Инквизитор - Золотько Александр Карлович. Страница 61

Без восторга это у нее прозвучало. А ведь могла хотя бы из вежливости убрать это неприятное «почти».

— Мне говорили, что у Всеслава тут проблемы…

— Ну что вы, какие у него могут быть проблемы. — Улыбка хозяйки кабинета становилась все официальнее. — Это у нас с ним проблемы, но мы умеем с ними справляться.

— Он дрался?

— Ну… — Ирина Ильинична повернула монитор так, чтобы Ивану было видно. — Вот, пожалуйста.

Запись с камеры наблюдения велась с паузами в несколько секунд, фигурки перемещались рывками, но понять общую фабулу происходящего было просто.

Вот группа ребят, ровесники Всеслава, стоят кружком, а тот — в центре. Вот один из парней хватает Всеслава за ворот его шикарной куртки. Всеслав резко поворачивается, как-то неловко взмахивает рукой. Нападавший сидит на полу. На лице, кажется, кровь. В кадр вбегает охранник.

— Он защищался… — начал Иван.

— Конечно-конечно, — поторопилась согласиться Ирина Ильинична. — И вот тут.

Группа парней, Всеслав, только все происходит не в закутке перед туалетом, а на спортивной площадке. На этот раз Всеслава не хватают за воротник, его просто бьют в лицо. Мальчишка падает. Его противник наносит удар ногой, Всеслав ногу перехватывает и встает. А бивший — падает. Неудачно, не сгруппировавшись, головой о землю.

— И еще.

Спальня. Комната коек на десять. И все десять обитателей находятся в углу. На этот раз ребята не вызывают новичка на честный бой один на один. Его схватили за руки двое, а еще двое обрабатывают кулаками его грудную клетку и живот. Всеслав обвисает на руках, его отпускают. Оставляют лежать на полу и расходятся. Пытаются разойтись. Напрасно это они, подумал Иван. С другой стороны, кто ж мог себе представить. Иван точно не ожидал бы, что после такого жесткого общения Всеслав сможет не просто встать, но и схватить стул. И этим стулом приложить по спине ближайшего противника. И следующего, только ему досталось ножками стула в живот. И широкий замах лишь чудом не пришелся по головам еще троих.

— Он снова защищался, — сказал Иван.

— Мы это прекрасно видели. Он даже наказан не был…

— Не хватало…

— Не хватало. Конечно, не хватало. По итогам только этих трех инцидентов наши воспитанники получили два легких сотрясения мозга, два ушиба и перелом руки, а так — да. Так он, естественно, защищался.

— Его продолжают бить?

— Нет. Понимаете, в таких случаях срабатывает несоответствие целей, несоизмеримость. Его хотят только поучить, поставить на место. А он желает кого-нибудь искалечить. Вы бы стали учить в таких условиях?

— Пожалуй что нет… — Иван побарабанил пальцами по крышке стола. — Но он же сам не начинает драку? Не провоцирует?

— Если не считать перевернутую звезду на его куртке, то не провоцирует. И если не считать того, что он постоянно цитирует Святое Писание по очень сомнительным поводам и с весьма двусмысленным подтекстом…

— Например? — искренне заинтересовался Иван.

— Ну… Цитата из «Песни песней» по поводу старшего воспитателя интерната, например.

— По поводу, надеюсь, губ?

— Не надейтесь. По поводу сосцов и лона.

— И это по этому поводу его пытались учить мальчишки?

— По этому поводу мальчишки, естественно, ржали в восторге. Я, кстати, поражена. Он у нас всего три дня, но, не меняя имиджа и поведения, сумел перейти из статуса чужака в статус своего парня. Это притом, что к вопросам веры у нас здесь…

— Я понял… — вздохнул Иван. — Мне с ним поговорить?

Изумление Ирины Ильиничны было искренним и неподдельным.

— Вы думаете, что сможете его перевоспитать?

— Нет, но попытаться…

— Попытайтесь. — Ирина Ильинична еще раз щелкнула мышкой. — У него сейчас занятия в слесарной мастерской.

Ирина Ильинична взяла телефонную трубку, набрала номер и строгим тоном приказала Всеславу Бесову — Иван от неожиданности чуть не закашлялся — явиться в кабинет к старшему воспитателю.

— А вы не знали его фамилии? — положив трубку на аппарат, спросила Ирина Ильинична.

