Револьвер для Сержанта Пеппера - Алексей Парло. Страница 7
А Тамарка тем временем, поставив ногу на обувную полку и представив на мужской суд точёные ноги, обтянутые, несмотря на мороз, чёрным капроном, расстегивает застёжку на сапоге, не забывая, однако, с тревогой смотреть на мужиков. Алик уже остыл, хотя и посматривает злобно в Шурину сторону. Миха ещё на взводе, и шварцнеггеровские ручищи музыканта–астролога находятся в полной боевой готовности. Шура протрезвел окончательно, и теперь с тревогой обдумывает всю странность и необъяснимость положения, в котором он оказался...
Тамарка нежно провела ладошками по ногам, то ли подтягивая чулки, то ли поглаживая одно из своих природных богатств, затем, глядя в зеркало, тряхнула головой, предоставляя освобождённым от шапки волосам занять естественное положение, и, повернувшись к «Клубу», спросила:
– Ну, зайчики, что тут случилось?
ШУРИНА АССОЦИАЦИЯВО ВРЕМЯ РАССКАЗА О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ Женщина встала с постели, а ты всё лежишь. Память уходит, одевшись в шёлк твоих слов. Что–то, быть может, случится с тобою ещё,Но ты не волнуешься – шёлка хватит на всех,Было б кого одевать...– Однако... – Тамарка обвела задумчивым взглядом всех присутствующих. – И вы уверены, что всё это – по его наитию, то есть он никак не мог получить эту информацию раньше, ну, скажем, в пьяном трёпе?..
– Да ты что?! – воскликнул Алик. – Я разве похож на идиота? Тут и так не знаешь, куда бежать, чтобы от этих шрамов избавиться! А её он, говорит, никогда раньше не видел.
– Именно. – хмуро подтвердил Шура.
– Ну, это, допустим, ещё вопрос... – чисто по-женски опровергла Тамарка.
– Я тебе откровенно заявляю! – пробурчал Шура.
–Так ты что, хочешь сказать, что ты – экстрасенс?
– Никогда им не был и всю жизнь в это не верил.
– Крыша поехала, – подытожил Миха. – У нас здесь по гаражам кадр один бродит. Был совершенно нормальным, а потом начал коробку передач перебирать, и у него вместо четырёх скоростей и одной нейтралки стало вдруг четыре нейтралки и одна скорость. Бился он, бился, ничего не получилось. Ну, он и отъехал. Теперь бродит по гаражам и со злобой поёт: "Й–я з–земля! Й–я свойих прровожжайю питтомццев! Сынноввейй! Доччеррейй!"
И так это знатно у Михи получилось, что все вдруг засмеялись и тут же стали предлагать друг другу выпить.
– Шурочка, котик, долбани чуть-чуть! – пропел Алик грудным контральто, напоминая Шуре историю студенческой поры. Мама, желая хоть как–то оградить сына от тлетворного влияния алкоголя, устроила Шуру медбратом в отделение консервативной гинекологии одной из городских больниц. Шура, волнуясь, трое суток перед первым дежурством не пил даже пива. Пришёл он на работу, благоухая одеколоном «Aramis» и другими здоровыми запахами. Показали ему сестринскую. Постучал туда ангелочек, после некоторого шороха дверь распахнулась, и увидел он сидящих за столом матёрых медичек с раскрасневшимися лицами, а во главе стола – женщину необъятных размеров с кулаками, похожими на пивные кружки и дивным басом.
– Ну? – спросила она.
– Здрасьте... Я у вас работать буду... Вот, в первый раз пришёл... – заробел Шура.
– А–а! – заулыбалась чудо–женщина. – А я – старшая медсестра. Как зовут-то тебя?
– Александр.
– Ну, проходи, проходи, садись.
– Да спасибо, я не голоден.
– Садись-садись.
Шура подчинился.
– Ну, девушки, какой красавец, а? Шурочка, котик, долбани чуть–чуть! – старшая вытащила из–под стола четверть, до половины наполненную прозрачной голубоватой жидкостью.
«Опять!» – тоскливо подумал Шура под одобрительное ржанье гинекологических кобылиц...
С той поры и вплоть до окончания Шурочкой института каждую третью ночь в коридорах отделения консервативной гинекологии можно было видеть унылую фигуру одинокого призрака, приглашающего всех желающих забраться на вертолёты [2].
– Шура, не пей! – Тамарка взялась было за Шурину стопку, но наш герой уже настроился, и отговорить его было невозможно. Одной рукой он нежно провёл по Тамаркиной коленке (причём, рука, почуяв свободу, с легким шорохом скользнула по гладкой тёплой поверхности к самому заветному месту, и так там было хорошо, что Шура тут же ощутил звенящую дрожь внизу живота), а другой вытащил из её руки стопку и выпил, зажмурившись от удовольствия, поэтому не увидел, как жидкость в стопке вдруг засветилась переливчатым голубым светом.
– Зря ты, Шура... – выдохнул Миха, заворожённо глядя на стопку, продолжавшую тихо мерцать.
– Да пошёл ты! – неожиданно агрессивно заорал Шура. – Вспомни лучше, как ты...
Договорить он неё успел – Тамарка зажала ему рот ладонью и тут же, взвизгнув, отдернула руку. На ладони явственно виднелись следы Шуриных зубов, и от них исходило голубоватое сияние.
– Ни хрена себе! – Алик вместе со стулом отъехал на пару метров от стола.
Шура посмотрел на дело своих зубов, потом оглядел всех мутным взглядом и выбежал из квартиры.
– Больно, Тамар? – спросил Миха.
– Нет... – с каким–то удивлением в голосе произнесла Тамарка и разрыдалась.
Алик подошёл к окну. Солнце зашло, и на город неожиданно опустился туман. Запахло травой.
– Парит. К дождю... – задумчиво сказал Алик, открывая окно.
– Какое там парит! Не май месяц! – возразил Миха, но в этот момент первые тяжёлые капли застучали по подоконнику. Пошёл дождь...
Произрастая из противоречий,Переходя на наречия и междометия,Видя бизона в степи и сову на крыле,Роланда в камне, Мурано в стекле,Стинга в гитаре, ВитаюЯ в облакахМне не важен респект.Бизнес – не для меня.Для меня – тот туман,Что растёкся Родительским пледомПо крышам и лужам,Ветвям и прохожим,В мареве серомНа тени похожим,Чужим...Серый бархат С узорами жёлтыми –Вклад фонарейВ ночь коротких ножейКухонных будней,Детей потных дней.Что смогу я сказать?Лишь стою на углу,Бесконечности знакСигаретой вычерчивая.Он оранжевым бликом смущает меня,Заставляя в волнении застыть,Ощущая себя мостомМежду прошлым и будущим.Чьим?Шатаясь, Шура вышел на улицу. Душ неонового света от одиноких фонарей слегка отрезвлял. Но все равно мутило. Улица была совершенно пуста. Сырой воздух, размазанный по стенам домов густой, клейкой массой, забивал лёгкие, мешая вдохнуть. От остывающего асфальта шёл пар. Отовсюду слышались ритмичные глухие звуки: дышало огромное спящее животное – город. Шагов не было слышно, они тонули в тумане, словно в вате. И как ни странно, в небе горела звезда. Горела и злорадно подмигивала. Он пожал плечами, закурил, но тут