Я, инквизитор. Башни до неба (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 37

– Простите, мастер. Это просто шутка...

– Неважно. – Я отошёл на шаг. – Закройте Крамера на неделю в какой-нибудь каморке, куда никто не будет иметь доступа. Но если кто-то за эту неделю даст ему вина, пива, водки или другой выпивки, то я собственноручно сдеру с него шкуру. Я не шучу, сержант. – Я снова встал вплотную к стражнику и посмотрел ему прямо в глаза. – Я правда заживо сдеру с этого кого-то кожу. И не только де Вриус не поможет, но даже сам Господь Бог. Понятно? Вы поняли меня, чёрт возьми?!

– Так точно! – Гаркнул он.

– Вот и хорошо. Тем более что Крамеру нечем заплатить за вино, даже если бы он захотел. Помните об этом, когда он будет вас искушать.

– Так точно.

– Этот человек очень важен для Святого Официума. Если что-то случится, вы ответите за это. Но если хорошо справитесь, – я поднял указательный палец, – помните, что вас не минует награда.

В тот же день ко мне прибыл гонец с любезной запиской от де Вриуса, которая содержала не менее любезное приглашение на обед. Такое предложение я, конечно, не посмел бы отклонить, тем более что то, что делала с едой жена моего трактирщика, взывало к небу о мести.

– Прошу прощения у благородного господина, – пожаловался трактирщик, когда я позвал его в первый раз, поражённый вкусом принесённого в мою комнату блюда. – Я ей сто раз говорил, что угря не тушат в соусе с корицей, но она утверждает, что знатные господа именно так и едят, и хотела таким образом выразить господину  своё уважение.

– Матерь Божья! – Встревожился я. – Пусть она лучше побыстрее перестанет меня уважать, а то неизвестно, переживу ли я блюда, которые она ещё придумает. Вы не думали нанять кухарку?

– Да моя баба ревнивая, как чёрт, – тяжело вздохнул он. – Ни одной женщины не пустит ни на кухню, ни в дом.

Я только с состраданием покивал головой. И разве, услышав такие слова, человек не возрадуется всем сердцем, что он остаётся в холостом состоянии? Инквизиторам, правда, разрешалось вступать в брак, но считалось, что забота о жене и детях в какой-то степени затупляет то божье лезвие, которым является инквизитор, и что от человека, обременённого семейными проблемами, трудно ожидать, чтобы он каждую минуту посвящал размышлениям о том, как бороться с врагами веры, а также претворению этих мыслей в жизнь.

В любом случае, от обеда у де Вриуса я ожидал чего-то лучшего, чем причудливые изобретения жены трактирщика и, к счастью, не прогадал. Обед был обильным (я перестал считать блюда где-то в районе десятого), и роскошным, поскольку архитектор кроме меня пригласил ещё несколько человек, в том числе бургомистра Христиании и самого князя-архиепископа. Сам архиепископ, правда, не явился, но прислал своего доверенного секретаря, священника с дико звучащим именем Кеплень, всего облачённого в багрянец и золото, словно какой-нибудь кардинал. Я не имел особых сомнений, что как бургомистр, так и секретарь хотели разузнать, что я за человек, всерьёз ли я собираюсь заняться делом по обвинению в применении магии и есть ли у меня какие-либо основания полагать, что в окрестностях действительно происходит что-то плохое. Мои подозрения подтвердились, когда во время десерта секретарь архиепископа деликатно взял меня под руку.

– Согласитесь ли вы уделить мне минуту своего драгоценного времени, мастер инквизитор?

Я только кивнул головой, поскольку с трудом мог говорить от переедания. К сожалению, столь же тяжело, или даже тяжелее, мне было встать со стула.

– Да, да, обеды у де Вриуса. – Священник посмотрел на меня весёлым взглядом. – Каждый из нас в первый раз попадался. Но сейчас я уже осторожнее...

– И я... если доведётся... постараюсь... – пропыхтел я.

– Наш хозяин привёз повара из самой Флоренции, от князя Грацциано. И знайте, что ещё раньше этот человек руководил ни много, ни мало, а папской кухней.

