Записки успешного манагера - Прыткина Эмилия. Страница 29

— Вот я и подумал, на фига я тебе такой нужен, старый алкоголик От меня все равно толку не будет.

Стоп. Что-то я не пойму. Значит, он все-таки не гей?

— Ты не старый, ты очень даже замечательный. Ты добрый, талантливый. А выпить я и сама люблю. Для меня пол-литру водки раздавить, как два пальца обоссать, — лихо сказала я.

Про водку я, конечно, загнула.

— Да? А по тебе не скажешь, — удивился Швидко.

— Слушай, не томи уже, а? Ты что мне хотел сказать, что ты старый пьяница? Да? Ты поэтому меня на концерт пригласил? — возмутилась я.

— Нет, не поэтому, ты мне нравишься.

— Ну?

— Давай, это, может, попробуем, может, что-то у нас и получится? — сказал Швидко и нежно посмотрел на меня.

Этот взгляд я буду помнить всю жизнь. Никто и никогда не смотрел на меня с такой нежностью, такой надеждой и любовью.

— Поцелуй меня, — сказала я.

Швидко наклонился, и мы слились в долгом, жадном поцелуе. Домой мы возвращались поздно вечером. Он обнимал меня за плечи, гладил мои волосы и целовал руки. Перед подъездом крепко обнял меня и прошептал:

— Как же я счастлив!

— Я тоже, — ответила я и поцеловала его.

Зашла домой. Руки дрожат, ноги дрожат. В голове туман. На столе записка от мамы: «Мы поехали в гости. Борщ в холодильнике. Майкла уже выгуляли. Придет Армен — передай ему, что он негодяй».

Хорошо, что никого нет дома. Стала названивать Нане. Дозвонилась не сразу.

— Нана, Нана, мы поцеловались, он не гей. Он меня любит! — заорала я.

— Надеюсь, ты не подала виду, что тоже его любишь? — спросила Нана.

— Подала, еще как подала. Сказала, что уже давно мечтала о том, чтобы он меня поцеловал.

— Это ты зря. Мужчины не любят таких женщин. Надо быть недоступной, он должен стремиться покорить тебя. А ты сразу сопли распустила.

— Знаешь, Нана, ты вот ведешь себя таким образом, а что-то не заметно, чтобы кто-то хотел тебя покорить, — разозлилась я.

— Как хочешь, но когда он тебя бросит, не жалуйся. Спокойной ночи, — сказала Нана.

Я включила музыку и стала танцевать. Топала так, что прибежала соседка снизу и сказала, что наша семейка доведет ее до инфаркта.

— То собака у вас лает, то братец воет, а теперь еще и музыка грохочет и кто-то топочет как слон! — крикнула она.

— Сейчас выключу, — ответила я и вырубила магнитофон.

Все просто замечательно! Какой сегодня хороший день! Надо отметить его в календаре. В этот день человек, которого я люблю, поцеловал меня.

Зазвонил телефон.

— Ало, — сказала я.

— Я люблю тебя, солнышко, — сказал Швидко.

— Я тоже, Сереженька, — ответила я.

— Спокойной ночи.

— Спокойной.

Не стала дожидаться ни братца, ни родителей. Легла спать и заснула самым крепким сном на свете. Я счастлива! Господи, спасибо тебе за все.

День сороковой

Проснулась оттого, что кто-то толкал меня в бок. Открыла глаза. Надо мной стоит мама и хохочет:

— Вставай, иди посмотри в окно.

— Там что, инопланетяне за папой прилетели? — спросила я.

— Да нет, круче, — ответила мама.

Подошла к окну. На поле перед домом гуляет Васька с тремя маленькими поросятами. На каждом поросенке собачий ошейник и поводок. С Васькой разговаривает папа, вышедший на прогулку с Майклушей. Майкл обнюхивает поросят и фыркает.

— Ну что? — спросила мама, когда папа вернулся.

— Ничего, говорит, что будет их выращивать. Поселил в свободной комнате, купил капусты и морковки на корм.

— А потом что?

— Ну, сказал, что пока будет растить, а там видно будет, — ответил папа и уткнулся носом в книжку про инопланетян, которую он приобрел вчера.

Позвонила Ольке, поинтересовалась, как дела.

— Вчера вечером приехал Ваня.

— Поговорили? — спросила я.

— Поговорили, сказал, что я очень сильно изменилась, — вздохнула Олька.

— Так держать! — подбодрила я.

