Перстень в наследство - Хмельницкая Татьяна Евгеньевна. Страница 12

- Джоан и Джеймс хорошие, но они все время пьют. Я плакала, а они иногда покупали мне конфеты. И снова пили. Плохо без мамы. Сейчас ты есть, хоть и болеешь. Ты выздоровеешь, и все будет хорошо. Так Алекс говорит.

Девочка протянула руку и погладила мою щеку. В этой ласке было столько нежности и заботы, что на глаза навернулись слезы. Я словно вернулась на много лет назад, когда точно также лежала в кровати и ждала когда мама или папа придут. Но тогда никто не входил и не гладил по волосам и не говорил ласковых слов. Меня подняли с постели, покормили и отправили в пансион.

Протянув руку, погладила волосы Элизабет, как делала это мама в детстве. Сиротство - страшная доля, которую не пожелаю никому. Что будет с этой малышкой, когда она переступит порог детского приюта? Этой крохе не больше трех лет и ее может обидеть каждый. Но помимо обидчиков есть и нечто другое - болезни. Помню, как чуть не умерла. Мне исполнилось десять. Морозы были ужасными, а пальтишки у воспитанниц тоненькие. Воспалением легких заболела половина нашего класса. Выздороветь довелось только десятерым.

- Ты больше не будешь жить с Джоан и Джеймс. Та женщина сказала правду, и я твоя мама. Ты кушала?

- Алекс покормил.

Элизабет обняла меня, а я заплакала. Прижав кроху к себе, поцеловала ее волосы и укутала пледом.

- Ты уверена в том, что собираешься сделать? - задал вопрос Алекс.

Он встал с постели и подошел к небольшому круглому столику. Взяв бутылку, плеснул в фужер вина и одним махом осушил его. Затем обернулся ко мне, не выпуская стеклянную емкость из руки, и еще раз повторил:

- Ты уверена, что сможешь воспитать Элизабет? Порыв благородства - это прекрасно, но живой человек...

- Да я уверена в своих силах. Лучше ребенку воспитываться дома, чем в приюте.

Мужчина налил вина и прошелся с фужером по каюте. Остановился напротив нас с девочкой и посмотрел на прижавшуюся ко мне Элизабет.

- Что тебе этот ребенок? Одно дело накормить, присмотреть, а по прибытии отдать куда следует, но совсем другое взять себе. Это ненормально, Мари!

- Что именно? - не поняла я.

- Все это ненормально! Ты не здорова, вокруг тебя трупы, а ты девчонку решила удочерить! Ты больна! Сутки лежала в бреду. И вдруг такая неожиданная решительность. Мамой решила стать. Сирот на свете много, и такие вопросы за одно мгновение не решаются.

- Ты в семье рос? - спросила я.

Элизабет заснула, уткнувшись в меня, и свой вопрос я попыталась сказать шепотом. Горло саднило и получилось так себе.

- Да.

- Тогда тебе не понять моих поступков.

- Да я вообще тебя не понимаю. Почему? Неужели болезнь так повлияла?

- Нет. Я видела Анну, и она попросила помочь девочке, - чуть не плача сказала я.

Мне стало обидно, что Алекс говорил эти вещи. Если бы он был там, в моем сне, то понял насколько все серьезно. Я раньше сомневалась в том, что однажды встречу своих родных, но теперь уверена, что существует место, где все это есть. Они не просто так пришли сюда, и просьба Анны не случайна. Или я в действительности сошла с ума и пора обращаться в лечебницу? Возможно. Лучше ничего не говорить Алексу, чтобы не посчитал, что недуг прогрессирует. Но просьбу Анны и родителей исполню.

Я подоткнула плед малышке под спину и притулилась к ней. Мне вдруг стало все равно, что скажет англичанин и на какие поступки решится. Возможно, так будет лучше, и Бог не обидел, забрав любимого и вручив взамен кроху. Алексу предстояла огромная жизнь с Ребеккой, а нам с Элизабет - счастье вдвоем.

Алекс присел рядом со мной на постель. Я молчала, пялясь в стену.

- Ты все решила, - утвердительно изрек мужчина.

Это показалось забавным и походило на театральную постановку заурядного театра. Герой-любовник обычно бегал по сцене и взывал ко всем и никому одновременно, а затем обращался к главной героине драмы и обвинял ее во всех смертных грехах. Я пару раз бывала на таких представлениях и могу в точности определить, что по сценарию вскоре наступит кульминация. Ужасно, но я знала, что венец будет трагичным. Главное сейчас не рассказывать об этом Алексу, а насладиться возможностью видеть его и чувствовать.

