Дворец Посейдона - Тимайер Томас. Страница 12

– Эй! Кто-нибудь там есть?

Это был голос Гумбольдта!

Юноша и девушка обменялись испуганными взглядами.

– Скорее все на место! – шепнула Шарлотта.

Они торопливо запихали все, что лежало на полу, обратно в сундук и вернули на место крышку. И вовремя – в ту же секунду защелка люка отодвинулась, створка откинулась, и в проеме показалась голова ученого.

– Ну, наконец-то! – недовольно воскликнул он. – А я повсюду ищу вас обоих!

Однако, обнаружив Оскара и Шарлотту сидящими на полу возле сундука, он подозрительно прищурился.

– Что вы здесь делали? Я послал вас за чемоданами, а вы исчезли чуть ли не на целый час!

– Я показывала Оскару твою коллекцию, – соврала Шарлотта.

От волнения и неловкости на ее щеках вспыхнули пятна румянца.

– Мне хотелось, чтобы он взглянул на ритуальные маски и тамтам. Тот самый, из Танзании.

– Ну-ну, – кивнул ученый, хотя взгляд его все еще оставался недоверчивым. – Надеюсь, вы ничего не перепутали и все осталось на своих местах?

– Как тебе могло прийти в голову такое? – Шарлотта поднялась, отряхивая юбку от пыли. – Ты отлично знаешь, как я отношусь к твоим экспонатам.

– Хм. Ну, предположим. А теперь – пошевеливайтесь. К десяти вечера все сборы должны быть закончены. Чемоданы сложены в правом углу и покрыты брезентом. Хватайте их – и бегом вниз!

8

Афины, три дня спустя

Над центральной частью Афин нависла гнетущая жара. Флаги на флагштоках перед Политехникумом вяло свисали вниз – не чувствовалось ни единого дуновения ветерка. Воздух дрожал над мостовыми, как над раскаленной сковородой. Даже голуби, обычно стаями слетавшиеся на площадь между Политехникумом и Национальным археологическим музеем, укрылись в тени в ожидании вечерней прохлады.

В помещениях факультета навигации и морской техники было гораздо прохладнее. Толстые стены обладали способностью постепенно накапливать тепло и медленно отдавать его. Поэтому здесь не приходилось мерзнуть, если была нужда поработать ночью, а днем, когда солнце превращало Афины в адскую печь, здесь царила прохлада.

Профессор Христос Папастратос, декан факультета, занимался подготовкой материалов к завтрашним лекциям, когда в дверь его кабинета постучали.

– Войдите! – откликнулся он.

В дверном проеме возникла взъерошенная голова его молодого секретаря.

– А, это ты Грегориос, – кивнул профессор. – Что стряслось? Ты же знаешь, что когда я готовлюсь к лекциям, мне нужно полностью сосредоточиться.

– В коридоре находятся посетители, которые непременно хотят побеседовать с вами!

– Им следует предварительно записаться на прием. Мои приемные часы – по понедельникам и средам с семнадцати ноль-ноль.

– Но они настаивают, ссылаясь на то, что дело не терпит отлагательства. Они также утверждают, что у них есть серьезные рекомендации и что вы непременно примете их, когда узнаете, о чем идет речь.

Профессор вздохнул.

– Неужели никто уже не договаривается о встречах заранее, как бывало раньше? – Он раздраженно провел рукой по волосам. – Что за время! Все постоянно куда-то спешат. Все должно происходить быстро, очень быстро, еще быстрее… В такой суматохе нет ничего хорошего… Что это за люди?

– Я думаю, это немцы, – ответил Грегориос. – У них довольно странный акцент. Да и сами они более чем странные.

– Немцы? Они сказали, что им понадобилось здесь?

Секретарь отрицательно затряс головой.

Христос Папастратос отодвинул стул и поднялся.

– Хорошо. Максимум полчаса. Впусти их!

Он захлопнул папку с материалами и водворил ее на полку. А когда повернулся к столу, в кабинет уже входил рослый господин в длинном сюртуке и цилиндре. В руке у него была черная трость с рукоятью в форме позолоченной львиной головы.

