Смерть знает, где тебя искать - Воронин Андрей Николаевич. Страница 17

– Порядок?

Слышалась возня. Но разве могла слабая Катя противостоять крепкому мужчине?

– Пособить? – Григорий перекинул ногу через спинку и тоже оказался в грузовом отсеке.

Илья прижал Катю коленом к покрытому деревянной решеткой полу и держал за руки. Он даже не затыкал девушке рот, та молчала от ужаса.

– Только пискни, мигом голову отверну! И Катя поняла, это не простая угроза, он так и сделает. Заскрипел, затрещал моток клейкой ленты, и Григорий с гнусной ухмылкой на лице залепил пленнице рот. Илья придерживал Катю за волосы.

– Ноги стяни.

Лишь когда мужчина стал обворачивать ее лодыжки веревкой, Катя с отчаянием принялась вырываться. Ей удалось высвободить одну ногу, и девушка каблуком заехала Григорию в лоб. Но это была ее первая и единственная победа. Тут же Илья ударил ее наотмашь по лицу. Из рассеченной брови потекла кровь, залила глаз, и девушка обмякла.

Григорий завязывал узел долго и старательно. Он так сильно затянул веревку, что узел стал твердым, как камень.

– Руки теперь – за спиной? – поинтересовался Григорий.

– Спереди не стоит, зубами перегрызет.

– Мы же ей рот залепили.

– Вот-вот…

Катю посадили, руки связали быстро, больно. Повалили на деревянную решетку и прикрыли куском брезента. Девушка беззвучно плакала. Если бы она даже захотела встать, то не смогла бы. Ноги ей связали, начиная с колен, а руки – до локтя.

Машина качнулась и покатилась по шоссе. Мужчины несколько минут молчали, лишь переглядываясь, подмигивали друг другу. На лбу у Григория появилась шишка, он все искал, что бы такое приложить. Но ничего холодного в автомобиле не находилось, даже бутылка с минеральной водой была горячей, будто ее наполнили из только что вскипевшего чайника.

– Сучка! – сказал Григорий. – Будто это ей помогло! Могла бы быть и повежливее. Мы-то ей пока ничего плохого не сделали. А теперь придется, я ей не прощу.

Сзади послышалось сдавленное мычание. Катя слышала их разговор, но что к чему, понять пока не могла.

В голове проносились страшные мысли, но сконцентрироваться хоть на какой-нибудь из них, довести до логического завершения девушка не могла. Ей хотелось кричать, истошно вопить, звать на помощь. Но как закричишь, если рот заклеен, а руки связаны?

Ей показалось, что она задыхается и теряет сознание. От слез заложило нос, дышать было неимоверно тяжело. Да еще этот пыльный брезент, сквозь который почти не проходил воздух. Она повернулась на живот, уткнулась лицом в решетку.

От металлического пола поднималась пыль. Пол был горячий, и пыль – горячая, словно под машиной развели костер. Запах роз смешивался с запахом бензина. Прежняя жизнь в одно мгновение улетела куда-то далеко в прошлое, как улетает бумажка, выброшенная в окно мчащегося автомобиля.

«Господи, Господи! – мысленно произносила Катя. – Помоги мне! Помоги!»

– Глянь, не сдохла она там? – сказал Илья, обращаясь к брату.

Григорий перегнулся, поднял край брезента. Катя лежала, уткнувшись лицом в решетку.

– Эй, ты живая?

Катя судорожно дернулась.

– Живая, живая.., это хорошо. Представляешь, привезти домой труп? Мама обиделась бы.

«Господи, – опять подумала Катя, – при чем здесь мама? И что они со мной собираются делать? Если бы они меня хотели изнасиловать, то сделали бы это прямо в машине. Лучше бы они меня изнасиловали сразу! Я бы даже не сопротивлялась, я готова на все! Только бы они меня не убили, только бы оставили живой!»

Машина сбавила ход, свернула направо и начала подрагивать, подскакивать на ухабах. Сейчас уже Илья не ехал так осторожно, как с цветами, сейчас он гнал. За машиной поднималась серая, густая пыль. Слева тянулась деревня, за ней на поле паслось стадо. Пастух курил, голубоватый дымок его папиросы был очень хорошо виден из машины. Микроавтобус промчался, затем свернул еще раз вправо, понесся к дому, огороженному высоким бетонным забором.

У коричневых железных ворот, на деревянной скамейке сидела Наталья Евдокимовна Вырезубова. Она уже все глаза проглядела, ожидая сыновей.

