стал так осторожно ходить в последние несколько дней. Не буду врать, раньше я не обращала внимания на звук его шагов. А теперь удивлялась тому, как много, оказывается, не замечают люди, которые слишком много болтают.

— Мэгги, ты в порядке? — спросил он, останавливаясь в дверях. Я не стала садиться, но повернула в его сторону голову. Наши взгляды встретились, и он засунул руки глубоко в карманы джинсов. — Келвин и твой отец во дворе — проверяют, как там мама. Она попросила, чтобы я ушел домой, и я согласился, но не мог уйти, не повидав тебя. Я могу что-то для тебя сделать?

Я пожала плечами, и он нахмурился.

— Можно мне войти? — спросил он. Я кивнула, и он нахмурился еще сильнее. Брукс присел на кровать, а потом откинулся на спину и лег рядом со мной. Моя голова была по-прежнему повернута к нему, и теперь мы оказались лицом к лицу.