273 дня до лета - Сергей и Людмила Сухоруковы. Страница 1

ПОСВЯЩАЕТСЯ

ВЛАДИМИРУ ГЕОРГИЕВИЧУ ЖДАНОВУ

Все события и персонажи книги вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми и ситуациями случайно.

За исключением кошки Пи́ндры.

Без лишних нравоучений и попыток сделать мир лучше нам хотелось бы познакомить вас с одним молодым человеком, каждое утро выходящим на балкон с мыслью, что «синяя птица удачи» сегодня оставит небо и приземлится перевести дух к нему на подоконник.

Живите трезво и интересно.

Ваши Сергей и Людмила Сухоруковы.

Нелюбимая работа, скромное жалование. Пасмурное настоящее, туманное будущее. Табачный дурман на завтрак, самобичевание в прокуренном «тамбуре» на ужин. Разве может безответная любовь пройти мимо такой «благоприятной» среды?

Но… «Чем хуже – тем лучше». Кризис – лучшее время затянуть узлы на кроссовках, обмотать кисти бинтами и познакомить зубы с капой. «Растираем лица, ребята, чтобы синяков не оставалось».

Пистолет в бак – деньги в кассу. Барселона, жди, я вылетаю.

БАРХАТНЫЙ СЕЗОН

01 сентября 2006 года

Солнечное сентябрьское утро разлилось по городским улицам. Ковровая дорожка из опалённых безжалостным зноем листьев была готова к встрече с долгожданной осенней прохладой, однако ветреная гостья, по южной традиции, неприлично опаздывала. Радиоведущий «Маяка» объявил, что «в Москве девять» и в ту же секунду гул троллейбусного электромотора за окном слился с писком стаи стрижей, кружащей над крышей административного корпуса. Новый рабочий день, стремительно оттолкнувшись от стартовой линии, пустился в свой восьмичасовой марафон.

Двое молодых людей 26 и 30 лет, в белых рубашках с короткими рукавами и кружками кофе, облокотившись на перила, стояли друг напротив друга на ступенях пожарного лестничного марша, ведущего на чердак. Курить здесь, конечно же, было нельзя, но сотрудники муниципального Земельного комитета ещё десять лет назад приспособили это место для обмена новостями в клубах табачного дыма.

– Значит, смотри, – начал Саныч, – и в отзыве на иск, и в самом процессе давишь только на то, что перед куплей-продажей необходимо провести межевые работы. Без кадастрового паспорта на землю сделка невозможна – в соответствии со статьёй 37 Земельного кодекса. И всё, больше ничего не говоришь. В решении суда будет указано: обязать администрацию поставить на кадастровый учёт и заключить договор купли-продажи земельного участка. Всё. Межевые работы истец сам оплатит, это не вопрос.

– Да, Саныч… Вот это «подарочек», – с сожалением выдохнул Фёдор.

– Судья «заряженный». Нам с тобой на двоих шестьдесят дают.

– А обжаловать можно?

– Зачем? Ничего не надо.

– А на ковёр к Егорову вызовут и спросят, почему не обжаловал?

– Скажешь, что замотался. Судебных дел столько, что хоть раскладушку на работе ставь. Правовых оснований для обжалования не увидел. Федь, ты чего? В первый раз, что ли? За это сейчас не расстреливают. И вообще право обжаловать – это твоё право, процессуальное, я бы сказал, право, а не святая обязанность перед Родиной.

– Купля-продажа земельного участка под самовольным строением? Это же чернуха чистой воды!

– Да какая чернуха? Это не чернуха, а всего-навсего спорная ситуация, люди за этим в суд и обращаются. А свидетельство на строение на стадии оформления, и оформление ускорится, когда появится свидетельство на землю. И ты об этом лучше меня знаешь, – лукаво улыбнулся Саныч, – да и какая разница?.. Кафетерий все равно добьётся своего. Если мы откажемся, они выйдут на Егорова, заинтересуют его, а Егоров позвонит мне, и даст команду проиграть дело. Тогда мы вообще с дыркой от бублика останемся. Забыл, как в июле было? Тебя горький опыт, «сын ошибок трудных», учит чему-нибудь? Хотя, Федя, смотри сам, хочешь, я Даше могу дело отдать? Она его быстро заберёт.

