Пляж - Гарленд Алекс. Страница 19

— У тебя небольшой жар. Как ты думаешь, ты сможешь заснуть?

— Не знаю.

— Ты попытаешься?

— О'кей.

Она накрыла мне плечи простынями и слегка улыбнулась:

— Ну вот, все в порядке. Закрой глаза.

Я послушно закрыл глаза.

Подушка сдвинулась, когда Франсуаза наклонилась. Она нежно поцеловала меня в щеку.

— Я сплю, — забормотал я, когда ее шаги стали удаляться. — Я так и знал.

Мистер Дак повис надо мной, как бескрылая летучая мышь. Он обхватил ногами стропило крыши, из-за чего его живот превратился в какую-то гротескного вида впадину. Из покачивающихся рук его непрестанно капала кровь.

— Я так и знал, — сказал я. — Я знал, я знал, что ты где-то рядом. — В этот момент мне на грудь полилась кровь. — Какая холодная! Как у чертовой рептилии.

Мистер Дак бросил на меня сердитый взгляд:

— Такая же теплая, как и твоя. Она холодит из-за того, что у тебя жар. Ты должен накрыться простынями. Иначе умрешь.

— Слишком жарко.

— Гм. Слишком жарко, слишком холодно…

Я вытер рот влажной рукой:

— У меня малярия?

— Малярия? Скорее, это от нервного истощения.

— А почему его нет у Франсуазы?

— Она не так нервничала, как ты. — Громадная челюсть мистера Дака выдалась вперед, и на лице у него появилась озорная усмешка. — Она очень внимательна к тебе. Очень внимательна. Пока ты спал, она два раза приходила взглянуть на тебя.

— Я сплю?

— Естественно… Крепко спишь.

Пламя свечи ослабевало по мере того, как расплавленный воск заливал фитиль. Снаружи стрекотали цикады. Сверху капала похожая на ледяную воду кровь. Меня бросало от нее в дрожь, и, чтобы согреться, мне приходилось кутаться в простыни.

— Что случилось с ящерицей, Дак?

— С ящерицей?

— Она убежала. Во время грозы она оставалась у меня на ладони, а здесь она убежала.

— Мне помнится, она убежала во время грозы, Рич.

— Но я держал ее в руке.

— Ты в этом уверен, Рич?

Восковая лужица на верхушке свечи стала слишком большой. Неожиданно она пролилась через край, и фитилек снова ярко загорелся, обрисовывая четкую тень на потолке. Там был контур бескрылой летучей мыши с повисшими когтями и тонкими лапами.

— Молния, — прошептал я.

Челюсть выдалась вперед:

— Вот молодец…

— Да пошел…

— Хорош малыш.

— … ты.

Минуты пролетали незаметно.

Разговор

Утро уже давно наступило, подумал я. Просто стало очень жарко. Внутри дома царила темнота, свеча по-прежнему горела, а значит, временные ориентиры отсутствовали.

В ногах моей кровати сидел Будда в позе лотоса. Ладони его покоились на бледно-желтых коленях. Необычный Будда — женщина с американским акцентом. Под ее темно-оранжевой майкой отчетливо обрисовывались тяжелые груди; ее длинные волосы были собраны в пучок, отчего ее лицо казалось совершенно круглым. На шее у нее висело ожерелье из морских ракушек. Возле нее горели курительные палочки. Ароматный дым тонкими спиралями устремлялся к потолку.

— Доешь, Ричард, — сказала Будда, указывая глазами на миску, которую я держал в руках. Она была сделана из половинки недавно сорванного кокоса, и в ней еще оставалось немного приторного рыбного супа. — Доешь его.

Я поднес миску ко рту. Запах благовоний смешался с запахом рыбы и сладкой приправы.

Я снова опустил миску:

— Не могу, Сэл.

— Ты должен доесть его, Ричард.

— Меня вырвет.

— Ты должен, Ричард.

У нее была американская привычка часто повторять ваше имя, что производило странное впечатление обезоруживающей фамильярности и одновременно принужденности в обращении.

— Честное слово, не могу.

— Тебе это поможет.

— Я уже почти все съел. Посмотри.

Я поднял миску, чтобы она могла убедиться, что я не вру. Мы уставились друг на друга через испачканные кровью простыни.