Так уже случалось в моей жизни. Мне было семь, когда я на пару дней впала в беспамятство. Общалась с умершими родственниками, играла с утонувшим братом. Очнувшись, рассказала маме, а та развеяла мои страхи, сказав, что это был кошмар. Но как это могло быть кошмаром, если близкие, навестившие меня, сказали, что заберут с собой папу и маму? В тот день я побежала к родителям в спальню и хотела по обыкновению лечь между ними, чтобы разбудить и получить свою порцию ласки от каждого. Вбежав в комнату, остановилась на пороге. Дальше идти не было смысла. Отец лежал на кровати, его рубашка была в крови. Мама была возле двери. Видимо пыталась бежать от убийцы, но он настиг ее. Помню, как подошла к каждому из родителей и поцеловала в щеку. Они были теплые, и создавалось впечатление, что родственники спят. Затем развернулась и пошла к себе. Забралась в кровать и укрылась с головой одеялом. В душе было холодно и пусто. Тогда не понимала этого, осознание пришло с годами и уложилось в три слова: тоска, одиночество, беззащитность.

Мысли прервал удар о стену и осыпавшееся стекло. Это Алекс, не дождавшись ответа, бросил пустой фужер. Я вздрогнула и посмотрела на Элизабет. Девочка спала глубоким сном.

- Ты что делаешь? - встрепенулась я.

- Я тебе не нужен, - зло произнес англичанин. - Что я есть, что меня нет - тебе все равно! Во время бреда ты говорила, что любишь, а сейчас все? Любовь прошла, как только положила возле груди ребенка? Заметь, чужого ребенка!

- У тебя есть Ребекка, а у меня - Элизабет. Все честно! - рассвирепела я.

Обвинения подобного рода никогда не принимала, но и говорить о мисс Ребекке тоже не хотела. Вырвалось само и теперь придется рассказать об услышанном разговоре. Почему я не умею держать язык за зубами?

Алекс наклонился к моему лицу и ошарашено спросил:

- Что она тебе наговорила?

- Кто?

- Ребекка. Ведь это она рассказала тебе. Послушай все не так. Она это делает умышленно, ты...

- Я случайно услышала ваш разговор. Она говорила о наследстве, долгах и про то, что ты сам к ней придешь, - зашептала я, а мужчина вдруг схватился за лоб и встал с постели.

Он заметался по каюте, словно что-то вдруг понял или это вот-вот произойдет. Когда ему надоело это делать, остановился посередине комнаты и ошеломлено проговорил:

- Не может быть! Этого просто не может быть!

- Послушайте меня, мистер Стоун. Я люблю вас, но не претендую на вашу свободу. Вы вольны сами выбирать свой путь. Со своим я уже определилась.

- Прости, Мари, прости, - кинулся ко мне Алекс.

Схватил мое лицо и принялся осыпать поцелуями. Когда отстранился, смеясь сказал:

- Я идиот, Мари. Я ревнивый идиот. На мгновенье разум затмило и показалось, что ты решила бросить меня.

- Нет. Но теперь я ответственна за Элизабет перед Богом и людьми. Ты ничем помешать не сможешь.

- Прости-прости.

Алекс запечатлел на моих губах поцелуй. Он был жестокий, страстный, злой. Оторвавшись, мужчина встал, наклонился и взял Элизабет на руки. Вместе с малышкой он ушел в другую комнату, а когда вернулся, прикрыл за собой дверь.

- Я положил ее на диван. Не переживай. С ней мы потом все решим. Не вышвыривай меня из своей жизни, пожалуйста. Со мной это впервые, и я не знаю, на что могу решиться, чтобы не потерять тебя.

Алекс устроился рядом со мной и принялся целовать с новой силой. Я уступила его натиску.

Ближе к полуночи мы собрались и, взглянув на малышку, отправились прогуляться. Я надела единственное оставшееся чистое платье из тех, что забрал Алекс из моей каюты. Оно было черного цвета, и одевала его во время занятий с учениками. Но в такой ситуации и это сгодится. Морозный воздух пах свежестью и солью. Чувствовалось влияние океана. Алекс, взяв меня за руку, рассказывал о книгах и читал стихи. Я слушала бархатный голос, и сдавалось, что не существует ничего в этом мире, кроме этого корабля, неба и океана. 'Титаник' резал водную гладь, устремляясь к цели, и Судьба ему нипочем.