Искупление (СИ) - Романова Анастасия Александровна "IzMelery Dreamer". Страница 26

— Эй, Мэрл?

Никакой реакции.

— Ладно.

Я прижала руки к мужской груди, а затем, сильно надавив, обхватила пальцами грязную рубашку. Казалось бы, ничего предосудительного, однако Диксон, очнувшись ото сна, отреагировал весьма странным и диким образом. Не успела я и глазом моргнуть, как он вскочил на ноги и повалил на пол, прорычав что-то нечленораздельное. Острие холодного ножа прильнуло к нежной коже вблизи ключицы, и я взвизгнула от неожиданности, упёршись руками в мужскую грудь.

— Ты что?! — вырвалось из горла. — Совсем очумел?! Слезь с меня, идиот!

Зрачки Мэрла расширились, и он будто бы очнулся от страшного сна или вышел из оцепенения. Мужская хватка ослабла, но острый нож так и замер в опасной близости от горла. И на какое-то мгновение показалось, словно он с самого начала задумал неладное. Решил позабавиться, развлечься, и выбрал для этого не лучший способ.

— Отойди, — едва слышно попросила я, испытав не самые приятные эмоции от мужской близости, — пожалуйста.

Захотелось закричать, заколотить по широким плечам и вырваться. Душераздирающие воспоминания вновь пронзили разум, породив сильную панику. А Мэрл смотрел не отрываясь и практически не моргая, прямо на меня; заглядывал в глубину испуганных глаз. Он чувствовал, наверняка ощущал весь страх и ужас, сдавливавший лёгкие, но не отпускал, не убирал нож ровно до тех пор, пока не расплылся в улыбке и не произнёс хрипловатым голосом:

— Прости, сладкая. Давненько рядом со мной не было такой молоденькой цыпочки. — Мужчина оперся на здоровую руку и опустил голову в опасной близости от моего лица. — Уж слишком ты хороша.

Я задержала дыхание, уставившись на Диксона в дурном предчувствии, но ничего не сделала. Наверное, просто оцепенела от неслыханного ужаса, а потом и вовсе оторопела. Мэрл прижался носом к спутанным волосам. Он вздохнул полной грудью, вобрав воздух в лёгкие, а затем, одним рывком, отстранился и вскочил на ноги. А я так и осталась на деревянном полу, с трудом справляясь с неконтролируемым приступом паники. Глаза его искрились множеством едва различимых, неуловимых искорок. Мэрл смотрел не сквозь меня. Нет, он знал, чувствовал! Мужчина ощутил потаённые страхи и даже не улыбнулся, покидая амбар. Вышел за дверь. И только тогда я смогла подняться и добрести до кресла, видневшегося в полумраке.

Тело покрылось неприятной дрожью. Я немедля прижалась щекой к мягкой обивке и обхватила ноги руками, отчаянно пытаясь согреться. Но озноб не проходил. Меня буквально выколачивало изнутри. Не только силы, но и нервы оказались на пределе. Я пугалась прошлого, страшилась настоящего и боялась за будущее. Однако ни на секунду не сомневалась в том, что должна перебороть удушающие страхи. Бэт говорила, она была права. Нужно жить дальше. Ради родных. И, несмотря на отчаяние и прошлые невзгоды, потрясения и болезненные потери, все мы спаслись, неспроста повстречались и разделили тяжёлый жизненный путь. Каждому была отведена своя роль. И мы играли. Исполняли чью-то прихоть, и даже не задумывались, не помышляли об этом.

***

В затхлом, густом воздухе витал неприятный запах гнили. Что это за место? Мой взгляд бегло скользнул по мрачному помещению, освещённому лишь двумя настольными лампами, а затем упал на мокрые ладони. Я почувствовала боль в запястьях и отчётливо ощутила вязкую жидкость на пальцах; поднесла руки чуть ближе и беззвучно ахнула. В тусклом свете ладони выглядели багрово-алыми. Тягучие струйки тянулись вниз по белоснежной коже, обвивали запястья и капали на пол. Голова медленно закружилась. Что это такое? Я попятилась назад, прислонилась к стене и, со слезами на глазах, попыталась остановить кровотечение. Безрезультатно. Две глубокие резаные раны украшали руки. Неужели решилась? И сделала это сама, без чьей-либо помощи?..

Отчаянная, дикая, глухая боль обняла лёгкие, заполнила собой без остатка. И я просто не смогла ни почувствовать, ни ощутить его присутствия. Человек. Нет, я не видела лица, но даже и не сомневалась — это он, тот самый мужчина из туманных детских воспоминаний. Незнакомец вернулся и заставил покончить не только с прошлым, но и с будущим. Я больше не могла жить с этой болью. Она вырывалась изнутри, рвалась наружу. Самовнушение не помогало. Больше нет. И, наконец, всему настал заслуженный конец.

