Не ты (СИ) - Резник Юлия. Страница 25

— Дим… Мне ведь ничего такого от тебя не нужно… — заметила Мура, рисуя пальцем узоры на обтянутой кожей молочного цвета панели. Самохин ее ручку перехватил, поцеловал костяшки пальцев:

— Я знаю, солнышко. И от этого тебя баловать хочется еще сильнее. Я буквально чувствую, как зудят мои пальцы… Избавь меня от этой напасти! Поехали…

Маша только пожала плечами и улыбнулась. В конце концов, если ему так хочется, то почему бы и нет? Что за бестолковые принципы?

Самохин привез их в огромный торговый центр. Мура такие старалась избегать, потому что под пристальным взглядом вышколенных, зачастую надменных консультантов всегда чувствовала себя замарашкой. А вот с Димой за руку — это ощущение пропадало напрочь. Сам того не зная, он вселял в нее уверенность. Одним своим солнечным теплым взглядом.

Поскольку шопинг Маша не особо любила, тот завершился, едва ли не начавшись. В первом же магазине она отобрала три очаровательных комплекта, и заартачилась, когда Дима мужественно предложил походить еще. Зачем, если ей все понравилось? Сдержанное платье в деловом стиле, брючная тройка с легким топом и пиджаком с короткими рукавами и еще один ансамбль с юбкой. Ей этого хватит — за глаза. На период отпуска основного секретаря — так точно.

— Можно туфли посмотреть… и сумочку, — нерешительно протянула она, — только давай передохнем.

— Да мы же только начали!

— А я уже устала. Не люблю я эти магазины. Странно, да?

— Ну, тогда, и правда, пойдем, где-нибудь перекусим.

— Я бы только кофе выпила… Вон, смотри, KFS.

— Маш, ну какой KFS?! — возмутился Самохин, — здесь, что, ресторана нормального нет? Чтобы зёрна нормальные, арабика, там, рабуста… чтобы кофе вкусный…

Мура остановилась. Они были разными. С разным опытом, багажом и достатком. Но она не собиралась давать этой разности ни единого шанса.

— Ну, какие зёрна, Дим? Разве они делают кофе вкусным?

Он остановился посреди длиной галереи, не обращая никакого внимания на снующих вокруг людей, и она замерла.

— Я так понимаю, что ты твердо уверена, что главный секрет не в этом? — смерив ее нечитаемым взглядом, поинтересовался Самохин.

— Не в этом. Совсем, — покладисто согласилась Мура. — Вкусным кофе делает компания. И, знаешь, я уверена, что сегодня он будет просто божественным.

Дима не представлял, как у нее, такой молоденькой, получалось вот так запросто укладывать его на лопатки. Как ей так легко и естественно удавалось озвучивать сложное! Расставлять акценты, выплескивать свою глубину… Одним словом, одним взглядом выбивая из него все дерьмо. Отправляя в тартарары все его убеждения и представления о жизни.

— KFS?! — переспросил, откашлявшись.

— Или ресторан… Как тебе будет угодно, — прошептала Маша, — вкусно будет везде. Обещаю.

В итоге они остановили свой выбор на приличной чешской кондитерской. Сели за столик, обставившись пакетами с одеждой, и сделали заказ. Маша — сидящая напротив, ее аккуратные пальчики в его руках и смеющиеся глаза — вот, о чем он мечтал всю ту чертову неделю. Хотя, мечтал — это громко сказано. У него даже на это времени не было. Но каждый раз, закрывая глаза, — он ее перед собой видел, прям как сейчас. Вот только тогда Самохин и предположить не мог, как много она для него станет значить. Пару суток прошло, а он…

— Маша?

— Мама?

Самохин вскинул взгляд. Стоящая перед ним женщина была старше его самого лет на десять, хотя он, признаться, побаивался, что они с ней будут ровесниками.

— Ну, здравствуй.

— Здравствуй. А ты здесь какими судьбами?

— Тетя Таня вытащила… Представишь своего… эээ?

На секунду Маша замешкалась, растерянно глядя на Диму, а тот встал и кивнул головой:

— Дмитрий Самохин. Очень приятно.

— Взаимно, Дмитрий, ну, а я Машина мама. Елена Александровна. Вот… вышла немного развеяться. Так устала — сил моих нет! Ты, наверное, и не в курсе, беглянка… Знаете ли, Дмитрий, Маша у нас в бегах, дома не живет. Долгожданный ребенок, разбалованный… Так вот, Машенька, папа твой в больницу слег. Операция ему нужна.