Посетителя сопровождали темнокожая женщина и два совсем еще молодых человека – девушка, одетая в элегантное голубое платье, и юноша в твидовых брюках, белой рубашке и кепи. В ногах у них путалась – профессору Папастратосу пришлось надеть очки, так как он усомнился в собственных глазах, – настоящая новозеландская киви. Острые коготки редкостного создания отчетливо пощелкивали по мраморным плитам пола.

Рот почтенного декана приоткрылся от изумления. Секретарь назвал этих людей «странными», и в этом не было ни малейшего преувеличения.

– Профессор Папастратос? – произнес рослый господин, распахивая руки, словно для дружеского объятия. – Вы просто не представляете, как я рад познакомиться с вами! Мне рекомендовали вас самым наилучшим образом. Я бы даже сказал, что вы – наша последняя надежда…

Господин с некоторыми затруднениями говорил по-гречески, но, несмотря на акцент, понять его было несложно. К тому же, он явно принадлежал к кругу образованных людей.

– Звучит интригующе, – опомнившись, заметил Папастратос. – Чем могу быть полезен?

– Для начала позвольте представиться. Меня зовут Гумбольдт. Карл Фридрих фон Гумбольдт. А это мои спутники: Элиза Молина, Шарлотта Ритмюллер и Оскар Вегенер.

Профессор вскинул брови.

– Вы носите фамилию Гумбольдт? Такую же, как известный натуралист?

– Александр фон Гумбольдт был моим отцом, – подтвердил господин.

– Невероятно, – покачал головой декан. Вряд ли этот посетитель действительно был потомком великого натуралиста, но теперь Папастратосу уже хотелось узнать, что его привело сюда.

– Сочту за честь приветствовать вас в стенах моего факультета. Полагаю, вы тоже естествоиспытатель?

– До самого последнего времени я принадлежал к ученому сословию, но недавно покинул Берлинский университет, чтобы испытать себя в области предпринимательства. Отныне я, если угодно, независимый исследователь необычных феноменов в интересах частных лиц. И в Афины меня привела именно такая миссия. Вам что-нибудь говорит имя Ставрос Никомедес?

– Естественно, – ответил Папастратос. – Любой грек знает это имя. Это одна из самых старых и почтенных семей судовладельцев. Ставрос, если не ошибаюсь, младший компаньон своего отца.

– Именно в таком качестве он и обратился ко мне. Речь идет об исчезновении торговых судов.

Только теперь Папастратос начал понимать, откуда дует ветер. Разумеется, он слышал все эти истории о морских чудовищах и ужасающих катастрофах. А теперь и этот Гумбольдт является к нему со всей этой чепухой.

– Вы что-нибудь слышали об этом?

– Еще бы, – со вздохом ответил декан. – В барах и трактирах только об этом и толкуют. Глупейшие небылицы, уверяю вас. Просто не представляю, как вам помочь. Может, вам стоило бы обратиться в комиссию по судоходству при правительстве?

Гумбольдт вздохнул в свою очередь.

– Мы уже там побывали. А заодно и в Институте морской биологии при университете. Складывается впечатление, что мы ходим по кругу. Все, кому есть до этого дело, исходят из того, что кораблекрушения вызваны самыми банальными причинами. Вертикальные течения, водовороты, шквалы, пьянство капитана, – перечень можно продолжать до бесконечности. Признаюсь, что придерживаюсь того же мнения, но прежде чем сделать окончательный вывод, я хотел бы проанализировать все имеющиеся факты. А они противоречивы. Есть одно обстоятельство, которое заставляет меня насторожиться. Около десяти лет назад нечто подобное уже происходило. Я имею в виду катастрофу, поразительно похожую на те, что произошли в наши дни, обстоятельства которой до сих пор остаются не выясненными. Вам приходилось что-нибудь слышать об этом?

Папастратос опустил голову и сложил руки на груди, не проронив ни слова.

– Прошу вас, господин декан! Не приходилось ли вам слышать о некоем Ливаносе? Мне сообщили, что если я хочу хоть что-то разузнать о нем, то мне следует обращаться именно к вам.

Профессор вскинул глаза.

– Ливанос… – произнес он. – Давно уже я не слышал этого имени. Очень давно…

Во взгляде Гумбольдта вспыхнула надежда.

– Тогда вы, вероятно, могли бы рассказать нам о нем?