Закон против тебя - Воронин Андрей Николаевич. Страница 4

Рука у него была незагорелая, и Прыщ с неприятным ощущением заметил, что Кешино запястье посерело от въевшейся грязи. Поймав его взгляд, Кеша залихватски подмигнул ему через головы пассажиров.

Прыщ вздохнул и отвел глаза. «Рэкетиры, – подумал он, машинально поправляя под курткой все время норовивший провалиться в недра чересчур свободных штанов револьвер. – Курам на смех!» По мере того как вызванный проглоченным на голодный желудок стаканом водки приятный хмель проходил, уступая место похмельной угрюмости, Кешина идея казалась Прыщу все менее удачной.

Троллейбус тормознул на стрелке, и Прыщ заскрипел зубами от напряжения, сдерживая натиск навалившейся на него толпы. Вцепившаяся в поручень рука, казалось, готова была оторваться, а тут еще стоявший позади работяга ни с того ни с сего уперся ему в позвоночник локтем. Судя по ощущению, которое вызывал этот локоть, работяга был целиком изготовлен из камня или из какого-то чрезвычайно твердого и тяжелого сорта древесины. Не отличавшийся кротким характером Прыщ терпел эту пытку недолго – секунд десять-пятнадцать, после чего решительно оттолкнул работягу локтем.

– Э, парень, поосторожнее, – добродушно пробасил работяга из-под потолка. – Чего толкаешься-то?

– Глохни, козел, – попросил его Прыщ, – а то я тебя так толкну, что замучаешься свои яйца по всему троллейбусу искать.

– Да ты чего, парень? – снова изумился работяга. – Всем тесно. Чего ты на стенку-то лезешь? Не нравится тебе в троллейбусе – езди на такси…

– Глохни, – раздельно повторил Прыщ.

– Забей хлебало, козел, – поддержал его Кеша.

Работяга пожал каменными плечами и отвернулся.

От него густо пахло чесноком, водкой и машинным маслом.

В конце концов они прибыли. На этом конце маршрута кольца не было: троллейбус просто огибал окраинный микрорайон, делая широкую петлю, и поворачивал обратно. Основная масса пассажиров выходила в центральной точке этой петли, негласно игравшей роль конечной остановки. Прыща и Кешу вынесло из троллейбуса мощным людским потоком. Потом приливная волна схлынула, оставив их на мокром заплеванном асфальте остановки между сломанной скамейкой и перевернутой урной. Прыщ встряхнулся, как вылезшая из воды собака, проверил, на месте ли револьвер, и поставил торчком матерчатый воротник «варенки», защищаясь от сырого резкого ветра, дувшего как раз с той стороны, куда им предстояло направиться. Краем глаза он заметил широкую спину и чугунный затылок работяги, с которым чуть не подрался в троллейбусе. Работяга, ни разу не обернувшись, скрылся в дверях расположенного в двух шагах от остановки гастронома.

– Да хер с ним, – верно истолковав его взгляд, сказал Кеша. – Пошли. У нас с тобой дел гора.

Не дрейфь, братуха, через час у нас с тобой бабок будет как грязи.

– М-да, – неуверенно кивнул Прыщ, вслед за напарником переходя улицу. – А ты уверен?..

– Я же сказал – дело верное, – откликнулся Кеша, уворачиваясь от промчавшейся мимо машины. – Этот мужик, – продолжал он, – просто золотое дно.

Сам подумай: наш человек без чего хочешь обойдется, пока водяра есть. Продукт первой необходимости, сам понимаешь. Какие у него расходы? Ну, спиртягу купить, ну, бутылки там, этикетки, пробки всякие… Ну, реализаторам отстегнет… А воды в кране сколько хочешь. А пузырь водяры ночью знаешь сколько стоит?

Да еще в наше время…

– Да уж, – сказал Прыщ, – спасибо Михал Сергеичу.

– Ну! – в своей обычной дегенеративной манере воскликнул Кеша. – Вот и считай, какой у него навар.

Братва до него еще не добралась, потому что – тихарь, Ездит на ржавой «копейке» и вообще не высовывается.

Бодяжит это дело у себя в подвале и в ус не дует, падло. А тут мы! Привет, козел, блин… Ну что он, сука, сделает? Куда денется? Не в ментовку же. Менты ему за это такой срок намотают, что мало не покажется!

Он прервал свой рассказ, поскользнувшись на липкой поверхности тропинки, и сделал сложный акробатический пируэт, пытаясь удержаться на ногах. Это ему удалось, и он пошел дальше, внимательно глядя под ноги.

