Эксперимент Эйвери Шоу (ЛП) - Орам Келли. Страница 30

Эйден забил на кровь, бегущую из носа, и уставился на меня.

– Что?

– Эйвери любит тебя, недостойный ты ублюдок. Если кто и влюбился за последние месяцы, так это я.

Я уселся обратно на стул. Теперь я понимал, почему Эйвери выглядела такой утомленной после ссоры с Эйденом. Такая ярость истощает и физически, и морально.

– Я люблю ее, Эйден.

Так-то. Я неделями отказывался это признавать, но больше не было смысла отрицать.

– Ты… – Эйден побледнел, и не думаю, что от потери крови.

Я в бессилии вздернул плечами.

– Сейчас она в депрессии из-за тебя. Это началось в тот вечер, когда ты ворвался на ее день рождения. Я несколько недель пытался ее растормошить. Перепробовал все возможное, но ничего не помогло. Эйвери не хотела меня. Никогда.

У меня раскалывалась голова и уже не осталось сил на разборки.

– Пойду-ка прилягу.

ГЛАВА 13

ПРИНЯТИЕ

Эйвери

Я знала, что в преодолении стадий горя в конце концов доберусь до сюда, но не планировала так раскисать. Депрессия была у нас в роду. Мне уже доводилось с ней сталкиваться, поэтому я заверяла себя, что не позволю ей взять верх. Но вот в чем беда с депрессией. Иногда ее нельзя контролировать. Она подкрадывается к тебе незаметно.

Я понимала, что она приближается. Почувствовала это, когда отказалась пойти на танцы с Грейсоном, но внезапно она накрыла меня с головой, и поверхности я больше не видела. Все было так плохо, что казалось, подавленность зародилась во мне с самого начала.

Сейчас была середина марта. С моего дня рождения прошло уже больше месяца. А я даже не заметила. Я так упивалась горечью, что толком не осознавала, насколько погрязла в депрессии, пока одним субботним утром мама не разбудила меня и не отправила к врачу.

После сеанса психотерапии и того, как мама купила прописанные мне антидепрессанты, настроения разговаривать с ней у меня не было, так что по возвращении я сразу скрылась в своей комнате.

В два часа я проснулась от того, что кто-то присел ко мне на кровать.

– Эйвери?

Его тихий голос был таким робким, а еще и одним из моих любимейших звуков во всем мире. Это был голос, который я знала как свой.

– Эйден? – Я села и, увидев его лицо, едва не вскрикнула. – Что с тобой случилось?

Парень безразлично пожал плечами.

– Я разозлил Грейсона.

– Это дело рук Грейсона? Да у тебя на лице живого места нет!

Эйден поморщился.

– Я крепко его разозлил.

Мне не нравилось, что это меня беспокоит, но Эйден выглядел ужасно. Половину его лица покрывали синяки, а нос распух вдвое. Я не могла поверить, что Грейсон его ударил.

– У тебя сломан нос?

– Несильно. Врач сказал, все заживет само.

Исчерпав тему синяков, я больше не знала, что сказать. Я понятия не имела, что Эйден делает в моей комнате и хочу ли его тут видеть. Стало как-то неловко, суматошно.

На улице залаяла собака, развеивая повисшее между нами тяжелое молчание. Эйден собрался с мыслями и сказал:

– Пойдем со мной в Музей естественной истории. Родители подарили мне годовой абонемент на день рождения. Я еще ни разу им не пользовался.

Я так и думала.

– Мне мама подарила то же самое.

– Знаю. Они думали, что нам бы захотелось пойти вместе.

Я не могла разобраться в своих чувствах. Меня охватил целый спектр. И в ту минуту победила горечь.

– Должно быть, купили их давным-давно.

Эйден встал и принялся расхаживать по моей маленькой спальне в подножьях кровати.

– Вообще-то, я предложил купить их нам за неделю до нашего дня рождения, – прояснил он. – Когда в тот день родители подарили мне абонемент, я хотел пойти пригласить тебя, побыть с тобой только вдвоем.

От его слов мне почему-то стало больно, пришлось даже закрыть глаза, чтоб не расплакаться. А затем я кое-что поняла.

– Это тогда твои родители сказали, что я уехала на склоны с Грейсоном.

