Умница для авантюриста (СИ) - Ночь Ева. Страница 20

Орландо Фольи походил на красивую девочку и ангелочка одновременно. Тёмные крутые кудри, вьющиеся в художественном беспорядке, большие «оленьи» шоколадные глаза с густыми, изящно загнутыми ресницами, чувственные губы херувима и подбородок красивой лепки останавливали не только взгляды, но и ноги.

Хотелось тряхнуть головой и обязательно потрогать небесное создание руками, дабы удостовериться в его телесном существовании. Росточка в то время Орландо был небольшого, немного пухловатый, как и все ангелочки.

Неожиданно белокожий, он отличался от своих смуглых и достаточно приземлённых родственников. Шумные горячие Фольи привлекали к себе внимание. Херувим Орландо был тихим и хорошо воспитанным. Улыбался застенчиво, но так, что выбивал дух.

Его любили, с ним носились, его восхваляли. Умный, тихий, положительный, благостный. И чем больше вызывал он восторгов у старших, тем больше — ненависти у заложников по парте.

Орландо дразнили девчонкой, без конца задирали, исподтишка делали пакости — всё, как обычно, когда кто-то выбивался из стройного хора и не хотел жить по законам стаи.

Да он не то, чтобы не хотел, — не мог. Никто не давал ему шанса влиться в общие ряды. В общем, ничего страшного не случилось бы, и Орландо остался бы незначительным эпизодом в моей жизни, если б непонятно по каким причинам этот потомок божественных существ не обратил на меня свой ангельский взор.

Он как бы не выказывал особых знаков внимания, но следовал за мной тенью, появлялся неожиданно в разных местах, куда его никто не приглашал, пару раз предупреждал об опасности и однажды взял мою вину на себя.

Благородный, да, только его незримое присутствие душило, выводило из себя и оставляло ощущение бесконечной шпионской слежки. К тому же, его благородства хватало только на меня, а в передряги я впутывалась исключительно с Эдди и братьями Идволдсонами.

Благодаря херувимоподобному Орландо я выпутывалась из передряг, а друзья по проделкам на всю катушку получали заслуженное наказание. Что, как вы понимаете, дружбу нашу не укрепляло, а вбивало клин.

— Отделайся от своего хвоста, — злился Эдди. А я б с удовольствием. Только Орландо не понимал. На все мои просьбы, угрозы, истерики лишь опускал кудрявую голову и смущённо хлопал ресницами. Молча. Не оправдывался, не просил и ничего не обещал. А на следующий день всё повторялось сначала.

Однажды я не выдержала и от души поколотила Орландо. Со стороны это выглядело мерзко. Такого бить — всё равно что издеваться над беззащитным существом. Собака и та могла огрызнуться и укусить, показать зубы и тяпнуть. Орландо даже руки не поднял, чтобы защититься, но я настолько не владела собой, что не остановилась.

К тому времени его папаша крепко встал на ноги и превратился из Пьетро Фольи в дона Педро — каким-то клановым божком среди своих соотечественников в Лидли и не только.

Скандал разразился грандиозный. Отца вызывали в школу — исключительный случай: обычно в любых ситуациях разбирались на месте и определяли меру наказания. Собственно, меня покарали и без вмешательства родителя, но отцу прочитали мораль о правильном воспитании дщери и наложили епитимью.

Тогда-то я впервые имела сомнительную честь лицезреть дона Педро. Между отцом и сыном нет ничего общего во внешности — вот, кажется, о чём подумала я, глядя в жёсткие холодные глаза представителя местной мафии.

Низенький, коренастый, плотно сбитый. Смуглый до черноты. Короткие чёрные, с синеватым отливом волосы торчали густым ёжиком. Круглое массивное лицо не создавало впечатления мягкости. Один упрямо сжатый рот чего стоил. Глубоко посаженные глаза чёрными буравчиками пронизывали насквозь, ввинчивались и, казалось, замечали всё до мелочей.

Дон Педро напоминал сейф — такой же неприступный и прямоугольный. Квадратный тяжёлый подбородок только усугублял это сходство. Единственное, что выбивалось из общей картины — руки благородного дона. Красивые пальцы. Не длинные, но изящные, с твёрдыми блестящими ногтями идеальной формы без единого изъяна. Аккуратные ладони и пластичные, словно без костей, кисти.

