Пляж - Гарленд Алекс. Страница 13

Рядом, в бурлящей воде, играли лучи утреннего солнца. У самой поверхности, не отставая от лодки, кружились золотистые тени. Стайка рыб? Я сунул руку в воду и поймал рыбку. Она начала извиваться у меня на ладони, трепеща над линией жизни. Я сложил пальцы в неплотно сжатый кулак. Рыбка скользнула в образовавшееся отверстие и теперь плыла в моих сомкнутых пальцах.

— Не смотри вниз, — сказала мне Франсуаза, свесившись с другого борта лодки. — Если будешь смотреть, тебя стошнит. Взгляни лучше на остров. Он не двигается.

Я посмотрел в указанном ею направлении. Странно: Самуй остался уже далеко позади, а остров, к которому мы направлялись, по-прежнему казался таким же далеким, как и час назад.

— Меня не укачивает, — ответил я и снова уставился вниз. Загипнотизированный золотой рыбкой, я не шевелился до тех пор, пока вода не стала голубой и я не увидел на дне неясные очертания кораллового рифа. Толстяк выключил мотор. Удивленный внезапной тишиной, я поднес руку к уху, подумав было, что оглох.

— Теперь платите, — бодро сказал толстяк. Лодка медленно скользила к берегу.

Песок на острове был скорее серого, чем желтого цвета. Берег был усеян высохшими водорослями, сплетенными приливом в волнистый узор. Я присел на ствол упавшей кокосовой пальмы и смотрел вслед удалявшейся лодке. Вскоре она уже практически исчезла из виду: лишь время от времени на гребне высокой волны возникало маленькое белое пятнышко. Потом оно не появлялось минут пять, и я понял, что лодка окончательно исчезла, а мы оказались в полном уединении.

Этьен и Франсуаза расположились в нескольких метрах от меня, прислонившись к своим рюкзакам. Этьен изучал карты, пытаясь определить, к какому из соседних островов мы должны теперь плыть. Он явно не нуждался в моей помощи, поэтому я крикнул ему, что хочу прогуляться по острову. Я никогда раньше не бывал на настоящем необитаемом острове — пустынном необитаемом острове — и поэтому испытывал необходимость произвести разведку.

— Куда ты? — спросил он меня, оторвавшись от карты и прищурившись — солнце светило ему в глаза.

— Хочу просто побродить вокруг. Я скоро вернусь.

— Через полчаса?

— Через час.

— Хорошо, но мы должны отправляться после ланча. Нам не следует оставаться здесь на ночь.

Я помахал рукой в ответ, уже удаляясь от них.

Я прошел вдоль берега примерно восемьсот метров в поисках места, откуда можно было бы начать продвижение в глубь острова. И наконец наткнулся на кустарник, образовавший подобие темного туннеля, который вел к лесу. В конце туннеля я разглядел зеленые листья и солнечный свет, поэтому я протиснулся в кусты и пополз вперед, смахивая с лица паутину. И вот я оказался на поляне, заросшей доходившим мне до пояса папоротником. Надо мной в вышине виднелся клочок неба, пронзенный веткой, напоминавшей часовую стрелку. На противоположной стороне лужайки лес начинался снова, но мою исследовательскую страсть сдерживала боязнь заблудиться. С лужайки было труднее разглядеть туннель, так как его закрывала высокая трава, и я мог ориентироваться лишь по шуму волн. Поэтому я закончил на этом свое символическое исследование, и, пробравшись через заросли папоротника в середину лужайки, сел на землю и закурил.

Мысли о Таиланде действуют мне на нервы, и пока я не начал писать эту книгу, я старательно отгонял их прочь. Я предпочитал, чтобы они гнездились где-то в глубине моего сознания. Иногда, правда, я думаю о Таиланде. Обычно это случается поздно ночью, когда я долго не могу заснуть и мои глаза уже различают в темноте узор занавесок и строй книг на полках.

В такие минуты я пытаюсь вспомнить, как я сидел на этой поляне и курил, а на папоротниках лежала тень от похожей на часовую стрелку ветки. Я цепляюсь именно за данный момент, поскольку точно могу сказать, что тогда в последний раз я чувствовал себя самим собой. Со мной было все нормально, в моей голове не было никаких особых мыслей, кроме той, что остров прекрасен и здесь удивительная тишина.