Прибежала на работу. Фотограф расставил на моем столе тарелочки с огурцами, установил свет и снимает. Намекнула ему на то, что я пришла и хочу поработать. Фотограф поднял голову и сказал, что творческий процесс он не может прервать даже ради меня.

— Мне часа два еще поснимать, а потом я освобожу ваш стол.

— А почему именно на моем столе? — поинтересовалась я.

— А он у вас какой-то особенный, я его как увидел, так сразу решил, что буду снимать здесь или не буду снимать вообще.

Мимозина отвела меня в дизайнерскую и предложила поработать на компьютере Швидко.

— Пусть снимает, а то ты его знаешь, еще убежит на крышу с этими огурцами, что тогда делать?

— Ладно, — уступила я.

Фотограф старался не два, а целых три часа. Раскладывал огурцы то веером, то крест-накрест, насаживал на вилку и заставлял офис-менеджера держать ее под определенным углом, залез на табуретку и чуть не упал, надкусил пару-тройку огурцов и разбросал по столу, в общем, творил шедевр. К концу третьего часа вытер пот со лба и отнес тарелку с огурцами в дизайнерскую. Народ налетел на огурцы, и уже через минуту на тарелке сиротливо лежали три малюсеньких огрызочка. Но и они вскоре исчезли. Не побрезговал ими пришедший позже всех Швидко, который побрился, надушился и даже постирал свой засаленный свитер.

Банки с помидорами и грибами Мимозина спрятала в холодильник и приказала офис-менеджеру караулить их и не отдавать даже Мишкину.

— Даже если скажет, что с работы уволит, не позволяй вскрывать, нам еще их снимать завтра, — грозно изрекла она.

— Мне-то что, сделаю замечание, если увижу, конечно, а если не увижу — не сделаю. Я не затем сюда на работу устраивалась, чтобы холодильники стеречь.

Нет, ну вы посмотрите, какая нахалка! Я бы в свою бытность офис-менеджером промолчала и берегла бы банки как зеницу ока, а она вредничает.

Благо из своего кабинета выскочил директор Пробин и сказал, что, ежели из холодильника пропадет хоть одна помидорка, хоть один самый маленький опеночек, он лишит офис-менеджера месячного жалованья.

— Распустились тут! — грозно сказал он.

— Кто еще распустился, — прошипела ему в спину офис-менеджер. — Сидит весь день порнуху смотрит в Интернете.

— Я изучаю сайты конкурентов! — выпалил директор и хлопнул дверью.

Подошла к Мишкину и предложила ему покурить. Он согласился. Поинтересовалась, как поживают его коты. Мишкин сказал, что вывел блох, почистил всем уши и кастрировал самого старшего.

— Сам? — удивилась я.

— Нет, врача вызывали, — вздохнул Мишкин. — Он, гад, клавиатуру мне пометил.

— За такое не то что кастрировать, за такое мордой об стенку надо, — выпалила я.

— Не, мордой нельзя, я кошечей люблю, хочешь, тебе подарю одного?

— Спасибо, у меня собака.

Вот и пообщались, называется, а о деле не поговорили. Пришла к Мимозиной и спросила у нее, стоит ли разговаривать с Мишкиным на предмет переделки эскизов сайта для слабоалкогольщиков.

— Сейчас пойду проверю, в каком он расположении духа, — сказала Мимозина и убежала в дизайнерскую.

Вернулась и выпалила:

— Зеленый свет, иди общайся.

— А как ты догадалась? — поинтересовалась я.

— А я по его ауре почувствовала, что он готов к разговору, — ответила Мимозина.

Хорошо Мимозиной: подошла к человеку, постояла рядом — и сразу знает, стоит с ним разговаривать или нет. Не то что я, тыкаю наугад. Зря она, конечно, не хочет меня учить своей волшебной практике. Ну да ничего, схожу на книжный рынок, куплю себе брошюрку, в которой популярно написано, как воздействовать на человека. Завтра же и схожу, вот только у Наны узнаю, что покупать, она просто не может этого не знать.

Подошла к арт-директору и слово в слово пересказала наш диалог с Грачом: и про нас, рекламистов, которых он насквозь видит, и про одинаковые эскизы, и про возврат денег.

— Чего-о-о? — взревел Мишкин. — Да пошли они на фиг! Да будь я самым последним пидорасом, если я хоть что-то переделаю! Да они мудаки! Ни фига не понимают в дизайне, а туда же лезут! Мой ответ «нет». Нет и все!