Экспедиция идет к цели (Приключенческая повесть) - Колесникова Мария Васильевна. Страница 51

На небе висело распаренное малиновое солнце. Накамура держал на коленях маузер и мог бы отсюда перестрелять всех, но понимал, что это бессмысленно. Только бы не заметили их с Бадзаром!.. Провал… Как явиться на глаза к своему начальнику полковнику Макино? Впрочем, он привык к поражениям. Под Хасаном сам император потерпел поражение и все его штабы…

Они сидели в камнях до темноты, предаваясь своим горестным размышлениям.

При свете луны добрались до перевала. Мутно-зеленая мгла окутывала соседние вершины. Повсюду торчали острые скалы, матово-свинцовые в неверном ночном свете. Слышно было, как внизу, в долине, выла собака. Странный звук долетел откуда-то из Гоби.

— Автомашина идет, — сказал Бадзар, поглядывавший на юг. — Экспедиция, должно быть, возвращается. Присядем за камнями — пусть проезжают.

Они спрятались и стали ждать. Вскоре в мертвенно-бледном свете луны увидели автомашину, с трудом поднимавшуюся на перевал. Сбоку шел Сандаг, придерживаясь рукой за борт.

Ненависть к этому человеку снова заклокотала в Бадзаре.

— Новую жизнь приехал строить… скрутить меня захотел! — зло проворчал он и поднял кольт.

Поравнявшись с Бадзаром и Накамурой, машина остановилась, Аракча выскочил из кабины. Сандаг что-то спросил у водителя.

— Дотянем! — бодро отвечал Аракча.

Из кузова выпрыгнули Тимяков, Пушкарев, Валя и Долгор. Должно быть, решили размяться.

Бадзар следил за каждым движением Сандага. «Сейчас ты умрешь, враг моего сына и мой враг… Еще скрутим вас всех…» — подумал он, прицеливаясь. Что бы ни делал Сандаг, все это касалось Бадзара, в какой-то степени ущемляло его. От Сандага шла спокойная, уверенная сила. Бадзар ясно видел фигуру Сандага — ученый стоял к нему боком. И все же Бадзар опустил револьвер.

— Не могу… — прошептал он.

— Бежим вниз, — сказал Накамура. Он вынул маузер, прицелился и выстрелил.

Бадзар успел заметить, как Сандаг покачнулся, сделал два шага по направлению к тем камням, за которыми они прятались, и упал. В следующую минуту Бадзар уже бежал за японцем. Он часто спотыкался, но отставать было нельзя.

«Теперь ты накрепко пристегнут ко мне… — думал на бегу капитан Накамура. — А с тобой и твой сынок, именем которого мы будем требовать объединения Внутренней Монголии с Внешней, но без народной власти. Настоящая игра еще только начинается, полковник Макино! Вы скоро узнаете, на что способен Накамура…»

Сандага, истекающего кровью, бережно подняли, уложили на войлоки в кузове машины.

— На полной скорости в лагерь! — крикнул Тимяков Аракче.

Дорога была скверная, каменистая, каждую минуту машина могла сорваться в пропасть. О какой скорости можно было говорить сейчас, когда мотор натужно ревел, а колеса беспрестанно буксовали… Только бы выдержали скаты, только бы не сдал мотор!..

Теперь сама жизнь начальника экспедиции, председателя Ученого комитета, члена правительства, зависела от искусства шофера, и чувство огромной ответственности заставляло сердце Аракчи сжиматься от страха.

И когда дорога пошла под уклон, он облегченно вздохнул: можно гнать вовсю!..

Ворвались в лагерь, растолкали спящего радиста:

— Срочное сообщение в Улан-Батор! Врача…

…Откуда люди узнают обо всем, что случается за десятки и сотни километров от их затерянных в горах и степных просторах стойбищ и кочевий? В степи нет телеграфа. Но даже в далекой Мухур-Нурской долине уже наутро знали, что ранен Сандаг, что Бадзар и Накамура бежали. Знали также, что из Дунду в лагерь экспедиции приехал врач, вытащил из тела Сандага две пули, но жизнь начальника экспедиции все еще в опасности. Из Улан-Батора вылетел самолет с врачами-профессорами и знаменитым советским хирургом.

Сандаг лежал в своей юрте на брезентовой кровати. Тимяков строго-настрого наказал Лубсану никого не пускать к раненому. Старик вооружился берданкой и накрепко уселся у дверей юрты.