Женщина еще что-то говорила, но Самохин уже на нее не смотрел. Он с каким-то беспокойством наблюдал за Машей. Сначала она была равнодушна, потом немного растеряна, а потом… Ее глаза потухли. В мгновение ока она закрылась на все замки, и Дмитрий не понимал, что послужило тому причиной.

— Какая операция?

— Ну, ты как с луны свалилась, Маш! Конечно же, на спине! И ведь все может закончиться довольно плачевно! Никто не дает никаких гарантий! — женщина с намеком подняла брови, а после снова обратилась к Самохину, — Владимир на заводе здоровье подорвал… Столько ему, бедняжке, вкалывать приходилось, чтобы Машеньку поднять. Тяжелое было время… Вот и грыжу заработал межпозвонковую… А Маша ведь нам даже не звонит…

К концу разговора Самохина стало подташнивать. И так тревожно стало за Машку, которая, опустив глаза к тарелке, с остервенением ковыряла свой вишневый штрудель, что он все, что хочешь, отдал бы, лишь бы только прекратить это все.

— Извините, к сожалению, мы торопимся… — не выдержал Дима. Не было у него никаких сил смотреть на Машкины мучения. Самому физически больно было от ее поникшего вида, — Маша вам позже позвонит, и вы все обсудите.

Самохин бесцеремонно встал из-за стола, провожаемый удивленным Машиным взглядом, подхватил пакеты с пола и скомандовал:

— Пойдем, Маш. Не дай бог, те лодочки синие разберут.

Елена Александровна пыталась что-то возразить, а между тем маска любезности, которую она нацепила, шла трещинами. Он мог поклясться, что видел, как сквозь нее проступает ее истинное лицо. Дмитрий совсем не знал эту женщину, но уже заочно ее ненавидел.

— Какие лодочки, Дим? — широко распахнув глаза, поинтересовалась Маша, когда они отошли на приличное расстояние. А он, до этого тащивший ее, как паровозик, вдруг замер, бросил чертовы пакеты на пол.

— Красивые синие лодочки. Под твое новое платье. Я, кажется, их видел… вот там.

Маша качнула головой, демонстрируя, что все поняла, а потом прошептала тихонько:

— Спасибо…

— Я их еще не купил, — вымучил улыбку Самохин.

— А я не про туфли, Дима. Спасибо, что прервал мои мучения. Я как-то не научилась еще… Странно, правда?

— Нет! — отрезал Дмитрий, — пойдем, там, правда, туфли красивые…

Он на нее не давил и не спрашивал ничего. Ни в магазине, ни когда домой приехали. Не потому, что не было интересно. Ему просто не хотелось лишний раз теребить рану, которая, он видел, была глубокой. Единственное, что Дима мог сделать в сложившейся ситуации — быть рядом. Заботиться о ней, любить… И ждать, когда она найдет в себе силы заговорить. Если… если такое вообще случится.

— Я все испортила сегодня, — прокомментировала Маша, без особого внимания глядя в телевизор.

— Глупости какие…

— Правда?

— Конечно… — Самохин пожал плечами и после короткой паузы добавил: — Может быть, расскажешь?

— Да что тут рассказывать? Мать… Она… мне кажется, она никогда меня не любила. Всегда недовольная, всегда с претензией…

— Она тебя… била, или…

— Нет, — Маша покачала головой. — Нет. Она… унижала скорее. Словами. И требовала-требовала-требовала… У меня голова кругом шла, и так страшно было не соответствовать… Я была дерганой и забитой.

Самохин слушал молча. Иначе… иначе бы все равно ничего хорошего не сказал. О той твари, что Машку родила.

— Иди сюда!

Маша пересела ему на колени, но лицо, по уже сложившейся традиции, прятать не стала. Напротив, прямо смотрела. Не мигая даже:

— Я уже отболела, Дима. Жалеть меня не нужно. Просто жаль, что так и не научилась уходить от ее атак… на мое душевное здоровье. А у тебя хорошо вышло, — улыбнулась она, гладя Самохина по колючей щеке.

— Мне ее ударить хотелось, — признался тот.

— А вот это — совершенно зря. Лучше меня поцелуй!

— Поцелуй… — передразнил Самохин, — а как потом остановиться?

— А зачем это делать? — в свою очередь поинтересовалась Мура, на что ее мужчина громко простонал: