Инквизитор - Золотько Александр Карлович. Страница 48

Он тоже дернулся во время выстрела, очень уж все получилось внезапно. Дернулся всем телом, раненая нога уперлась в ножку сиденья, мышцы — разорванные пулей мышцы — напряглись, а Иван не почувствовал боли. То ли Тепа ввел какое-то уж очень мощное снадобье, то ли не так все плохо, как показалось вначале.

Оба ствола смотрели Ивану в голову, примеряясь. Палец на спуске «умиротворителя» напрягся, нащупывая слабину, проверяя тот самый люфт.

— Так почему ты не попадешь в рай? — спросил Крыс, возвращаясь к прерванному разговору. — Всегда можно покаяться.

— Конечно, если знаешь грехи свои… — Иван отвел взгляд от пистолетов и смотрел в потолок.

— А ты не знаешь? Это как?

— А вы про пожирание грехов слышали? — спокойным тоном спросил Иван. — Берешь, значит, хлебушек, солишь его, кладешь на грудь умирающего, произносишь…

— И ты хлеб съел?

— Само собой. С тех пор пришлось убить несколько человек, ни разу не покаявшись и не получив отпущения.

— И твои об этом знали?

— Догадывались. Сами понимаете: и это тоже — вопрос веры. Одно дело — они верят, что я это сделал, а другое — знать это наверняка. — Иван снова напряг мышцы ноги, чуть согнул ее в колене.

Боли почти не было. Ну самая малость. Как напоминание.

— Не повезло тебе, — сказал Крыс. — То есть, если я сейчас тебя убью, то прямиком отправлю в Ад?

— А этого никто не знает. — Иван снова посмотрел Крысу в лицо. — С одной стороны — как пожравшему грехи и не покаявшемуся — Ад. Как инквизитору — хренушки. Не нагрешил я в этом звании настолько, чтобы перевесили грехи мои права и полномочия. Вопрос веры, сами понимаете.

— Вот, нашел! — сообщил Тепа.

— Иди погуляй, — приказал Крыс, и водитель исчез.

— Не хочешь, чтобы он знал? — Иван указал взглядом на дверь. — Не знал, что ты меня отправляешь прямиком в преисподнюю?

— А зачем ему это знать? — вопросом на вопрос ответил старик. — Пусть думает, что ты, как и положено инквизитору, защитнику душ человеческих, прямиком в райские кущи. Я еще немного сомневался, но ты, спасибо, подсказал — времени терять нельзя. Время, оно против нас работает в этом случае…

— Ковчег не получится?

— Да получится, получится, не переживай…

— Ему так говорили «не переживай», что он взял да и не пережил, — сказал Иван. — Но логика мне понятна. Если после смерти я гарантированно попадаю в ад, то, значит, все расскажу дьяволу И если я пока знаю немного….

— Ничего ты не знаешь!

— И пока я ничего не знаю, — не стал спорить Иван, — то лучше меня убить сейчас, чем потом. Так?

— А если так?

— Нет, с точки зрения эффективности и функциональности — самое оно. Молодец, фон Розенштайн. Умница. Если и вправду сможешь отмолить этот грех — вдвойне молодец. Почему до сих пор не выстрелил? Хочешь поболтать с покойником? Передать что-то дьяволу? Личное, так сказать. Давай говори, я передам.

На мгновение Ивану показалось, что вот сейчас старик и выстрелит. Тому, наверное, тоже. Но Крыс сдержался. Крыс даже отвел дула пистолетов в сторону, от греха подальше.

— Я не знаю, — сказал Крыс. — Я не знаю, как ты попал сюда. Знаю, что тебя собирались списать и почти в самый последний момент пожалели… Но не понимаю, почему именно сюда. Я ведь хотел убить тебя еще там, на вокзале. Потому и вместо дежурного сел.

— И пистолет приготовил, — подсказал Иван.

— И пистолет, — кивнул Крыс. — Но ты не один прибыл. С мальчишкой.

— А вы мальчишек не убиваете?

— Убиваем, если нужно, но тут… Что-то меня остановило. Даже нет, не что-то, точно знаю что — куртка пацана. Убить инквизитора — отправить его в рай. Убить такого вот мальчишку — отправить его в ад. И он бы рассказал, что погиб инквизитор не просто так, а от моей руки. Твоему начальству я мог бы еще долго рассказывать, что ты жив. А потом, что ты погиб от руки неизвестного… Может быть, даже предавшегося…

— Как Астуриас?

