Инквизитор - Золотько Александр Карлович. Страница 65
Продолжая нести чушь, Круль положил свое оружие на землю, достал из кармана платок и, сложив его, попытался просунуть под ладонь раненого.
Тот застонал, но руку от раны не отнял.
— Идиот малолетний… — Круль посмотрел на свою загипсованную левую руку. — Ты мне поможешь, Ваня?
Солдат с ужасом смотрел на них. С ужасом и ненавистью. И ненависть эта была совсем недетской. Взрослой, почти старческой была эта ненависть, осознанной и продуманной.
Вдвоем с Крулем Иван кое-как перевязал паренька. Огляделся. На земле валялась двустволка, старая, с потертым прикладом и ложем, перемотанным веревкой.
— Ружьишко так себе у него, — Круль сунул свой пистолет за пояс, быстро прошелся здоровой рукой по карманам. — Документ, фотография…
Круль посмотрел на фото и протянул Ивану.
— Теперь мы точно знаем, кому именно из нас сегодня повезло.
На фотографии — на официальной фотографии красовался Ярослав Круль, только значительно моложе, чем сейчас.
— Из архива Конюшни, — сказал Круль. — Мне все еще забавно, а тебе?
— Молча взяли, молча потащили, — скомандовал Иван.
— Потащили, — не стал возражать Круль. — Но молча — не могу обещать. У меня, как у маленького ребенка, процесс мышления неразрывно связан с процессом говорения…
Они подняли солдата и как могли быстро понесли его к Новому Иерусалиму.
— Что-то мне это напоминает… — сказал Круль, которому из-за поврежденной руки нести раненого было тяжелее. — Мы так уже таскали одного, и ничем хорошим это не закончилось. Ружье, кстати, стоило бы забрать…
— В зубы?
— Да, и так нести неудобно… Осторожно, яма, твою мать… Как сувенир хотел бы заполучить ружьишко. На стену повесить, детям показывать на оружие, которое мне жизнь спасло…
— Думаешь?
— Не привык пацан из мушкета палить. Ты ж сам понимать должен, что одно дело из автомата, а другое из такого вот гада двенадцатого калибра… Остановимся на секунду, я перехвачу беднягу поудобнее… — Круль намотал ремень раненого на свой кулак. — Выскальзывает…
— И о чем нам говорит это ружье? — спросил Иван.
— Первое — он должен был меня убить и убежать. Ружье бросить и убежать. Ты, выживший и обеспокоенный, полез бы в кусты и нашел ружье. И это значило бы, что стрелял кто-то из штатских… Так?
— Так. И еще это значит, что кто-то хотел отвести подозрение от солдат.
— От этого конкретного?
— От солдат, — выдохнул слегка запыхавшийся Иван. — Ему кто-то дал фотку и команду. Кто тебя видел первым? Ты на машине ехал? Значит, через КПП… Так?
— Через него, родимого… Минут сорок мариновали, пока разрешили проехать… Ч-черт! — Нога предавшегося запуталась в высокой траве, и он чуть не упал.
— А как насчет «не поминай всуе»? — не удержался Иван.
— Пошел ты… Засунь себе свое «всуе» знаешь куда?
— Знаю.
— Вот туда и засунь…
Они вбежали в Новый Иерусалим, на секунду остановились, чтобы перевести дыхание.
— Он там еще живой? — спросил Круль.
— Вроде смотрит, — Иван глянул в лицо солдата и отвернулся. — И, похоже, очень нас с тобой не любит…
— А за что? — спросил Круль.
— Убедил, — ответил Иван.
И они снова побежали.
Люди, которых он встречали по дороге, провожали их взглядами, Иван даже не старался понять — удивленными или ненавидящими. Какая, в конце концов, разница.
— Мы хоть туда бежим? — Круль хрипел и мотал головой, но темпа не сбавлял. — Ты тут знаешь все…
— Туда… — с трудом ответил Иван. — Еще немного…
Охранник с крыльца больницы их заметил, что-то крикнул в открытую дверь и бросился к ним навстречу. Круль передал раненого ему и наклонился, переводя дыхание.
— Ты давай, Ваня, я догоню… — Круль попытался сплюнуть, длинная вязкая слюна повисла на губе. — Твою мать… Не отходи от пацана… Чтобы он случайно не умер… Ты понял?
— Не учи…
Еще двое выбежали навстречу, отобрали мальчишку у Ивана и бегом бросились в больницу.
