Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан. Страница 28

В эту ночь ей нездоровилось, и то место, где у людей водится иногда сердце, а у демонов — округлый кусок мяса, регулирующий температуру их горячей «крови», скребло и пилило. Лишь утром демоница сладко уснула. Дикие крики из тронного зала, располагавшегося прямо под спальней, разбудили её.

Нет, Тиллит не бросилась сломя голову вниз из тёплой лавовой постели. Сначала она привела в порядок причёску, напудрила тело, налюбовалась на себя вдосталь… А ведь в это время вершилась и её судьба!

И никто, ни один из многочисленных родственников (а ведь их было так много, что даже Алекто приходилась ей пра-пра-прабабкой, а проклятый Борн — десятиюродным дядей!) не удосужился постучать деликатно в мозг и сообщить, что там, в тронном зале, старый козёл теряет вместе с рогами корону. И что нужно бы успеть занять правильное место в рядах тех, кто тоже лишился верной кормушки. Успеть высмотреть нового кандидата, нужного, перспективного. Успеть броситься ему на шею…

Тиллит не успела. Медленно и надменно проявилась демоница у опустевшего трона… И поняла, что осталась она.

Друзья и родственники в преддверии смены политического климата шарахнулись от «бывшей», как от чумной. Глупые избегали её, умные, бесстыдно таращились, не узнавая вполне искренне…

Красные горячие слёзы потекли от обиды по лицу Тиллит.

Эх, бабы, бабы… Для того, чтобы ценила родня, особенно кровная, следует, пока ты в силе, держать её в ежовых рукавицах, а в слабости — изо всех сил вцепляться в обширный компромат на «родных и любимых». Вот тогда они будут бросаться к тебе — то с поздравлениями, то с показным сочувствием, клевать в щёки, брезгливо поджимая губы и крепко держась на всякий случай «за кошелёк».

Да-да, ухватить родственника «за кошелёк» — это высший пилотаж даже для слуг Ада. Хотя денег здесь пока не придумали, но есть обещания и обязательства, которые презренному металлу вполне сродни.

Глупая молодая демоница не знала этих премудростей. Мир её был так прост и лёгок, что, обрушившись, лишил бедняжку всего.

Взять с неё сейчас было решительно нечего, иначе бы рядом с ней остались-таки самые жадные из «друзей» и кровных.

Однако во взгляде, брошенном на Тиллит старым демоном, читалась неожиданная отеческая забота. Он решил, что именно бывшая супруга правителя поможет ему разобраться, чем же должен был заниматься этот проклятый «Магистериум морум»?

________________________________

1. Казалось бы, кто может проклясть повелителя чертей? А ведь могут.

2. А что, вечные лампы есть, а вечных факелов быть не может?

Глава 11. Кубок с драконом

«Когда папа, собор, епископ, проповедник, исповедник, богослов или катехизатор учат тому, что действительно принято церковью в качестве истины, они осуществляют magisterium Ecclesiae».

http://allvatican.ru/ehntsiklopedija-krugosvet-1

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Год 1203 от заключения Договора.

Провинция Ангон, город Ангистерн.

4 день.

Фенрир вздыбился и захрапел, словно почуял волка. Только перчатка из кожи химеры позволила магистру Фабиусу удержать коня на утоптанной тропе между сосен.

Он не любил ездить лесом, но торная дорога на Ангон, изгибаясь, как змея, заворачивала сначала к Лежену, и маг подсчитал, что сэкономит полдня, двинувшись напрямик.

И вот уже лес впереди светлеет, значит скоро поля, а там — рукой подать и до городских ворот… Неужто придётся поворачивать?

Бандитов магистр не боялся, как и мелкой нечисти. Но конь-то чего так бесится? Что чует? Не иначе завёлся в предградье волкодлак или хуже того — псоглавец? Тот, если обиженный, как не гони — от людей не уйдёт, а убивать будет хоть каждую ночь, циклы двух лун ему не указ.

Фабиус нашарил на груди синий камень в серебряной оправе — магистерский амулет, защищающий и от тьмы на окраинах, проверил на поясе верный нож с серебряной рукоятью, способный окоротить низшую адскую тварь.