Эйден явно не хотел это обсуждать. Он остановился и цепко поймал мой взгляд.

– Пойдем со мной в музей.

Мне хотелось принять приглашение. Как бы я ни злилась, никогда не могла ненавидеть Эйдена. И он, очевидно, это знал, иначе не пришел бы сюда. Я безумно по нему скучала, но сейчас боялась до жути, так что дала заднюю.

– Я сегодня не в настроении для музея.

– Знаю. У тебя уже месяц ни для чего нет настроения. Но я все равно прошу тебя пойти. И буду умолять, если придется.

– Нет.

– Почему? – настойчиво спросил Эйден. – Потому что у тебя депрессия? Потому что ты меня ненавидишь? Потому что хочешь мне отомстить?

Хорошие причины для отказа, только останавливали меня не они. Я покачала головой, но его взгляд требовал ответа.

– Потому что я тебя боюсь. Не верю, что ты не обидишь меня снова.

Мое признание его опустошило. Он подошел к окну и, уставившись в него, едва слышно произнес:

– Я это заслужил.

В комнате вновь воцарилось долгое молчание.

Эйден заметил мой новый дневник на столе и, прочитав надпись на обложке, с вопросительным взглядом приподнял его.

Мои щеки запылали.

– Грейсон подарил мне его на день рождения, – пробормотала я. – Длинная история.

Ничего не ответив, Эйден положил дневник обратно и посмотрел на большой коллаж из пробковой доски, который теперь висел над столом. Это единственное, что изменилось в моей комнате с тех пор, как Эйден был здесь в последний раз. Все началось с набросков для эксперимента, но после того, как мы с Грейсоном стали гулять по разным местам и заниматься всякой всячиной, превратилось скорее в коллекцию сувениров.

На нем было все: от распечаток наших очков игры в боулинг до петелек от наших банок из-под «Ред Булла», приклеенных на карточку в форме сердца. И бесконечное множество фотографий. С занятий в научном клубе и с баскетбольных игр Грейсона. Куча снимков с вечеринки и моего дня рождения, а еще несколько моих любимых случайных кадров нас с Грейсоном.

Эйден стоял ко мне спиной, поэтому считать реакцию по его лицу не представлялось возможным, но наблюдать за тем, как он изучает коллаж, было неловко. Я столько всего сделала без него. Глядя на эту доску, он наверняка решил, что я стала совершенно другим человеком.

– Я планировала использовать его в качестве наглядного пособия на научной ярмарке. Этакий забавный фон для декларации самого исследования, но теперь, похоже, он мне не пригодится. «Эксперимент Эйвери Шоу» приостановлен – и, скорее всего, на неопределенный срок.

Эйден наконец обернулся и посмотрел на меня.

– Почему? – осторожно спросил он.

Я пожала плечами.

– Научная ярмарка в следующие выходные. Не думаю, что есть шанс закончить в срок. Я не знаю, как достигнуть последней стадии горя, да и мой партнер, похоже, махнул на меня рукой.

– Мой нос с этим бы не согласился, – пробормотал Эйден, коснувшись ушибленного лица.

Я хотела спросить, почему Грейсон его ударил – подозреваю, что из-за меня, – но Эйден сработал на опережение:

– Какая последняя стадия горя?

Мои щеки вновь опалило румянцем.

– Принятие, – прошептала я, скосив глаза на колени. – Надежда.

В ответ тишина.

Когда я наконец подняла голову, поймала на себе знакомый взгляд. Эйден пожевывал верхнюю губу, словно раздумывая, стоит ли делиться своими мыслями. Он всегда так делал, когда нервничал.

– Что? – спросила я.

Он провел рукой по волосам и снова присел на кровать.

– Может, ты просто искала ответ не в том месте.

Мне не хотелось ему говорить, что я вообще не занималась поисками. Я бросила это с месяц назад. Но сейчас он меня заинтересовал.

Эйден слишком хорошо меня знал. И понимал, что эффективнее будет сыграть на моей аналитической натуре, чем на раздражении, подкупе или чем-либо еще. Он «разыгрывал научную карту», как назвал ее Грейсон, поскольку знал, что я не смогу устоять.

– А поконкретней? – протянула я.