Умница для авантюриста (СИ) - Ночь Ева. Страница 12

— Я подожду вас здесь, — говорю, поднимаясь с мокрого песка, и отворачиваюсь. Сажусь спиной к реке. Обхватываю себя руками — мокрая одежда облепила тело, майский ветер холодный, хоть и солнце светит вовсю.

Волосы висят сосульками. В них — песок. Я, наверное, сейчас сама похожа на крысу — дрожащую и несчастную. Грандиозный апофеоз — финальная сцена моего дня рождения. Зрители бешено аплодируют стоя, отбивая ладони и срывая голос, скандируют «Браво!».

Лучше бы я сидела дома и пила чай миссис Фредкин, глотала слёзы и куталась в клетчатый плед, грея руки у камина. Хотела приключений? Получила их сполна.

Осталось только заболеть и тихо истаять в белой кровати. В одиночестве, ибо миссис Фредкин не считается, а батюшка обязательно забудет обо мне, в очередной раз увлёкшись каким-нибудь важнейшим проектом или изобретением.

Гесс вернулся подозрительно быстро. А может, рисуя сцены собственной смерти и отчаянно жалея себя, я увлеклась и потерялась во времени.

— Раздевайтесь, Рени, — приказал мне этот субъект, — и я задохнулась от возмущения. Ещё чего! Я приличная девушка, а не какая-то там непонятно кто! — Раздевайтесь, Рени! — в его голосе почти угроза. Он стоит босиком, в одних штанах, держит в руках остатки своей одежды и мои ботинки. — Наденете мою рубашку, она сухая, Или хотите заболеть и умереть всем назло?

Я подозрительно на него уставилась. Он что, мысли мои читает? По лицу его ничего не прочесть, увы. К тому же мистер Гесс отвернулся, и я поспешила, отбивая барабанную дробь зубами, стянуть мокрые вещи.

Рубашка нагрелась на солнце. После мокрого и ледяного она показалась мне восхитительно уютной. И ботинки кстати пришлись. Хоть какое-то тепло. Герда всегда говорила, что тёплые ноги — залог долголетия и здоровья.

Я распустила косу, отжала волосы и попыталась вытрясти из них песок. Напрасный труд. Может, позже, когда подсохнут. Локоны превращались в спирали и завивались в кудряшки — скоро я стану похожей на овцу. У меня нет с собой расчёски, поэтому выгляжу, небось, как огородное чучело.

Упав на дно собственных переживаний, я абсолютно забыла о несносном мужчине. Откуда он только свалился на мою голову? Ничуть не стесняясь, он подошёл к моим мокрым вещам, сгрёб их, деловито отжал и разложил на прибрежном песке.

Я пискнула. Не подозревала, что умею издавать подобные звуки. Хотелось провалиться сквозь землю, спрятаться в кустах, забежать на край света и никогда не возвращаться.

Он. Отжимал. Мои. Вещи! Только мускулы ходили под смуглой кожей. Я пылала, как факел. Жар опалил щёки и пополз по телу вниз. Лицо я спрятала в ладони и сжалась. Хотелось умереть. Теперь от стыда.

— Рени, перестаньте убиваться. Нам ещё назад надо добраться, а в мокрых вещах, как вы понимаете, это невозможно.

Ему хорошо говорить. Да застань нас кто в таком виде, моя репутация была бы безвозвратно погублена, а он, между прочим, пошёл бы под венец с девушкой, которую знал всего несколько часов. Рени — каков прохвост! Ну да, теперь я не мисс Пайн и даже не мисс Рени. Так низко я ещё никогда не падала!

Пока я занималась самоедством, этот странный тип продолжал возиться с моей одеждой. Вот что он к ней пристал, а? Всё равно ведь не высохнет, хоть ритуальный танец вокруг станцуй.

Но мужчина на меня внимания не обращал. Водил ладонями над разложенными, как мясо на витрине в лавке мистера Петерфайна, вещами, словно утюгом орудовал.

Наверное, я впечатлительная — от брюк, блузы, лёгкого корсета и носков повалил пар. Я моргнула. Пар никуда не делся. Что за фокусы? А может, иллюзии?

Я видела, как мужчина побледнел и покачнулся. Как выступили капли пота на лбу и висках. В какой-то миг испугалась: если он сейчас упадёт, что мне делать? И с чего бы ему падать — такому большому и сильному?

Мистер Гесс вытер пот ладонями, посмотрел на меня и улыбнулся. Я глазела на него, как загнанный в угол щенок.