Я закрыла глаза и медленно осела на пол в ожидании финала. Темнота сгущалась, вскоре и свет погас, а откуда-то издали донеслись приглушённые звуки выстрелов, тотчас же сменившиеся приторно-сладким мужским голосом: «Ты можешь рассказать, но когда люди узнают, забыть не получится. Мне приятна твоя покладистость. Всё будет хорошо. Боль скоро пройдёт. Первый раз всегда болезненный». Я покачала головой и громко разрыдалась. Нет, он был прав, и стоило забыть. Сделать это. Навсегда.

Тишина.

Я резко распахнула глаза и едва не подпрыгнула в кресле. Сон. Всего лишь очередной незамысловатый кошмар. Но слёзы были настоящими. Они оросили щёки и сползли вниз по неглубокой ямочке на подбородке.

— О, господи, — только и смогла выговорить я, осматриваясь по сторонам в поисках Мэрла.

Никого.

Должно быть, он до сих пор дежурил у амбара. Сколько времени прошло? Я мимолётно посмотрела на тлеющие угли и поняла: не меньше нескольких часов, раз уж Диксон умудрился развести костёр и, прежде чем уйти, обложить его камнями в целях безопасности. В помещении было не холодно. Я согрелась.

— Ладно.

Дурной сон. Только и всего. Но почему же тогда воспоминания вернулись? Я чувствовала столь ясно и отчётливо… И было страшно. Казалось бы, в мире, столкнувшемся с апокалипсисом, и удивляться-то нечему, однако я, с каждым разом, лишь сильнее убеждалась в обратном. И дело было не только в насилии и убийствах, и даже не в ходячих мертвецах, заполонивших улицы. Нет, больше всего на свете я страшилась собственных воспоминаний, будто пробудившихся ото сна, и теперь съедавших изнутри, раздиравших душу на множество неразличимых частей. Одиночество. Я была напугана прошлым на пороге неизвестного будущего.

Это, и правда, произошло? Десять или пятнадцать лет назад, когда я была совсем ребёнком?..

— Хватит!

Я вскочила с кресла и почувствовала, как с плеч, прямо под ноги, свалился тёплый плед; в замешательстве наклонилась и подняла плотную ткань, с изумлением разглядывая цветастый рисунок, местами застиранный и покрытый пятнами. Так вот почему озноб прошёл. Удивительно. Неужели Мэрл сам принёс его? Я приподняла брови, осознав, что кроме нас в амбаре точно никого не было. Но зачем? Наверное, я простояла на месте несколько минут, в полнейшем замешательстве. С чего это он расщедрился? Накануне сам не захотел делиться, отправил на дежурство в промозглую темноту, а теперь вдруг проявил внезапное сочувствие? Что это? Напускной прилив героизма? Я сначала рассмеялась, а потом резко изменилась в лице и нахмурилась. Нет, стоило лишь припомнить окровавленные головы моих обидчиков и бешеный взгляд Диксона, чтобы позабыть о каких-либо благородных посылах, запрятанных в глубине его почерневшей души. Нет, Мэрл не из тех людей, кто поступает по совести. И в этом я успела лично убедиться.

На улице вечерело. Стояла глухая тишина, изредка нарушаемая далёким пением птиц или шелестом листьев на близлежащих деревьях. Я вышла за дверь и с удивлением оглянулась по сторонам, в поисках своего несносного спутника. Никого. Только лес, амбар и моя собственная тень, вытянувшаяся вдоль дощатой стены. И куда же подевался Мэрл? Никаких следов борьбы, частей тел или крови. Мертвецы сюда точно не приходили, впрочем, как и люди. Мы были вдвоём. Непродолжительное время.

Я усмехнулась, с лёгкой долей сожаления задумавшись, а не решил ли Диксон слинять по-тихому? Поэтому, возможно, и отдал плед. Вещей у нас не было, только немного воды, но и она осталась не тронутой. Странно. С опаской осматривая деревья, я не спеша спустилась по скрипучим ступенькам и шагнула к опушке, предусмотрительно вооружившись ножом. На улице довольно быстро смеркалось. Стоило развести костёр, закрыться в амбаре и дождаться Мэрла. Несмотря на все страхи и сомнения, я надеялась, что мужчина отправился на разведку и вскоре вернётся. Мне так не хотелось оставаться одной. Что бы ни случилось, и какие бы препятствия ни ожидали впереди, больше всего на свете я боялась одиночества.