Красные камни (СИ) - Савин Влад. Страница 32
Мы стоим на городской стене - гости из будущего, все четверо, и магистратские, и городская стража, и просто народ. Ждем возвращения послов к осаждавшим - шестеро самых уважаемых граждан города, представители всех гильдий, и еще настоятель католического храма, чтобы не было сомнений в их свидетельстве. И один из них - отец пани Анны (тоже моя роль). Ее снимем отдельно - мне переодеться минута, прямо поверх одежды из века двадцатого, натянуть длинное и широкое платье с глухим воротом и длинными рукавами.
-Люся, ты хоть выражение лица меняй - говорит мне Анна - все ж героини твои, разных эпох.
Внизу на поле солдаты католического войска вкапывают шесть столбов. Затем выводят и привязывают к ним всех шестерых посланников, обкладывают хворостом. Хотя Валя Кунцевич (взявший на себя роль военного консультанта) утверждал, что никто бы не стал в той обстановке возиться с кострами - поставить на колени и саблей рубануть, куда проще. Расстрел - да вы что, в то время огнестрельное оружие уже было хорошо известно, но даже один выстрел из тогдашней "ручницы", это такая процедура, да и порох еще дорог.
-А с чего бы главпопу так зверствовать? Не дурак ведь - должен сообразить, что легче убаюкать обещаниями, "ну а вешать будем после".
-Так вера ведь христова. Если ему предложили на распятии клятву дать. И нарушить - свои не поймут. Да и враги у Крамера есть - после в Рим донос напишут, что допустил святотатство.
Все против городских ворот происходит, а где бы горожане возвращения послов ждать могли? И на случай, если защитники Дрогобыча вылазку сделают, строится рядом полк немецких ландскнехтов - каски с рожками, как у солдат вермахта (немецкие трофеи и есть), только в руках пики а не "шмайсеры". И важные паны на конях, и челядь, и просто зеваки, из вражьего войска.
Отец Анны кричит - все правда! Не сдавайтесь! Услышат ли его - ну, вполне могут, дистанция метров двести, и ветер оттуда. Только и без этих слов все ясно - пощады не будет никому. Если даже своего же брата-монаха не пожалели.
Если тебе больно - плакать должна не ты, а те, кто в этом виноват. Я вскидываю винтовку - не дожидаясь ничьей команды, или дозволения, и забыв, что патроны холостые, как и положено в кино. Двести метров для СВТ с оптикой не расстояние. Первым (по жизни и по сценарию) должен умереть офицер, командовавший палачами. Затем - солдаты, кто таскают хворост. Вот забегали, засуетились - но никто не сообразил укрыться, залечь, один лишь Крамер, гнида, сразу нырнул за чью-то спину.
Можно попробовать отбить приговоренных? Но воевода, командующий городским войском, отрицательно качает головой - врагов слишком много, они могут опрокинуть нас и ворваться следом в открытые ворота.
-Сейчас их будет меньше! - кричит партизанский командир - Петруха, бей!
И вступает пулемет. МГ-42 с двухсот-трехсот метров по толпе в полный рост, это убойно. Немецкие кнехты картинно валятся рядами, или разбегаются без всякого порядка, кто куда. А я бью на выбор, факельщики убиты все, вот настала очередь и важных панов на лошадях. Вот уже внизу перед воротами нет живых, кроме наших привязанных послов - и тела, очень много мертвых тел валяется вокруг. Воевода приказывает открыть ворота, и выслать конный отряд. Сейчас послы будут спасены.
Но летят от убегающего врага зажженные стрелы - Крамер про пленников не забыл. И вспыхивают шесть костров. Так что всадники из города успевают лишь, разметав хворост, отвязать от столбов уже мертвые тела. Один лишь отец пани Анны еще жив. И успевает сказать, до того как умереть:
-Они хуже дьявола. Хоть и с крестами. Не сдавайтесь - никого не пощадят.
А после, по обычаям пятнадцатого века, к воротам подъедет от осаждавших парламентер, изъявит неудовольствие, как жители Дрогобыча посмели нарушить перемирие во время переговоров (да, тогда это считалось так - ведь на стены не лезли, и ворота не ломали, и значит, стрелять не принято, ну а что послов убивали, это мелочи), и убить благородных панов Пшесвятского и Закржевского (о простых солдатах и кнехтах и речи нет). И передать, что "пан священник" Крамер своей властью отлучает город Дрогобыч от святой католической Церкви, пока не выдадите проклятых колдунов. Что есть очень серьезно - пусть большинство горожан православные, но ведь и католиков в Дрогобыче немало. И нам только бунта не хватало, а то ведь и ворота ночью откроют.