— Не бойтесь, Рени. Не пугайтесь. Вы же помните: я не отсюда. Там у нас многое по-другому. Вы же не очень удивились, когда из земли почти сразу выросло деревце? Здесь то же самое.

Он говорил, обволакивал словами, а я сидела, не в силах оторвать от него взгляд. Не знаю, в какой миг он оказался близко. Слишком близко. Опасно близко.

Я моргнула. Мистер Гесс положил на колени сухие горячие вещи. Помедлил. Покрутил головой, будто принюхиваясь к воздуху. Красивые ноздри дрогнули. Мужчина почти отклонился, а затем, передумав, сократил расстояние и прижал свои губы к моим. Поцеловал.

Не знаю, что это было. Колдовство. Наваждение. Только я не отпрянула, а затихла, чувствуя его дыхание. У него горячие губы. Лёгкое касание, будто он пробует меня на вкус или спрашивает — можно ли?

Я молчала. Не шевелилась. Сердце грохотало в груди, толкалось в барабанные перепонки. Щекотно внутри и хочется закрыть глаза. Стыдно или страшно? Наверное, и то, и другое.

Его губы дрогнули, раскрылись, накрыли мои, закружили мягко, засасывающее, будто вели в незнакомом мне танце. Хотелось подчиниться. Сдаться.

Не хватало воздуха, а он пил и пил его, пока у меня не потемнело в глазах. И тогда мужчина отстранился. Дышала я, наверное, как взмыленная лошадь.

Мистер Гесс провёл большим пальцем по моей нижней губе и, тряхнув головой, отвернулся. Не встал, не ушёл прочь. Сидел рядом, опёршись локтём в согнутое колено. Смотрел вдаль. А я не могла прийти в себя.

Безотчётно трогала свои губы. Дурной сон — вот что это такое! И… это мой самый первый поцелуй. Самый-самый. Старую деву мисс Рени Пайн поцеловали. Да как! Такой поцелуй можно помнить всю жизнь и не жалеть ни о чём.

— Одевайтесь, Рени, — глухо сказал мужчина, поднялся и ушёл — скрылся из виду. Вероятно, чтобы меня не смущать. Хотя куда уж больше.

Полуголая, в совершенно возмутительно-безобразном виде я целовалась с почти незнакомым мужчиной, и мне это нравилось. Никогда, никогда мне не быть приличной благовоспитанной девушкой!

[1] Животное Зеосса, похожее на наших оленей

Глава 7 Большая разница

Гесс

Не хватало сил на неё злиться. Не хотелось. Хотя, наверное, она заслуживала порки или другого наказания. Кто в здравом уме лезет в стремительную реку да ещё в одежде? Но Рени пыталась спасти меня, и это трогало, задевало что-то внутри.

Меня вымотало её спасение, смена ипостасей. Пришлось поспорить и заставить девушку раздеться. Я не понимал её метаний и горестных терзаний. Если ей так хотелось быть во всём порядочной, то изначально её поведение, стиль одежды и развлечения, мягко говоря, не соответствовали общепринятым нормам.

Но именно это несоответствие подкупало. Она никак не находила равновесие, не могла остаться по ту сторону, где обитали те самые благопристойные порядочные девицы, и не решалась окончательно переступить черту, после пересечения которой она навсегда останется «той самой странной мисс Пайн».

Я забавлялся, когда отжимал её вещи от воды: ловил эмоции и панические мысли, стыд и желание провалиться сквозь землю.

Отстранённо подумал, что, наверное, ни один первородный кровочмак не падал так низко — собственными руками выкручивать мокрое бельё. Но отец всегда учил: действовать нужно по обстоятельствам. И если обстоятельства диктуют условия, без которых выжить трудно, гонор, амбиции, всю эту высокородную чушь нужно отбрасывать в сторону.

А ещё подумал, что рядом с Рени не умру от истощения: слишком эмоциональная, горячая — от неё идёт нескончаемая волна энергии. Этого мало, конечно, чтобы восстановиться полностью, но достаточно, чтобы не упасть, когда сил осталось на донышке. Как сейчас.

Я сушил её вещи не задумываясь. Не колеблясь и не сомневаясь. Я даже раздражения не чувствовал, что из-за её безрассудства приходится заниматься дурацкими делами. Более того: я пытался её успокоить.

Рени сидела подавленная и жалкая. Рубашка не по размеру натянута на колени, пальцы прячутся в длинных рукавах. Я подошёл, чтобы отдать сухую одежду, а вместе с этим застрял рядом с девушкой. Не мог заставить себя отойти. Её запах сбивал с ног. Кружил голову. Заставлял тянуться. Я почти пересилил себя, но не удержался.