Ленинградский меридиан (СИ) - Белогорский Евгений Александрович "vlpan". Страница 11

- Синявинский узел опасен в первую очередь возможностью нанесения удара противника по нашему правому флангу. Как немцы могут быстро перебросить резервы с одного места на другое и нанести внезапный удар, мы с вами прекрасно знаем. Этому нам у них учиться и учиться. Угроза удара немцами нам во фланг ослабнет только в том случае, если будет прервано железнодорожное сообщение Мга - Синявина.

- Правильно ли я вас понял, что вы предлагаете нам учиться у немецко-фашистской сволочи - блеснув праведным гневом в очах спросил Запорожец. - Нам красным командирам, лучшим представителям рабоче-крестьянской армии учиться у гитлеровцев?

Не имей генерал Рокоссовский долгого общения с Мехлисом, возможно он бы дрогнул и стал бы оправдываться перед Запорожцем, но он знал слабые точки членов Военного совета фронта.

- Учиться побеждать врага его же оружием, призывал нас всех товарищ Сталин в своей речи от 23 февраля этого года. Только познав слабые и сильные стороны противника, мы сможем одержать полную и окончательную победу над немецко-фашистскими оккупантами - процитировал Рокоссовский и с откровенным упреком посмотрел на комиссара.

- Вы неверно толкует слова товарища Сталина. Из их общей направленности вы делаете ошибочные выводы - Запорожец важно поднял палец, но довести до конца свою речь он не успел.

- Хочу сказать, что в Главном Танковом управлении принято решение об отказе от механизированных танковых корпусов и создании на их основе танковых армий по образцу противника - подал голос генерал Орел, являвшийся танкистом.

- Мне об этом ничего неизвестно - сварливо произнес комиссар, отчаянно пытавшийся сохранить лицо при плохой игре. Не нужно было иметь много ума, чтобы понять, что подобное решение ГТУ без одобрения вождя вряд ли бы приняло.

- Согласно плану выход наших войск к отрезку дороги Мга - Синявина должно произойти на третьи - четвертые сутки наступления и, следовательно, вся надобность в нанесения второго удара отпадет - как ни в чем не бывало, вернулся к прежнему разговору Мерецков. Ему очень хотелось, чтобы Рокоссовский испугался комиссара и стал бы сговорчивее, но сегодня был не его день.

- Кирилл Афанасьевич, вы готовы взять на себя ответственность на тот случай если дорога на Синявина не будет перерезана и по прошествию времени, совместным ударом немцы перережут двенадцати километровое основание нашего ударного клина? - поставил ребром вопрос Рокоссовский.

- К чему такие крайности, товарищ представитель Ставки! - возмутился комфронта. - на войне бывает всякое!

- Полностью с вами согласен, товарищ генерал армии! И вот чтобы не произошло этого всякого мы, и предлагаем нанести второй удар в районе рабочего поселка ╧8 - разозлился Рокоссовский. На его лице появились красные пятна, но Константин Константинович не дал воли гневу. Осторожно поставив карандаш в стакан с другими карандашами, он повернулся к Мерецкову.

- Я вижу, что мы начали ходить кругами при обсуждении этой проблемы. Ни к чему хорошему это не приведет, поэтому я предлагаю поступить следующим образом. В виду полного разногласия, каждый из нас представляет Ставке свой план операции, тщательно его обосновав. Есть другие предложения, товарищи? - властно спросил генерал, но ответом ему была только тишина.

- Раз других мнений нет, то не будем зря тратить время. Честь имею - Рокоссовский плавно повел головой и покинул комнату совещания вместе с командой своих помощников.

Но не только среди советских военачальников не было единства, не было его и в штабе фельдмаршала Кюхлера, от которого фюрер требовал скорейшего взятия Ленинграда.

После возвращения из ставки фюрера из Вольфшанце и получения директивы о наступлении, Георг Кюхлер вызвал к себе командующего 18-й армией генерал-полковника Линдемана.

Конечно, фельдмаршалу было приятнее обсуждать предстоящее наступление с начальником штаба группы "Север" податливым и уступчивым к воле командования Куртом Вегером. Генерал-майор ловил каждое слово командующего в отличие от взявшего привычку после недавнего разгрома русской армии драть нос Линдемана, но что было делать. Тот находился во временном фаворе у Гитлера, и с его мнением приходилось считаться.