Они шли через убранное и перепаханное картофельное поле. Позади уныло облупившиеся бетонные корпуса микрорайона, а впереди над вершиной невысокого голого бугра уже выступили темные силуэты крытых толем и шифером крыш и голые ветви садов.

Там находилась не так давно ставшая одним из городских районов пригородная деревенька со смешным названием Мышки, где проживал подпольный водочный магнат, которого как-то удалось надыбать Кеше.

Именно то обстоятельство, что мышкинского хитреца выследил не кто-нибудь, а Кеша, с трудом отличавший собственную задницу от дырки в земле, заставляло Прыща сомневаться в благополучном исходе задуманного ими мероприятия. Хитрец мог иметь солидную «крышу», и тогда им с Кешей придется очень туго. С другой стороны, Кешина информация могла оказаться чистым фуфлом, которое Кеша измыслил, находясь в двух шагах от белой горячки.

Начался дождь. Вначале мелкий, моросящий, он очень быстро превратился в ледяной душ, неприятное действие которого усугублялось сильными порывами режущего ветра. Подельники ускорили шаг, а через минуту они уже бежали, разбрасывая во все стороны лепешки налипшей на подошвы грязи и cтарательно втягивая головы в поднятые воротники. Картофельное поле кончилось, они выскочили на ухабистую грязную улицу и устремились к крепким воротам, рядом с которыми красовалась синяя эмалированная табличка с белой цифрой "7".

Двор дома номер семь по местному обычаю был крытым, что превращало его в некое подобие прихожей, откуда можно было попасть как в дом, так и в любую из хозяйственных построек. Выступающий край шиферной кровли образовывал над воротами нечто вроде навеса, и поделышки с облегчением нырнули под этот навес, прижавшись спинами к сырым доскам ворот. Прыщ открыл рот, чтобы что-то спросить, но Кеша поспешно прижал к губам указательный палец, призывая его к тишине. Прыщ заметил в опущенной правой руке подельника самопал и, спохватившись, вынул из-за пояса револьвер. Кеша одобрительно кивнул и нажал на кнопку электрического звонка, прикрытую от дождя резиновым козырьком.

Звонка они не услышали, но через несколько секунд за воротами заскрипели доски настила, раздались чьи-то шаги, и мужской голос спросил:

– Ты, что ли, Фома? Где тебя черти носят?

– Мм-угу, – невнятно отозвался Кеша.

– Чего мычишь? – лязгая щеколдой, спросил хозяин. – Опять жрешь?

Тяжелая калитка начала открываться вовнутрь, и Кеша, не теряя времени, сильно ударил по ней ногой. Раздался короткий крик удивления, и что-то с шумом упало. Калитка распахнулась настежь.

Подельники ворвались в крытый дворик, едва не споткнувшись о растянувшегося на полу хозяина. Это был мужчина лет тридцати пяти, невысокий и кряжистый, одетый в мятые серые брюки, заправленные в шерстяные носки, клетчатую байковую рубашку и цигейковую безрукавку.

Волосы у него были густые и темные, а на ногах, в лучших деревенских традициях, красовались опорки резиновых сапог. Лица мужчины было не разглядеть – он зажимал его ладонями. Видимо, калитка, которую пнул Кеша, ударила его по носу. «Да хрен с ним, – подумал Прыщ, как всегда при виде беззащитной жертвы приходя в состояние нервного возбуждения. – Водка там или не водка… В крайнем случае, выставим хату! Должны же у него быть какие-то бабки!»

Он сгреб хозяина за грудки, рывком поставил на ноги и оттолкнул подальше от входа. Хозяин ударился спиной о бревенчатую стену дома, с грохотом свалив на пол висевшую на гвозде оцинкованную банную шайку. Чтобы снова не упасть, ему пришлось оторвать ладони от лица и упереться ими в стену. Рожа у него была широкая, бледная и перемазанная сочившейся из расквашенного носа кровью.

Округлившиеся от испуга глаза бессмысленно поблескивали, как два стеклянных шарика.

– Что ты зыришь, козел?! – набросился на него Прыщ, тыча ему в подбородок стволом револьвера.

В тусклом свете свисавшей с потолочной балки одинокой сорокаваттной лампочки револьвер грозно поблескивал и казался вполне настоящим. – Что ты пасешь, рыло?! Бабки, бабки у тебя где?! Говори, сучара, пока я тебе мозги не вышиб!