Жнец крови и пепла (СИ) - Гринберг Александра. Страница 25

«Несусветная рань, а я почему-то всё ещё не обнимаю кошака и не вижу десятый сон. Зато вот, пожалуйста — пью с альфардовским сынком в каких-то кустах. — Киара откинула голову и меланхолично пялилась на легонько шелестящие веточки ивы, кренящейся к пологому берегу. — Боги и богини, что в моей жизни пошло не так?»

Не то чтобы для Киары подобное было в новинку — в студенческие годы она не раз и не два сбегала к речке у стен Академии, чтобы в тишине (роскошь, если ты живешь с Зейрой Яллес) поразмыслить о бренности бытия. Ну, или — о ужас! — послушать бредней Гейбриела Лейернхарта о любви и прочей сопливой чушатине. Да, врал с три короба, но зато как складно.

Маркус, по счастью, ничего подобного не нес, да и объективно был весьма неплохой кандидатурой для совместной пьянки с претензией на пикник. Пироги вон раздобыл, вместе с неплохим винишком. Не денмарское, но для посиделок по соседству с лягушками и комарами — самое оно.

Романтика, чтоб её.

— Мне было шестнадцать, когда я нашел это место. — Эйнтхартен разлегся на траве, подложив руки под голову.

— Девчонок небось водил? — хмыкнула Киара, придирчиво оглядывая траву — не хотелось бы улечься на какого-нибудь жука.

— Не без этого. Но в основном сбегал от отца. Никогда не мог смотреть на его мантии дольше пяти минут.

В самом деле, на знаменитые альфардовские мантии в принципе глядеть невозможно. По крайней мере, без смеха.

— Чего ты наговариваешь, отменные мантии, — фыркнула она. — Мы с братцем Лайамом который год пребываем в восхищении и всё гадаем, сколько лет будут держаться чары на таком изобилии камешков и ювелирной нити. Практично, если подумать!

— Лайам? — прикрывший было глаза Эйнтхартен повернулся к ней и посмотрел ревниво. Оговорка про братца, судя по всему, была благополучно пропущена мимо ушей, и Киара никак не могла сообразить: то ли она раздражена, то ли польщена этим непонятно откуда вылезшим собственничеством. Решив подумать об этом позже — не самая подходящая тема с утра пораньше, когда у приличных темных магов мозги толком не работают, — она нарочито елейным тоном уточнила:

— Для тебя — архимаг Эрдланг.

Слова эти Маркуса, кажется, успокоили. По крайней мере, взгляд его стал менее подозрительным и острым (как если бы он уже успел сходить в ближайший храм, договориться со жрецами о грядущей свадьбе и теперь всерьез опасался, что его бросят у алтаря).

— А, этот Лайам. Стальфоде говорил, что ты училась у него.

— Ну да, в аспирантуре. — Она пожала плечами. — Лайам не некромант, но магистерский профиль у нас одинаковый: малефицизм и боевое заклинательство. Да и колдуем на один дурацкий манер… кровь фейри, будь она неладна. Про то, что мы с ним родственники, ты уже наверняка наслышан.

— Я не слишком интересуюсь чужими родственными связями. — Марк отхлебнул вина и протянул бутылку ей. — Я от своей семейки-то съехал. Бездна, даже мой пес от них съехал!

«А, так он ещё и собачник», — меланхолично постановила Киара, стараясь не кривиться уж совсем открыто. Господин Энобус точно не одобрит столь сомнительных знакомств, да и сама она никогда не была поклонницей собак: шумная, надоедливая и на редкость бестолковая живность. Что ещё за дурь такая — привечать каждого, кто тебя накормит и погладит?

— Пса можно понять. И тебя тоже. Постная физиономия леди Гленны портит аппетит почище хорошей расчлененки, а уж от такого папаши вовсе надо бежать на другой конец Империи, — вслух заметила она. — И то не уверена, что поможет. Альфард и мертвяка доведет до белого каления, если захочет.

— Дай угадаю: тебя тоже довел? — хмыкнул Марк. — Или ты его?

Киара весело усмехнулась, покрепче перехватив бутылку и припоминая в подробностях историю своей страстной любви к лорду-генералу.

— Малость не сошлись в предпочтениях. Твой батюшка падок на молоденьких девиц, но увы, неотесанные бородатые мужланы — типаж Арделии, о чём я прямо сообщила. Мол, императору не дала, канцлеру не дала, тебе и подавно не обломится. Так с тех пор лет десять прошло, а Альфард всё бесится. И чего это он у вас такой злопамятный?..