Но Фенрир даже под гнётом химерьей кожи всё храпел и пятился, и маг засомневался, что беда так проста.

Умный конь чуял серьёзную нечисть, опасную и для практикующих высокие магистерии. Следовало объехать дурное место, поискать иной путь в Ангистерн. Была ведь развилка на местную торговую дорогу, нужно было свернуть туда, да думы помешали.

С самого начала пути с душевным покоем у магистра не задалось. До Лимса он ещё как-то доехал, сбиваясь с созерцания засыпающей осенней степи на размышления о том, почему так дурно расстался с сыном. А едва успел свернуть на ангонский тракт, как в сердце вонзилась игла, да так глубоко — хоть поворачивай обратно!

Фабиус справился с собой: лекарское искусство — низшая ступень обучения, через которую проходят все маги. Он спешился, совершил молитву, успокоив дух; развёл водой взятую в дорогу травяную настойку из ландыша и боярышника, хлебнул, успокоив тело.

Он решил, что стал слишком стар и нервен для дальних одиноких поездок. Не было же никаких недобрых знаков? Да и особенных причин волноваться — тоже не было.

Магистр засиделся на своём острове, застоялся, как Фенрир, что тяжело поводил боками уже к обеду первого дня пути. Но конь-то разошёлся, рысил экономно и неутомимо, а Фабиуса всё тянуло домой, всё глодала душу беспочвенная глухая тоска, так и не внявшая увещеваниям разума.

Выходит, сам он и накликал беду? Дурные предчувствия шевелили магистру сердце, вот и угодил на плохую тропу? Знал же, что в пути сердце положено убирать в кованную латную рукавицу!

Магистр Фабиус уже поворотил коня, когда услыхал тонкий жалобный крик.

Он оглянулся: к обочине беспечно склонились тяжёлые от горьких ягод рябиновые кусты, дальше, куда ни глянь, высился ровный частокол строевой сосны. Было мучительно тихо и так фальшиво спокойно, словно за деревьями прятались разбойники.

Магистр хмыкнул, не спешиваясь, достал из седельной сумки походную книжицу заклинаний, долистал до достаточно редкого и мудрёного заговора «На ограждение дурного места», и, бросив прямо на тропу в качестве жертвы амулет из когтя рыси, прочёл на распев:

— Unusquisque sua noverit ire via! (Пусть каждый сумеет идти своим путём).

После маг отряхнул руки, не имея возможности омыть их, и тронул коленями Фенрира, решительно направив его в сторону торговой дороги.

Может, кричала и жертва, но адские твари хитры и часто зазывают путников жалобными голосами. А заклинание будет набирать силу постепенно. И глупая нечисть, если таковая действительно бродит в окрестностях, рано или поздно угодит в ловушку, расставленною волей мага. И издохнет там!

Магистр засмеялся, было, но невидимая рука снова сдавила ему сердце, и улыбка стала гримасой.

Да что за напасть!

Фабиус потянулся к висящей на поясе бутылочке с зельем. Глотнул. Оглянулся…

Лес был тих и не по-осеннему сух. Бурундук перебежал тропу. Совсем рядом застучал пугливый зеленоголовый дятел.

Куда ещё спокойнее?

Вот только сердце, не внимая уговорам и травяному элексиру, частило в сгустившейся крови. И не было этому внятных причин.

Пусть даже блудит вокруг Ангистерна адская тварь, мало ли видел магистр тварей? Не в его годы — пугаться до сердечного стука.

Разве что… сердце противится въезду в город?

Ангистерн называли в народе городом трёх висельников. Это был единственный город, в котором двенадцать столетий назад чернь взбунтовалась и повесила магистров, делегированных городским советом подписать Договор о «Магистериум морум» — особом порядке взаимоотношений между смертными и Сатаной.

Жители Ангистерна не захотели кормить Ад своими душами. Не смирились, хоть жуткие твари свободно терзали в те тёмные времена людей, действуя по своей прихоти и днём, и ночью.

Сатана — жестокий отец, и бунт в Ангистерне его тварями был подавлен быстро. Из столицы прислали новых магистров, Договор подписали. Осталась лишь сказка о непокорности горожан, хотя мало кто помнил даже место, где были установлены когда-то виселицы, лишившие на время город закона о Магистериум морум.