Путь на восток (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс". Страница 31

— Вам легко спрашивать, а мне их принимать пришлось и гнев начальственный гасить! Вот, кстати — Вам бумага! — вытащил из кармана кителя сложенный вчетверо лист бумаги и со скрытым злорадством протянул мне — приказано вручить лично, как только приедешь! Приказывают сразу же, по прибытии, явиться в штаб Обороны города! — ухмыльнувшись выпалил он. Удивлённо посмотрел на Мазурова: и с чего это такая реакция? С чего такая радость во взоре: предвкушает как командира будут строить по стойке смирно?! Очень странно… Взял лист, развернул. Точно — приказ… Явиться в штаб. Срочно. И подпись: генерал-лейтенант………… Ладно: такого чина послать без всякого повода — это уже не моветон, это нарушение субординации. Тут к нам подбежала Грета Мюллер; козырнула, отдышалась, выпалила возбуждённо:

— С приездом товарищ командир! Как съездили? А сама радостная!

— Нормально съездили товарищ старший лейтенант, только скучно было без вас! — улыбнулся в ответ — но с другой стороны: всё внимание делу и помощь высокопрофессиональных медиков почти не понадобилась — некогда было отвлекаться на красивых девушек!

— Ой, скажете тоже товарищ командир! — засмущалась кокетливо Грета — хорошо, что вы вернулись живыми… почти все… — улыбка её поблекла… — Вы свободны товарищ командир? — я кое что хочу вам показать прямо сейчас. Это важно! Я кивнул согласно.

— Тогда идёмте… Грета пошла к складам, а я направился за ней, стараясь не смотреть на упругие покачивания ягодиц. Получалось с трудом… И вроде не старается меня соблазнить? А может наоборот — старается?! Эх — доля наша мужская, доля тяжкая…

— Товарищ командир! — крикнул в спину Мазуров — Вам же передали приказ: явиться срочно в штаб Обороны, как только прибудете!

— Грета — подожди минутку… — улыбнулся остановившейся и обернувшейся медичке. Резко развернулся к майору:

— Ты что, майор — учить меня будешь что мне делать?! — рыкнул в сердцах раздражённо! Мазуров взбледнул слегка, растерялся:

— Да я… я только… — забормотал он. Что то тут не то — нюхом чую! Странное поведение майора, оставленного мной на командовании…

— Иди займись своими делами! Командир на базе, твои полномочия закончились. Не дожидаясь ответа развернулся и пошёл рядом с Мюллер туда, куда она показывала. Подошли к четырёхосному крытому вагону, с двумя часовыми из моей роты у закрытых на замок вагонных дверей. Закрытых на замок? Два часовых?! Грета достала из кармана ключ; отдала часовому; тот открыл висячий замок, вынул из ушек и раскрыл одну дверь вагона. Главный медик подошла к коробкам, плотно заставленным в вагоне до самого потолка и хлопнула по одной из них, с надписью на боку на немецком и латыни:

— Вот, товарищ командир! — выпалила с гордостью. Подошёл, прочитал первое название на латыни, но я понял. Вот это да! Передо мной стоял полностью забитый — под самый потолок, вагон с коробками, заполненными упаковками с таблетками первитина! Его в немецкой армии называют стимулятором и дают танкистам, лётчикам, водителям, пехоте… Снижает усталость; повышает выносливость; убирает потребность в сне и еде… А по сути — легкий наркотик, как и фенамин в Красной Армии во время войны и после неё… Вот это подарок судьбы, так подарок! Поблагодарил девушку и пошёл к себе, благо штабной автобус уже сняли с платформы и поставили возле моей штабной комнаты. Надо съездить в штаб: не дело вот так, не «познакомившись», игнорировать большое начальство…

К штабу Обороны города подъехали «с помпой»: мой Бюссинг; Бюссинг сопровождения; Ганомаг СЗУ и обычный Ганомаг с 10 бойцами в кузове; два отделения бойцов моей роты на двух автомобилях… Хотел ещё танк Т-III прихватить, но решил — это перебор. Сильная охрана — это нормально, для устрашения, а танк?… Подъехали; бойцы выскочили из кузовов на землю; двое заняли позиции по обе стороны дверей; Бюссинги и Ганомаги нацелили пушки и пулемёты на здание и в стороны для «отражения возможной угрозы»; часть бойцов заняла позиции у броневиков, а большая часть пошла за мной в здание, занимая позиции в коридорах и у входа в приемную.