Это не значит, что от всего прочего в Таиланде у меня остались плохие воспоминания. Были и приятные события. Множество приятных событий. Происходили также вещи самые привычные: я умывался по утрам, купался в море, готовил поесть и так далее. В воспоминаниях, однако, все это заслоняется окружающей обстановкой. Иногда у меня возникает чувство, что я пришел на лужайку и закурил, а потом появился кто-то другой и докурил сигарету. Докурил, затушил ее, отшвырнул окурок в кусты и пошел искать Этьена и Франсуазу. Это своего рода отговорка, ведь она тоже помогает мне отстраниться от того, что со мной случилось, но такое уж у меня ощущение.

Этот другой человек вел себя совсем не так, как я. У нас были разными не только моральные принципы, но и характеры. Взять хотя бы окурок: в кусты его кинул тот, другой парень. Я бы сделал иначе: возможно, закопал бы его. Я не люблю сорить, не говоря уже о том, чтобы оставлять мусор в национальном морском парке.

Это трудно объяснить. Я не верю ни в колдовство, ни в сверхъестественные силы. Я знаю, что на самом деле именно я бросил окурок в кусты.

Да черт с ним.

Я надеялся, что разберусь во всех этих вещах, когда напишу о них, но мои надежды оказались напрасными.

Вернувшись на пляж, я застал Этьена сидящим на корточках возле небольшой туристической газовой плитки «Калор». Около него лежали три кучки пакетиков лапши «Маги-Нудл» — желтая, коричневая и розовая.

— Замечательно, — сказал я. — Я просто умираю от голода. Что у нас сегодня в меню?

— Выбирай: цыпленок, говядина или… — Он поднял розовый пакетик. — А это что такое?

— Креветки. Я, пожалуй, съем цыпленка.

Этьен улыбнулся:

— Я тоже. На десерт шоколад. У тебя есть шоколад?

— Конечно, что за вопрос. — Я расстегнул рюкзак и вытащил три плитки. Лежа наверху, они уже успели растаять, а затем застыть, повторяя форму бутылки с водой, но фольга осталась целой.

— Обнаружил что-нибудь интересненькое? — спросил Этьен, вскрывая перочинным ножом один из желтых пакетиков.

— Да так, ничего особенного. Я в основном держался берега. — С этими словами я огляделся вокруг. — А где Франсуаза? Она что, не будет есть с нами?

— Она уже поела. — Он показал рукой в сторону пляжа. — Она пошла прикинуть, сколько нам плыть до острова.

— Ты уже вычислил, какой остров нам нужен?

— Да. Но я не совсем уверен в своих расчетах. Карта в путеводителе сильно отличается от карты твоего друга.

— На какую же карту ты полагался?

— На карту твоего друга.

Я кивнул:

— Ты сделал правильный выбор.

— Надеюсь, — ответил Этьен, вытаскивая ножиком лапшу из кипящей воды. Лапша повисла на лезвии. — Отлично. Теперь мы можем поесть.

Thai-Die

Франсуаза решила, что до острова плыть не более километра, а Этьен считал, что два. Я не умею определять расстояние на воде, но я сказал, что, по моему мнению, это полтора километра. Как бы там ни было, нам предстояло долгое плавание.

Остров, к которому мы собирались плыть, был широким. На обоих его концах вздымались высокие пики. Их соединяла примерно вдвое меньшая по высоте горная цепь. Я предположил, что пики когда-то были вулканами, расположенными достаточно близко друг к другу, так что в конце концов их связали истекавшие из них потоки лавы. Независимо от своего происхождения, остров был раз в пять больше того острова, на котором мы сейчас находились. Там, где заканчивались деревья, виднелись скалы, на которые меня совершенно не тянуло взбираться.

— А есть ли уверенность, что мы сможем туда добраться? — произнес я, ставя вопрос скорее перед самим собой, чем перед кем-то еще.

— Сможем, — ответила Франсуаза.

— Можем попытаться, — поправил ее Этьен и пошел за своим рюкзаком, который он оснастил полиэтиленовыми мешками для мусора, купленными рано утром в ресторане.

«Команда „А“» — это сериал, который был очень популярным, когда мне было лет четырнадцать. Четверых ветеранов вьетнамской войны — Б. А. Барракуса, Фейсмена, Мердока и Ганнибала — обвинили в преступлении, которого они на самом деле не совершали. Теперь они работали наемниками, расправляясь с плохими ребятами, до которых не мог добраться закон.