Он рассматривал меня, как ювелир разглядывает под увеличительным стеклом очень мелкие камешки — с прищуром и тщательно, не пропуская ни единой грани.

— Я не виню тебя, дитя, — вкрадчивый тихий голос, что-то среднее между басом и баритоном. — Орландо в его возрасте не мешало бы научиться защищаться. Братья и сёстры считают, что ты заслужила наказание, и я не тот, кто может оспорить их решение. Но я тот, кто вправе наказать собственного сына за слабость. Орландо выучит урок. А тебе, дитя, не мешает запомнить: настанет день, когда придётся отдавать долги. Он всегда приходит однажды.

С этими словами дон Педро покинул комнатушку отца-настоятеля Эразмиуса. Не шёл, печатая шаг, а словно крался, ловко балансировал, как искусный канатоходец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В школу Орландо Фольи не вернулся. Болтали, что дон Педро поколотил его до полусмерти в наказанье за то, что не сумел дать отпор девчонке. Правда это или слухи я так и не узнала. Да и не пыталась, если честно: мне ещё долго аукался мой неблаговидный поступок, поэтому я не горела желанием вновь увидеться с юным херувимом.

А слова дона Педро я запомнила. Умел он, наверное, впечатывать в головы людей особые метки. Правда, никогда не думала, что жизнь меня ещё хоть раз столкнёт со спесивым доном — слишком далеки мы были друг от друга.

За прошедшие годы он стал местной легендой, достопримечательностью. Пауком, что ловко плёл сети и опутывал ими всех, кто зазевался или по прихотям судьбы вынужден был идти к дону на поклон.

У Лидли был градоправитель — добродушный мистер Мейсон, но коренные лидльцы знали: настоящий хозяин нашего города — он, великий и хладнокровный дон Педро.

Теперь вы понимаете, почему слова мистера Ферейро так меня удручили? Судя по всему, старый пиратский мерзавец знал о той давней, ещё школьной истории.

Дон Педро — последний человек на земле, к которому я бы пошла на поклон. Но, видимо, настал день отдавать долги.

Я, как и все в Лидли, знала, где обитает семейство дона Педро. Вон их особняк, стоит, как белая крепость на возвышении. Вычурный флюгер гордо разрезает небесную синь. Кованый забор с финтифлюшками похож на ажурное кружево. Всё в этом здании отмечено знаком «очень»: очень белое, очень чистое, очень большое, необычное, не вписывающееся в общую тональность города в целом.

Да это и понятно: у негласного хозяина Лидли не может быть ничего похожего или скучного. Только лучшее и только прекрасное, но непохожее, чтобы ни у кого не возникло сомнений, где живут Большие Деньги. Нет, Очень Большие Деньги.

Порядочные и благочестивые девушки обходят это место стороной. Да и настоящие джентльмены тоже. Если у кого и были дела с доном Педро, их старались не афишировать.

Я шла, словно волоча по пудовой гире на каждой из ног. Будь моя воля, непроизвольно делала бы шаг вперёд, а два назад, чтобы никогда не приблизиться к этой сомнительной святыне.

Порядочной девушкой мне не быть — это я уже поняла и почти смирилась. Жаль только трудов и надежд миссис Фредкин, но обстоятельства складывались явно не в пользу образа трепетной и нежной девы. И сколько бы я ни старалась, никогда мне таковой не стать.

Боялась ли я? Нет. Просто подсознательно оттягивала неизбежное. Тот картавый в церкви был прав: отец — самое дорогое, что у меня есть. И я не собиралась его терять ни сейчас, ни позже.

Бледным пятном всплыло предупреждение, что за мной следят. Я честно оглядывалась украдкой весь день: ни разу не увидела ни одной подозрительной личности. А сейчас так и подавно плелась по пустынной улице. Либо меня пугали, либо надсмотрщиком выступал бестелесный дух.

Как я ни медлила, к дому пришлось подойти. Прикоснулась ладонью к изящной ковке, погладила завитки, ощущая холод металла, вздохнула горестно и решительно потянула на себя калитку.