Иван припустил за ними.
Круль прав — нужно проследить. Проследить…
— Сразу в операционную! — крикнул кто-то в халате, наверное доктор. — Что с ним?
— Пуля, девять миллиметров, слепое в грудь, — крикнул в ответ Иван. — Спецпуля «умиротворителя», имейте в виду.
— Живее! Гляньте, что там у него с группой крови.
— Первая, положительная… — ответил охранник, глянув на куртку солдата.
— Живее…
Ивана остановили перед операционной. Он чуть было не сшиб храбреца с ног, но потом сообразил, что в операционную в таком виде нельзя.
— Доктора мне! — приказал Иван.
— Он руки моет…
— Откройте дверь, — потребовал Иван, — чтобы он меня слышал.
Дверь открыли, охранники, отнеся раненого, вышли из операционной и, вроде как случайно, остановились возле двери, полукольцом расположившись вокруг Ивана. Знакомый боевой порядок, у них это, похоже, заложено в генах. Предавшегося так лупили мужики, Всеслава — одноклассники.
Только тут этот номер не пройдет, сказал себе Иван и вытащил из-за пояса пистолет.
— Парни, — сказал Иван, — вы идите себе на места несения службы. Все, что могли, — вы уже сделали. А если попытаетесь перевыполнить — будут неприятности. До анафемы дело даже не дойдет, имейте в виду. В лучшем случае — отпоют. Я доступно объясняю?
Охранники замялись. Пугаться таких угроз вроде как было стыдно, но «умиротворитель» в руке Инквизитора был настоящий, а стрелять он, похоже, не стесняется. Парень-то из него пулю схлопотал…
— Да вы в глаза его гляньте! — Круль добрался до предбанника операционной и стал, прислонившись спиной к стене. — Это же убийца! Ему же нравится убивать. Его так и прозвали — Ванька-Каин. Честно. Вы присмотритесь внимательно. Если эти жуткие глаза не произведут на вас впечатления, то посмотрите сюда… на мой пистолет. Я, как человек предавшийся, так вообще не имею морально-нравственных принципов… Вам об этом говорили? Как начну стрелять! Шикарная получится загогулина — вы нападаете на Инквизитора, что является грехом, а я тут же вас убиваю, и вы что? — правильно, отправляетесь в ад. Это такое место, в котором почти никогда не холодно… Считаю до трех. Два… Два с половиной…
Охранники вышли.
— Два с волосиной… — продолжил Круль.
— Они уже ушли, — сказал Иван. — И почему «почти никогда не холодно»?
— «Почти» — это символ недосказанности. Некоторые в угрозах предпочитают подробности — там, кишки на кулак, голова в трусы… А мне нравится эдакий таинственный флер, загадка… Ты, кажется, хотел что-то сказать доктору?
— Доктор! — крикнул Иван в открытую дверь, — Доктор, мать вашу так!
— Что? — донеслось из операционной.
— Я хотел вас предупредить… Если парень не выживет, то вы… — Иван оглянулся на Круля и оборвал фразу. Круль показал большой палец.
На пороге появился врач в маске, закрывающей почти все лицо. Внимательно посмотрел на Ивана, на Круля, на оружие в их руках. Кивнул и молча вернулся в операционную.
Дверь за ним закрылась.
— Я же говорил, — сказал Круль. — Что делаем дальше?
— Дальше… Ты тут посиди, покарауль… на всякий случай, а я сбегаю, поищу главного. Намекну и предупрежу…
Иван вышел в коридор, оглянулся, пытаясь сообразить, где может находиться главный врач. Знакомство Ивана с больницей было не очень близким. Два раза он был здесь и оба раза, так или иначе, оказывался возле палат родильного отделения. Кабинет главного был где-то в том районе.
Где-то на третьем этаже…
Иван взбежал по лестнице, остановился в коридоре. Кажется, направо. Кажется…
Иван прошел по коридору и обнаружил палату, в которой недавно ночевал.
— Так… — Иван на всякий случай заглянул в дверь, посмотрел на пустую комнату и застеленную кровать. — Просто дом-музей Ивана Александрова. Светлой памяти…
Не дождетесь! — сказал Иван, закрыл дверь и пошел дальше по коридору. Спохватился и спрятал оружие за пояс под куртку.
— Есть тут кто? — окликнул Иван.
Коридор был пуст, двери закрыты.