Это не паранойя — это разумное предостережение тем, кому взбредёт в голову поиграть со мной игру: кто их нас круче! Четверо осталось в приёмной, а основная четвёрка зашла за мной в кабинет совета Обороны, рассредоточившись у меня за спиной так, чтобы видеть всех находящихся в комнате. Автоматы МП-40 у парней висели на плече стволом вниз, но правая рука поддерживала спусковую скобу автомата, готовая в любую секунду подкинуть автомат в положение для огня по противнику… Сидевшие за столом и слушающие одного из докладчиков, стоящих у большой карты, повернули головы на шум. Пожилой генерал-лейтенант, оторвав взгляд от говорившего повернул голову ко мне. О… — и этот здесь: за столом, среди разных военных и гражданских, сидел и майор НКВД Судоплатов. Я кивнул ему; он кивнул мне в ответ… От генерала и сидящего рядом с ним дивизионного комиссара, не ускользнуло наше кивание друг другу…

— Капитан Марченко. Пограничные войска НКВД СССР — доложил я и устало козырнул генералу. Замолчал, равнодушно ожидая реакции. И она последовала незамедлительно! Генерал начал наливаться багрянцем начальственного гнева:

— Это что такое? Это что за вид?! Это что за люди?! — начал заводиться он. — Это что за доклад?! — генерал встал, опираясь руками на стол. Я равнодушно ждал окончания генеральского гнева…

— А ну ка вывел отсюда этих… — махнул рукой на молчаливо стоящих бойцов — вышел сам; привел себя в надлежащий вид; вошел как положено и доложился! — рявкнуло на последок высокое начальство. Ах да… — я же, в делах и заботах, забыл снять немецкую лётную куртку и заявился в повседневной рабочей форме — я же с операции вернулся, а не с парада! И шёл я не к начальству, а решать какие то вопросы к их пользе, а не к моей! По мне бы — так мне и нет нужды к ним ездить — даже по приглашению, не говоря уже про приказ! Конечно: такой внешний вид — это нарушение уставной формы одежды, но к чему так вот сразу? На место, в стойло поставить думает?

— Товарищ генерал-лейтенант… — начал я терпеливо — я недавно вернулся с операции, которую провело моё подразделение… Вчера оно разгромило моторизированную дивизию вермахта в составе двух пехотных полков и одного танкового, находившуюся в Барановичах. У стоящего генерала челюсть стала медленно опускаться вниз…

— Эта дивизия должна была завтра после обеда атаковать город Минск с целью его освобождения и уничтожения сил его обороняющих. А поскольку обороняют город мои батальоны, я и решил опередить немцев. И опередил. Дивизия полностью разгромлена; в Барановичах стоит в обороне Батальон майора Неулыбина, усиленный моими четырьмя батальонами, так что в ближайшую неделю удара немцев с запада можно не опасаться… Я очень устал за это время и не имею желания пререкаться и спорить с вами по поводу формы или способа доклада. Я сейчас повернусь и уйду, а когда я вам в следующий раз понадоблюсь — приезжайте ко мне: я к вам больше не приеду ни по просьбе, ни по приказу… Я всё объяснил товарищ генерал? — спросил я, умышленно опустив приставку лейтенант к генералу… Не ради того, чтобы позлить — расставить для всех приоритеты…

Генерал — опытный видимо волчара, отреагировал соответственно:

— Это не дает вам права капитан вести себя подобным образом! Ладно… — сменив гнев на милость продолжил он уже спокойно — впредь являйтесь по форме. О проведённой операции доложите позже, а сейчас доложите что вы имеете из вооружения, продовольствия, транспорта, медикаментов; сколько бойцов в вашем подразделении и что вы можете передать совету Обороны города прямо сейчас! Ай молодец, ай умница! Всё расскажи и скажи — что можешь передать прямо сейчас? А что потом… — мы сами решим что забрать! Типичная штабистская и начальственная черта: вы добывайте, а мы будем распределять! Огорчу я тебя начальник — очень огорчу… Заметил насмешливый взгляд Судоплатова: это тебе капитан не с пленными разговаривать, да и не со мной — это посланник Ставки! А по фиг!

— А я вам и не собираюсь ничего докладывать по операции уничтожения дивизии и очередном освобождении города Барановичи. Товарищу Сталину — уже доложено, а вы… Вас сюда направили город оборонять? Вот и обороняйте! Лицо генерала побагровело о гнева, а я продолжал равнодушно, заметив как с лица Судоплатова исчезла ехидная усмешка. А ты что думал майор — я вот так сдамся?!