— Некромантки — его слабость, — в тон ей ответил Марк, отхлебнув из бутылки так… красноречиво, что стало ясно — веселья в этих словах маловато наскребется. — В Бездну дорогого папеньку, я ещё после недавнего семейного обеда не отошел.

Солнце понемногу поднималось над рекой, окрашивая её в оттенки розового и желтого. В воздухе парило, несмотря на раннее утро, и Киаре очень захотелось раздеться. Ну, или хотя бы расстегнуть пару пуговиц на рубашке. Что она и сделала, с завистью глянув на Эйнтхартена — он, едва сев, сбросил китель и закатал рукава. В вороте рубашки виднелись краешки защитных рун, — ничего особенного, у какого приличного боевого мага защиты нет? — но сейчас, глядя на разрисованные ключицы Марка, Киара испытывала что-то очень похожее на возбуждение. У кого-то давно мужика не было, — едко возвестило подсознание. — Видимо, так давно, что уже и на мальчишек впору заглядываться».

Честно признаться, посмотреть было на что. Не сказать, что совсем красавчик, если сравнивать с тем же Артмаэлем или, не приведи боги, с Тангримом, но очень даже привлекательный. Да и на совсем уж мальчишку Маркус не тянул — если приглядеться, можно заметить легкую сетку морщинок вокруг глаз, особенно когда он улыбался. Состарится он, конечно, не скоро — молодость длится у магов куда дольше, чем у обычных людей. Но вряд ли кто-то осмелился бы сказать, что Киара подцепила себе вчерашнего выпускника.

Да и не то чтобы Киару хоть как-то волновало чужое мнение. Куда больше царапали так до конца и не изжитые человечьи предрассудки; уж этим-то добром глупые людишки полны от макушки и до пяток. Полдюжины лет для магов не срок, однако пока она не могла представить, как крутит романчик с парнем, которому нети тридцати.

И всё же — при всех недостатках, врать себе Киара не любила, — Маркус ей нравился. Возможно, потому что для боёвки он, мягко говоря, странноват: неглупый, внимательный и спокойный чуть ли не до отрешенности. Да и до Бездны сложно помнить, что под всей этой брутальной красой скрывается деточка лет двадцати с хвостиком…

— И то верно, — запоздало согласилась она, забирая у Эйнтхартена бутылку. Взгляд в очередной раз зацепился за руны, чернеющие на обнажившемся запястье. — Кто тебе защиту рисовал?

— Магистр Крессель, как и многим на моем курсе. Что, недостаточно красиво на вкус фейской принцессы?

Не оценив юмора, Киара зло сощурилась. Перегнала в сахар часть спирта у себя в крови, отставила бутылку подальше, схватила Марка за руку и дернула вверх сползший рукав рубашки, закатывая до локтя.

— Мне твой Крекер, или как его там, внушает всё меньше доверия, — проговорила она подчеркнуто сухо, очерчивая кончиками пальцев нужные узоры. — Отсебятина под гренвудскую клинопись, причём выполнено всё так, чтобы в глаза не бросалось.

Он глядел на неё соловыми глазами, то ли пьяный, то ли изумленный поворотом беседы. Разума в его взгляде не прибавилось, когда Киара велела:

— Раздевайся.

Марк, естественно, и не подумал внять сему призыву. Выразительно сглотнув, он на полном серьезе поинтересовался:

— Хм, Киара… тебе не кажется, что для этого, ну… немного рановато? Ещё полбутылки как минимум…

— Да не покушаюсь я на твою честь, Эйнтхартен! Больно надо!

В раздражении закатив глаза, она рванула ворот его рубашки и, не обращая внимания на попытки остановить (что уж там, весьма вялые), принялась расстегивать.

— Ну вот, как и предполагалось.

Руны на плечах и ключицах были сплошь стилизованные под архаичное гренвудское письмо: грубоватые клинышки и палочки, никаких тебе витых узоров. Старый добрый Гренвуд, мастерство графических заклинаний на уровне «палка-палка-огуречик». Но магистр, нанесший руны, весьма искусно перемежал гренвудский примитив и имперскую филигранность.

Прямо как в той ловушке, что тогда в участке накарябал Эйнтхартен на мятом листе казенной бумаги.