Кюхлер пригласил Линдемана к себе на беседу, чтобы в уютной обстановке обсудить, как и когда будет исполнена воля фюрера германского народа. В кабинете командующего, гостя ждала непринужденная обстановка, аккуратно расстеленная на массивном столе карта, два мягких кресла и чашки с кофейником из которого хозяин сам любезно налил ему кофе. При этом Кюхлер не пытался скрыть своей неприязненной настороженности к гостю, бывшему потенциальным кандидатом на его место. Равно как и бывший до него на посту командующего фон Лееб, был сдержано, холоден к самому Кюхлеру до самой своей отставки.

В глубине души оба военные презирали Гитлера, считая его младшим чином, выкравшим генеральские сапоги, однако высокие звания, награды и прочие материальные блага, пожалованные им фюрером, заставляли генералов служить ему не за страх, а на совесть.

Для обоих взятие Ленинграда было сходно с трамплином в большую жизнь. В случае падения большевистской твердыни на Балтике Кюхлер мог вписать свое имя золотыми буквами в историю немецкой армии как покоритель второй русской столицы, а Линдеман получал заветный маршальский жезл. Поэтому, они приступили к обсуждению штурма города на Неве, если не с радостью, то с циничным прагматизмом.

Ничего нового они не изобрели, да и этого не требовалось. В штабе группы армий "Север" имелся старый план фельдмаршала Лееба, который тот не смог выполнить осенью сорок первого года.

Тогда, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением советских войск в районе Пулковских высот, немецкие войска остановились для перегруппировки сил. Многим тогда казалось, что эта заминка всего на несколько дней, а оказалось, что надолго. Гитлер забрал танковые соединения для битвы за Москву и фронт остановился. Теперь, Кюхлер намеривался довести до конца намерения фон Лееба и захватить эти проклятые высоты.

Нет, для этого Гитлер не вернул группе "Север" забранную бронетехнику. Танки были необходимы на юге, где под напором группы армий "Юг", русские были отброшены за Дон и теперь отходили к Сталинграду и Кавказу.

В помощь своим генералам фюрер был готов предоставить осадные орудия крупного калибра, хорошо себя показавшие при штурме Севастополя.

- В том, что Севастополь не пал в конце июня - это полностью вина Манштейна, несмотря на то, что он получил ранение, - выдавал Кюхлеру правду матку Гитлер. - Ещё немного и город бы пал к ногам немецких солдат и офицеров, но сейчас это уже не важно. Танки Клейста уверенно рвутся на юг и к началу августа займут Тамань. Это будет концом русских войск засевших в Керчи и Севастополя. Полное кольцо блокады замкнется вокруг них, и они будут вынуждены капитулировать!

Забыв, что он не на трибуне, а в кабинете фюрер импульсивно взмахнул рукой, придавая энергетический импульс и силу сказанным словам.

- Наши славные пушки не виноваты, что генералы их плохо использовали. С ними надо просто умело обращаться. Манштейн не смог взять целую крепость, я искренне надеюсь, что вы Кюхлер окажитесь удачливее и с их помощью сможете привести к покорности Петербург. В ваше распоряжение будут переданы лучшие крупнокалиберные мортиры и гаубицы вермахта. В том числе и главный бриллиант всей нашей артиллерии самоходное орудие знаменитый 628мм "Карл", чей один только снаряд способен до основания разрушить бетонные бункер.

Список артиллерийских орудий, представляемый фюрером в распоряжение фельдмаршала, был действительно внушителен. В него кроме "Карла" входили 305 мм и 220 мм французские и немецкие мортиры, батарея 400 мм чешских гаубиц, двадцать две 155 мм полевые гаубицы и многое другое.

Когда Кюхлер знакомился со списком, он уже видел, как собранные в одно единое соединение они своим ураганным огнем сметали русскую оборону на Пулковских высотах и открывали солдатам вермахта дорогу к Неве и финнам, топтавшимся на берегу Онежского озера. После этого город со всеми защитниками был обречен и весь вопрос состоял в том, насколько у них хватит продовольствия и боеприпасов.