– Почему ты всё время мне всякую гадость предлагаешь?

– Если бы это была не гадость, то какой был бы смысл за неё платить?

– Стремаюсь я.

– Стремаешься, потому что пока семью кормить не нужно, а как семья появится, сразу страх пройдёт. Шестнадцать тысяч домой приносить – вот это да… Это уже не страшно, это уже катастрофа. Я, знаешь, за что там, – показав взглядом наверх, спросил Саныч, – отхватываю? За то, к чему вообще никакого отношения не имею. Меня за «чужое» в большом зале при всех… И в хвост и в гриву. А тут, если и отхватывать, то хотя бы за «своё». Истец, кстати, кафетерий «У дяди Тамаза». Так что, как ни крути, в любом случае будем к нему в рабочий полдень шастать. До десяти часов подумай и дай мне ответ, – подытожил начальник, допивая кофе.

В привычной суете незаметно подходил к финалу очередной рабочий день. Раскалённый под беспощадным южным солнцем железобетон городских построек начинал медленно отдавать своё тепло прохожим, в чём последние совершенно не нуждались. Заложники набитых маршруток к дорожным пробкам получали «приятный» бонус: рвущие душу шедевры шансона от экипажа транспортного средства. Из динамика проезжавшей мимо «копейки», обладавшей частичной коррозией кузова, с сотрясающей все живое вокруг силой доносился голос Юры Шатунова. Желание счастливого владельца чудо-долгожителя отечественного автопрома произвести впечатление на сограждан таким варварским способом родило в голове Фёдора правило кутилы-маргинала: «Громкость музыки должна быть обратно пропорциональна стоимости автомобиля». После такого перформанса «Беспечному розовому вечеру» ничего не оставалось, как послушно следовать пожеланию кумира школьниц конца восьмидесятых и начать бессовестно заглядывать в окна квартир.

На мгновение провалившись в атмосферу дискотеки пионерского лагеря «Юнга», Фёдор вспомнил ушедшую за горизонт эпоху, «где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости» ¹. Время, когда из газет вырезали программу передач, а два телевизионных канала переключались без помощи пульта. Время, когда пацаны, сбившись в стаи, устраивали весёлые старты на соседних стройках, а их родители оставляли ключи под ковриком. Тогда, в 1989, тёплый ветер перемен согревал мыслью: семьдесят лет всё было неправильно, но вот теперь-то, наконец, всё будет по-другому, теперь-то заживём… «Куда это ушло? И где сейчас хоть какое-то дуновение того ветра? – размышлял Фёдор. – Вероятно, оно осталось лишь на аудиокассетах немецкой группы «Scorpions» в беззаботном насвистывании «Wind of Change». Тогда каждый получил своё: немцы – падение Берлинской стены и объединение Германии, Горбачёв – Нобелевскую премию и место жительства в Англии, а Россия – обнищание, «задорную» приватизацию и перестрелку девяностых.

* * *

Приехав домой, Фёдор быстро ополоснулся в душе, побрился, полил себя духами импортного производства и, сделав глубокий выдох, стараясь не волноваться, нашёл в телефоне имя «Puma».

– Здравствуйте, сударь, – подобно лире зазвучал в трубке милый сердцу голос.

– О, наконец-то наступил этот счастливый день, когда я снова могу прикоснуться к прекрасному. Как же долго я страдал и мучился в разлуке. Моя маленькая малышка, – добавил шёпотом молодой человек, что придало фразе эротико-юмористический оттенок.

– Ах, полноте вам…

– Ах, сударыня, у меня к вам два вопроса. Первый: Родина-мать стоит?

– Куда ж она денется?

– И второй: скажите, Рита, мы с вами сегодня обретём друг друга?

– Я с Викой иду гулять, –