О мадонна, но как же это - ведь было, что добрые католики (а особенно, богомерзкие протестанты), приходя на чужую землю, считали еретиками всех, кто не обратится тотчас же в их веру. А русские, православные, а теперь вообще, безбожники, придя в Европу, никого не заставляют переходить в веру свою. И если Бог указал проявлять милосердие - то кто более ему угоден?
Ведь это было тогда, как я прочла книги по истории. Для поляков-католиков, православные русские были "погаными еретиками", недочеловеками, как всякие унтерменши для истинных арийцев. Вся разница лишь в том, что если не родившийся немцем, не мог им стать - то схизматик, перейдя в католичество, становился полноправным польским паном. И главный мерзавец, Крамер - символично, что он германец, а ведь живи в наше время, наверняка бы носил эсэсовский мундир. Хотя Йозеф Крамер, кто у нас был помощником коменданта Освенцима, и за это сдох препоганейше, не успев сбежать - не его ли потомок? То есть наш фильм, о войне с теми фашистами, пятьсот лет назад?
Снято? Внизу встают "убитые", чуть дольше нужно, чтобы новые столбы вкопать и хворостом обложить. Кино снимаем - следующий дубль.
Львов, гостиница "Россия".
По гостиничному коридору крались двое.
Шли, настороженно оглядываясь по сторонам - ощущая себя подпольщиками в лагере врага. Как герои "Молодой Гвардии", чье имя взяла себе их Организация. За истинный коммунизм, против комбюрократии и искажения ленинского курса.
-Этот номер - сказал парень - они точно, обедают. Только начали - минут двадцать у нас есть.
Девушка промолчала. Лишь крепче сжала его руку. Это была уже не студенческая игра - а дело всерьез.
-Люба, если хочешь, внутрь не заходи. Я один, по-быстрому.
-Степа, нет. Марат сказал, мне "как экзамен". И быстрее будет, искать вдвоем. И подозрительно, в коридоре стоять - а вдруг пойдет кто?
Они взглянули в конец коридора, где за поворотом должен был сидеть дежурная по этажу. Сейчас смена Вероники Павловны, а она иногда уходит перекусить, не оставляя подмены, "не хочу никого дергать". Работая здесь с июня электриком, Степа Карасев знал распорядок, имел доступ во все общие помещения, и даже в номера (правда, лишь в экстренных случаях, если без присутствия жильцов), для чего ему под роспись был выдан специальный ключ, подходящий ко всем замкам. И дело было простое - найти бумажку (Марат подробно описал, как она выглядит), изъять, исчезнуть.
-Двери закрой!
-Сама знаю. Свет зажги. Чего это они, днем, шторы наглухо, как затемнение?
-Так наверное, утром еще ушли и не возвращались.
-Где тут выключатель? А, нашла! Ох, и живут же люди! Жируют, как буржуи проклятые!
-А кровать какая! Это тебе не на кушетке... Люб, а может после нам, по-быстрому?
-Степ, ты дурак? Дело, прежде всего! Ищи быстрее! Чего на приемник уставился?
-Да не помню я в этом номере такой радиолы. И марка незнакомая - "Рига-49", не слышал никогда. Наверное, завод ВЭФ делает, малой серией, для большого начальства. Смотри - работает, огонек индикатора горит.
-Значит, с собой привезли. И выключить забыли.
-Люб, смотри, деньги на столе! Уж ты, сколько - тысяч пять, не меньше! Возьмем, как трофеи!
-Степ, ты что? Мы ж комсомольцы, а не воры. Ищи быстрее - ты тут, я тут. Ой!
-Люб, ты что?
-Да тут целый шкаф - платьев, и всего... Я такие лишь в кино видела, не носила никогда. И зачем ей столько? Одно на каждый день, второе на подмену, когда первое в стирке, ладно еще третье дозволительно, самое нарядное, на праздник - а тут с полдюжины! Ой, а зачем ей два плаща, и самой модный фасон, "развеванчик" без рукавов - но два-то зачем? А сколько же у нее в Москве осталось? Вот шикует!