— Ну хорошо, — наконец вздохнула она. — Наверное, этого будет достаточно. — Она скрестила руки на груди, прищурила глаза и сказала: — Ричард, нам нужно поговорить.

Мы были одни. Время от времени кто-то заходил в дом, кто-то выходил, но я не смог никого увидеть. Я слышал, как открывалась дверь в противоположном конце дома. Пока она оставалась открытой, в темноте виднелся маленький прямоугольник света.

Когда я начал рассказывать о том, как обнаружил тело мистера Дака, Сэл помрачнела. Ее реакция была не слишком явственной: у Сэл только резко дернулись брови и напряглась нижняя губа. Наверное, она уже знала о смерти Дака от Этьена и Франсуазы, поэтому эта новость не ошеломила ее. Ее эмоции было трудно понять. Казалось, она больше всего сопереживала мне и будто сожалела о том, что мне приходится рассказывать такие ужасные вещи.

Больше Сэл ничем не выдала своих чувств. Она не перебивала меня, не хмурилась, не улыбалась и не кивала головой. Она просто неподвижно сидела в позе лотоса и слушала. Сначала ее бесстрастие приводило меня в замешательство, и я умышленно сделал паузу после изложения основных событий, чтобы дать ей время высказать свое мнение, но она лишь молча ждала продолжения моего рассказа. Вскоре у меня пошел сплошной поток сознания. Я все говорил и говорил, как будто она была магнитофоном или священником.

Она действительно вела себя как священник. У меня возникло чувство, что я нахожусь на исповеди. Я виновато описывал панику, охватившую меня на плато, и пытался оправдаться в своей лжи полицейским. Молчание, с которым она все это выслушивала, было похоже на отпущение грехов. Я даже невнятно упомянул о своем влечении к Франсуазе, чтобы снять камень с души. Наверное, слишком невнятно… и Сэл не поняла меня, но попытку я сделал.

Единственно, о чем я умолчал, так это о том, что я дал еще двум людям карту, на которой было указано, как добраться до острова. Я понимал, что должен рассказать ей о Зефе и Сэмми, но подумал, что ей может не понравиться, что я выдал тайну. Лучше подождать, пока я больше узнаю про обстановку на острове.

Я также не сказал ей о своих снах, в которых появлялся мистер Дак, но я не сделал этого по другой причине. Не видел в таком признании никакой необходимости.

Я нагнулся за лежавшей в моем мешке пачкой с двумя сотнями сигарет, чтобы дать понять, что заканчиваю рассказ о моих приключениях, доведя его до того момента, как я вошел в лагерь и потерял сознание. Сэл улыбнулась, атмосфера исповеди улетучилась, резко сменившись на прежнюю, исполненную непринужденности.

— Э-эй, — протянула Сэл слово в типичной североамериканской манере. — Ты, без сомнения, прибыл сюда подготовленным.

— Гм, — ответил я, насколько это позволял процесс прикуривания от пламени свечи. — Я самый наркоманистый из наркоманов.

Она рассмеялась:

— Я вижу.

— Хочешь сигарету?

— Нет, спасибо. Как-нибудь обойдусь.

— Бросаешь?

— Уже бросила. Тебе тоже стоит попробовать, Ричард. Здесь это будет совсем не трудно.

Я сделал несколько быстрых затяжек, не втягивая дыма, чтобы выжечь из сигареты привкус воска:

— Я брошу, когда мне стукнет тридцать. Когда у меня будут дети.

Сэл пожала плечами.

— Как хочешь, — сказала она, улыбнувшись, и по очереди провела пальцами над каждой из бровей, чтобы вытереть пот. — Ну что ж, Ричард, твое путешествие сюда смахивает на приключение. Обычно новые гости добираются сюда с проводником. А твой случай очень необычный.

Я ждал продолжения, но его не последовало. Вместо этого она вытянула ноги, как будто собиралась уходить.

— Можно, теперь я задам тебе несколько вопросов, Сэл? — быстро спросил я.

Она бросила взгляд на запястье. Часов она не носила: это движение было чисто инстинктивным.

— У меня есть дела, Ричард.

— Ну пожалуйста, Сэл. Ведь мне так много нужно у тебя узнать.

— Конечно, я понимаю, но ты все узнаешь со временем. Не нужно торопиться.