— Рот закрой. Я еще не все рассказал. Раз уж действительно выпало отправить тебя к дьяволу, так хоть воспользуюсь моментом. Он думал, что все решено, что он выиграл. Как же, выиграл! Ничего у него не получится. Не получится! Так или иначе, но он проиграет. И мы сделаем так, что он проиграет. И я доживу до того момента, когда станет понятно, что дьявол…

— Проиграет, — кивнул Иван. — У вас несколько однообразная лексика. Понимаю, село, простые люди… Вы не стесняйтесь, продолжайте.

Крыс помолчал пару секунд с закрытыми глазами, вздохнул и продолжил.

Вернее, попытался продолжить. Честно напряг связки, на шее проступили жилы — тяжело давался старику разговор, но прекращать его он не собирался. Вот только Тепа на это внимания не обратил, снова влез в автобус и, аккуратно переступив Ивана, полез под водительское сиденье.

— Что ты там забыл? — хриплым голосом спросил Крыс.

— Да так, — дернул плечом Тепа, легший животом на сиденье и засунув голову куда-то под руль. — Была тут у меня одна штука… И мысль появилась…

— А у дедушки — пистолет, — сказал Иван. — И даже два. А нервы у дедушки — ни к черту. Вот ты будешь думать, что он, максимум, обидится, а он просто нажмет на спуск моего «умиротворителя». Потом стрельнет мне в голову, а всем скажет, что это я тебя убил, а он уж потом, из самозащиты…

— Какой ужас! — испугался Тепа, продолжая копаться в своем загашнике. — Прямо в голову! С другой стороны, это и не больно вовсе. Я, Ваня, боли боюсь, сил нет. Однажды палец молотком прибил, так сознание потерял. Упал, головой треснулся об стену, сотрясение мозга… У меня тогда еще мозг был. Ага, вот…

Тепа с довольным выражением на лице выпрямился, держа в руках металлическую армейскую флягу, тряхнул ее, прислушавшись к бульканью.

— За рулем пьешь? — спросил Иван, прикидывая, не получится ли хоть водителя сбить с ног, опрокинуть на Крыса и попытаться вывалиться из автобуса.

Нога шевелилась почти без боли. Если это только иллюзия, порожденная уколом, то попробовать все равно можно. Даже нужно. В крайнем случае, упадет Иван Александров на землю возле автобуса, а разъяренный до последней степени Крыс выскочит следом и продырявит почти не ношенный еще организм инквизитора в самых ответственных местах. Голову, там, сердце, почку какую-нибудь…

— Нашел — проваливай, — сказал Крыс, махнув пистолетом. — Там подожди…

— Да сейчас я, сейчас… — Тепа открутил пробку, та повисла на цепочке, еле слышно звякнув. — Уже прямо исчез, испарился…

Тепа шагнул вперед, Иван напрягся, уперся ногами, понимая, что это последний шанс, что если он сейчас просто так пропустит водителя, то, скорее всего, тут, на давно не мытом полу автобуса, и примет свою безвременную смерть.

— Уже… — сказал Тепа.

Иван закричал. Боль вывернула его наизнанку, выгнула, сломала каждую косточку и взорвала каждый сосуд, каждую клетку. Даже кричать было больно. Весь мир разом превратился в боль, в огонь, в кислоту…

Только темнота, боль да Иван. И нет больше ничего. И нет места больше ни для чего, кроме этих троих. Ни для чего.

Боль длилась вечно. Потом вдруг исчезла, уступив место пустоте и слабости.

Нет, все тело ныло, ладони, разодранные ногтями, саднили, в висках пульсировало что-то острое, но все это было ерундой в сравнении с тем, что мгновение назад испытал Иван.

— …я и подумал, — донеслось до Ивана сверху, из серебристого марева пылинок, танцующих в солнечном луче. — Что-то тут не так. А у меня во фляге всегда есть… Вот и плеснул.

Это Тепа, узнал, наконец, Иван. Что-то он плеснул из своей фляги на лежащего инквизитора. Безжалостный водитель нынче пошел, но средства с собой возит забавные… Узнать, что именно, и для себя отобрать. Прежде чем придушить ласкового Тепу самым безжалостным образом. Самого этой фигней обработать, а потом все-таки придушить.

— Он, полагаешь, знает? — спросил Крыс.

— Не-а! — ответил Тепа. — Если бы знал, нас бы давно уже порешил. И не стал бы в игры с тобой играть.

— Не стал бы, — прошептал Иван. — И вы лучше не играйте… Пристрелите лучше, вам это дешевле выйдет, честное слово… Я ведь, если встану, то вы у меня… не просто ляжете… вы у меня смерти просить будете… я такое с вами сделаю, что вам Ад курортом покажется…