— Откуда? Я с ним знаком всего двое суток, большую часть из которых я, простите, пил, а он молчал или говорил гадости. Но что-то мне подсказывает, что фамилию он придумал, чтобы поразить окружающих.

— А то, что он пытается торговать землей из Иерусалима, вы в курсе? Он ведь у вас ее взял. Вы хоть понимаете, сколько эта земля здесь стоит? Он уже предлагал медсестрам за эту самую землю… Вы понимаете… А забрать мы ничего не можем, такая земля неприкосновенна, на нее никакие правила не распространяются.

«Ай да сукин сын!» — мысленно восхитился Иван. Какое целенаправленное издевательство над духовными ценностями. И какая смелость! Или глупость. Скорее, глупость. А то, что он до сих пор жив и здоров…

Почти здоров, поправил себя Иван, когда дверь в кабинет без стука распахнулась и на пороге возник Всеслав Бесов, или просто Бес.

Куртка была в порядке, мотоциклетные куртки шьют крепко, с учетом возможных неприятностей. Кожа была немного потертой, но целой.

На лице владельца куртки также имели место потертости. Ссадина на левой скуле. И синяк под правым глазом.

— Привет! — сказал Всеслав, увидев Ивана.

И даже слегка улыбнулся.

— К тебе пришли, Сева, — сказала Ирина Ильинична, вставая из-за стола. — Поговорите, а я пока пройдусь. Дела, знаете ли…

Всеслав, естественно, уселся на хозяйское место.

— Ну-с… — протянул он, опершись подбородком о сцепленные пальцы рук. — Чем, как говорится, могу?..

— А я сейчас в рожу дам. — Иван улыбнулся как можно доброжелательнее. — По-свойски и на правах старого знакомого. Я вообще могу тебя убить, я тебе жизнь спас, и я могу ее же и отобрать. Доступно объясняю?

— Ой, да это же сам Иван Александров, гроза погромщиков и проводниц! Тот самый, который пулеметов не боится… — Всеслав расцепил пальцы и помахал рукой в воздухе. — А я смотрю — лицо знакомое. Только я думал, что те солдаты возле дороги должны были вас сильнее повредить. Так живо махали ногами и руками, что я даже добежать не успел. Вы уж извините…

— За это — извиняю, а за хамство…

— А мне нужно образ поддерживать. И этот, как его, имидж. Тут же камера внутреннего наблюдения работает, во всех помещениях такие, даже в туалетах и душевых, честное слово! Я специально прошелся, ради смеха проверил. Мне местные не поверили поначалу, что в сортире за ними следят, пришлось показать. Так смешно получилось… — Всеслав стал серьезным, необычно серьезным, он таким не был, даже когда Иван вправлял ему вывихнутую ногу. — Как дела, дядя Ваня?

Иван хмыкнул, но на потолок и в углы кабинета глянул. Камера таки была, над окном, возле карниза.

— Более-менее у меня дела. Хотел к тебе сразу сюда нагрянуть, посмотреть, авторитет поднять. Даже форму надел с утра, только не получилось. А теперь — форма в клочья, не получится тебя поддержать при полном параде…

— Спасибо. Даже лучше, что в клочья. Если бы вы все-таки приперлись, извините, мне совсем бы худо пришлось. Не любят здесь Инквизиторов. Тут вообще мало кого любят, кроме Бога, естественно. Вот с этим жестко. Водила не врал — любой проступок могут простить, самый-самый. Мне по секрету сказали, что даже убийство можно отмолить…

— Так сразу и сказали?

— Так сразу. В первый же день, когда потребовали, чтобы я куртец свой снял. Я им — снимете с трупа, а они — ни фига, отмолим. Вот… И вам еще, между прочим, повезло. Предыдущий Инквизитор тут умер.

— В интернате? — не поверил Иван.

— Почти. Его случайно солдатик подстрелил на внешнем периметре. Ночью увидел, подал команду стоять, а тот или не услышал, или не хотел светиться, побежал, его и подстрелили.

— Мне сказали, что Астуриас погиб, потому что не смог вовремя выстрелить…

— Очень может быть. Он, когда побежал, наскочил на второго часового, мог, наверное, его пристрелить, оружие, говорят, было с собой, но он не выстрелил, хотя должен был знать, что на периметре не шутят. С трех метров ему, говорят, в грудь четыре патрона влетело…