– Хо-хо, – изумился я, поскольку это и в самом деле было высокое положение. Де Вриус, должно быть, неплохо платил этому искуснику кулинарного мастерства, раз уж тот согласился покинуть весёлую Италию и отправиться на край света.

– Но с тех пор как наш Святой Отец в своей безмерной набожности перешёл вместе со всем двором на непрерывный строгий пост, в Апостольском Дворце стали не нужны повара. Во всяком случае, уж точно не нужны повара такой квалификации.

– И сильно строгий пост? – Спросил я, поскольку и до меня доходили какие-то слухи о революции в римских обычаях, но я не вникал в подробности.

Секретарь архиепископа рассмеялся.

– Чёрствый хлеб, вода и сырые овощи и фрукты, вот и вся диета папского двора. Старым и больным дозволено размачивать хлеб в тёплом молоке.

– А милиция? Это правда, то, что говорят о милиции?

На этот раз священник рассмеялся ещё громче. Когда я посмотрел на него краем глаза, то заметил, что в момент искреннего смеха он напоминает весёлого ребёнка с большой головой и пухлыми порозовевшими щеками.

– Я вижу, что и вы что-то слышали. Ну да, милиция тоже есть. Они имеют право патрулировать и обыскивать все помещения во Дворце, чтобы следить, не нарушает ли кто-нибудь введённые правила. Кого поймают, тот подвергается порке и изгоняется. Хоть бы он был даже, представьте себе, епископом или кардиналом. Похоже, Святой Отец в своей искренней готовности поклонения Господу нашему собирается охватить строгим постом весь Рим, а потом, кто знает, может, и всю Италию...

Слуга распахнул перед нами двери небольшой комнаты, где стояли два удобных кресла, придвинутых к погашенному камину, в котором, однако, ожидали сложенные в аккуратную кучу берёзовые поленья. Конечно, ни я, ни священник не имели никакого желания приказать слугам разжечь огонь, поскольку лето стояло достаточно жаркое, и даже в проветриваемом доме де Вриуса зной давал о себе знать.

– Может, и вас это коснётся?

– Нас? Инквизиторов? Пост?

– Нет, не пост. Контроль за тем, чтобы его соблюдали. Кажется, уже несколько богословов в Столице Иисусовой трудятся над доказательством тезиса о том, что наслаждения кулинарными изысками, а даже и обычное наслаждение удовольствием, которое даёт еда, это смертный грех.

– От смертного греха до ереси далеко.

– Если только все нарушающие пост не участвуют в заговоре против веры, не так ли?

Я с удивлением и недоверием покачал головой. Даже в наши сумасшедшие времена столь бредовая идея казалась мне невозможной. Признать, что люди, нарушающие пост, принадлежат к вселенской еретической секте, и карать их как отступников и смертельных врагов Господа? Это значит что мы, инквизиторы, должны будем следить за каждой кухней и каждым столом? Интересно, кто тогда будет ловить чернокнижников, ведьм и кацеров? Кто будет сражаться с демонами?

– Пряники! – Вдруг воодушевился мой спутник, увидев серебряную вазу с печеньем и вырвав меня этим возгласом из размышлений. – Мои любимые торнские пряники!

– А?

– О, мастер, вы не знакомы с искусностью торнских пекарей? Вы много потеряли, говорю я вам, но вот вам, однако, предоставляется случай компенсировать эту потерю.

Священник быстро схватил рыцаря с наставленным копьём в руках, скачущего на коне, и откусил ему голову. По его лицу разлилось блаженство.

– Несравненный вкус. Лучшая пшеничная мука, смешанная с мёдом и восточными кореньями, в пропорциях, известных только в славном городе Торне. А хрустящая корочка покрыта глазурью, сладкой, словно грудки Девы Марии.

Я тактично оставил без внимания неудачную метафору, поскольку, к сожалению, некоторые наиболее вдохновенные проповедники позволяли себе столь же дикие сравнения, и иногда было неизвестно, отдают ли они в своей речи дань уважения Богородице, или, скорее, думают о реальной или воображаемой любовнице.

– И представьте себе, – продолжал секретарь архиепископа – что тайну выпечки этих пряников охраняют так же строго, как флорентийские мастера тайну производства своего несравненного хрусталя. Сколько там людей уже отправилось под землю за то, что слишком много знали, ба-а...