"Раз так быстро мчатся, значит, не с пустыми руками”, – женщина поднялась и стала настежь отворять ворота.

Автомобиль, немного сбросив скорость, влетел в ворота и резко замер. Женщина аккуратно свела створки и задвинула засов и, вытирая руки о фартук, подошла к автомобилю.

– Ну? – глядя на Григория, спросила она, а затем всплеснула руками. – Что это с тобой, Гриша?

– А, бывает. Ты же знаешь, иногда случаются производственные травмы.

– Ой, покажи!

Она осмотрела лоб Григория, делала это так, словно Григорию было лет пять или шесть. Затем подула на его шишку, послюнявила указательный палец и провела по нему, нарисовав на шишке крест.

– Все пройдет. Как говорится, до свадьбы заживет. Григорий осклабился, Илья хихикнул.

– Мам, а может, мы его сегодня и женим, а? Мы как раз девчонку притащили.

– Сейчас посмотрю, – Наталья Евдокимовна сама открыла заднюю дверь микроавтобуса, заглянула.

– Сейчас, мама, покажем.

Григорий сбросил кусок брезента и, схватив Катю под мышки, легко приподнял. Девушка обезумевшими от страха глазами смотрела на седовласую женщину с аккуратно уложенной вокруг головы косой.

– Худая, – сказала Наталья Евдокимовна. У Кати хлынули слезы, как у фокусника, хлынули ручьями, побежали по щекам. Эти слезы вызвали у людоедов прилив веселья. Даже на тонких, похожих на щель, губах Вырезубовой появилась улыбка.

– Ты что, обиделась на моих мальчиков? Напрасно, напрасно, голубушка. Ничего плохого они тебе не сделают.

– Пока не сделаем… – пробурчал Григорий.

– Ты это брось, брось, – принялась увещевать сына Наталья Евдокимовна. – Поверни-ка ее спиной! – Наталья Евдокимовна оглядывала девушку, как мясник оглядывает овцу, которую надо освежевать, подвесив за ноги. Даже пощупала. – Ничего, бывали и хуже, – удовлетворенно произнесла она.

– Ну что, мама, мы ее сразу туда?

– Это уж как водится…

Катю вытащили из машины. Она сидела возле заднего колеса, испуганно и затравленно озираясь.

«Что делать? Что делать? – билась в голове, как птица в клетке, одна и та же мысль. – Руки связаны, ноги связаны, рот заклеен, даже на колени встать, пожалуй, не смогу.»

Но она попыталась это сделать и тут же упала на бок – веревки впились в тело. Девушка издала стон и попыталась втянуть в себя воздух так, чтобы пленка попала между зубов. Это ей не удалось. Рот был заклеен мастерски.

– Сейчас переоденемся, мама, и спустим вниз. А вы посидите, посторожите, мало ли чего, вдруг собаки погрызут?

Псы уже крутились рядом. Они ходили вокруг машины, к девушке не приближались: как-никак хозяева рядом. Но издалека нюхали и облизывались.

Минут через десять появились мужчины в спецовках. На них были оранжевые комбинезоны, а на ногах – кроссовки. Если бы им еще бейсбольные шапочки на головы, то они походили бы на мойщиков автомобилей с дорогой автозаправки.

– Ну давай, брат, бери.

– Пошли вон, живоглоты!

Собаки хотели приблизиться к Кате, но, услышав приказ, попятились.

Псы показались девушке абсолютно не страшными, а вот люди – вся троица – вызывали у Королевой немой ужас, немой в прямом и в переносном смысле. Все, что она видела и слышала, не поддавалось никакому определению, и словами ее чувства выразить было невозможно.

Григорий наклонился, взял девушку за ноги. Илья подхватил под мышки, и вдвоем они понесли Катю к большой стеклянной оранжерее. Мать уже открывала дверь. Она же сдвинула поддоны с землей и уже хотела наклониться, чтобы поднять крышку, но Илья заботливо остановил.

– Мамочка, вам нельзя поднимать тяжелое. Мы сами. Он небрежно сбросил свою ношу и легко поднял тяжелую крышку люка. Из подземелья потянуло холодом и запахом плесени.

– Ты лезь вниз, – сказал Григорий, – а я подам ее тебе в руки – сбрасывать не стоит.

Мать стояла и смотрела, как управляются сыновья. Она любовалась ими – высокие, сильные, а самое главное, послушные. Не пьют, не хулиганят, не то что деревенские парни, которых никогда не увидишь трезвыми, которые родителей в грош не ставят.