Весть о событиях в сомоне всколыхнула весь аймак. Со всех концов в лагерь понаехали араты. Были здесь и охотники с гор, вооруженные винтовками, и кочевники из далекого урочища Баинхобур, потрясавшие допотопными луками и колчанами со стрелами. Они раскинули возле лагеря экспедиции свои рваные, закопченные май-ханы, варили в огромных казанах мясо, с утра до вечера пили жирный соленый чай и, казалось, обосновались здесь надолго. Работникам Министерства внутренних дел едва удалось спасти от расправы перепуганных насмерть заговорщиков. Напрасно Накамура боялся подхода регулярных правительственных частей — в них не было необходимости. Изменнический заговор был раздавлен аратами, вставшими на защиту своей новой жизни.

…Могучий организм Сандага брал свое, он быстро поправлялся. Через неделю он уже мог сидеть и приказал пустить к нему аратов. Кочевники вошли в юрту без шума и обступили койку.

— Ну, как твой скот, Янжаб? — спросил Сандаг у приземистого, широкоплечего парня.

Янжаб улыбнулся.

— Поправляйтесь и приезжайте к нам в гости, — сказал он. — Дагба, который работал у вас в экспедиции, кланяется вам.

— Передай Дагбе мои наилучшие пожелания.

— А мы тоже решили организовать артель, — вступил в разговор Буянтын Сунук. — Председателем выбрали Ренчина.

— Передай мой привет Ренчину и всем твоим землякам. На следующий год обязательно заеду, взгляну на вашу артель. Полезное дело.

Вперед протискался древний Санжежаб. Приблизившись к Сандагу, старик покачал головой.

— Это все дело рук Бадзара, — сказал он. — Дурной человек. Когда же переведутся эти золики?! Не дают людям жить спокойно. Вот возьми подарок. — Он протянул Сандагу табакерку из дымчатого камня: это была самая дорогая вещь для старика.

Сандаг не захотел огорчать старика отказом и принял табакерку. Всякий подарок требует ответного подарка. Сандаг снял с решетки бинокль и передал старику. Санжежаб надел ремешок на шею, потом снял его и вернул бинокль.

— Ты большой охотник, Сандаг. Тебе нужны зоркие глаза, а я уже редко выползаю из пещеры. Руки дрожат, плохо держат винтовку.

Ему припомнились молодые годы, когда он без устали бродил по сопкам, и он снова покачал головой.

При помощи Долгор и врача Сандаг выходил из юрты и часами сидел на солнцепеке. Иногда просил девушку спеть что-нибудь. И пока та пела тягучую степную песню, он смотрел на горы, на парящих в небе орлов, и в эти минуты ему казалось, что человеку не так уж много надо для полного счастья. Но потом усмехался. Он знал, что для пытливого ума человека нужно очень и очень много: сколько вопросов еще надо решить! Думал он и о судьбе Долгор. Мир этой девушки ограничен пока ее степью, и она вполне счастлива. Потом она увидит Улан-Батор, станет учиться — это будет ее вторым рождением. Долгор узнает, как велик мир, и каким маленьким тогда покажется ей родное кочевье!..

Отношения Долгор и пограничника Тумурбатора как-то ускользнули от внимания Сандага, а возможно, даже подметив их взаимную симпатию, он не придал ей того значения, какого она заслуживала. Ему хотелось, чтобы все молодые люди тянулись к знаниям, учились. Сам он не был женат и, постоянно занятый своими делами государственного значения, пока не встретил девушку, которую смог бы полюбить. Женщины, оказавшиеся в одном обществе с ним, как-то робели, всем он казался слишком уж ученым, строгим, недоступным. На самом же деле он был человеком веселым, общительным, даже иногда озорным. Он хотел счастья всем, а о своем как-то не заботился.

И вот теперь, лежа на брезентовой кровати, он сочинил для Долгор ее будущее, где все было учтено и продумано. Кроме ее любви к Тумурбатору, оставшемуся на погранзаставе.

— Кем бы ты хотела стать? — допытывался Сандаг. — Геологом, врачом, агрономом?

Она смущалась.

— Когда я был маленьким, то хотел стать объездчиком лошадей, — говорил он. — Потом мне захотелось учиться. Все должны учиться. И ты тоже. Поедешь с нами в Улан-Батор? И твоего брата Чимида возьмем.