Возможности слов (СИ) - Алексеева Оксана. Страница 50

— Ты начал говорить как Вадим, — задумчиво пробормотала Ксюша.

— Я начал завидовать рациональности Вадима! — огорошил Кир. — Я просто говорю прямо. Хочешь дружить — будем дружить. Хочешь обнимашек — подойди и обними. Хочешь поцелуев — поцелуй сама. А если вдруг решишь, что хочешь чего-то более серьезного со всеми вытекающими — скажи об этом. И если на тот момент ты до сих пор мне будешь нравиться, то я обещаю обдумать твое предложение, — и рассмеялся без зазрения совести.

Вот так. И ведь Кир прекрасно понимает, что она на это не способна. Если любой другой девушке признаться в своих чувствах, особенно при такой «инвестиционной» постановке вопроса, сложно, то для нее — абсолютно нереально.

Даже если очень захочется — это как ежа против шерсти глотать. И он это точно понимает, а значит, такими условиями ставит точку на возможные продолжения. Он даже не шантажирует ее отстранением — это хоть как-то можно было понять. Он просто выбивает ее из седла… или развязывает себе руки. Теперь, если он вдруг переключит свое внимание на другую, то со всех сторон его поступок будет оправдан — ведь он выложил все как есть, и если не сложилось — вина только Ксюши.

Она не знала, как комментировать его странную манеру ухаживать — мол, ежели желаете, то извольте поухаживать теперича за мной сами. Ведь Кир же знал, что если он возьмет ситуацию в свои руки, то она не устоит! Он не мог этого не знать…

— Поехали домой, Кир. Завтра идем на встречу. Ты пойдешь туда со мной?

— Я же обещал.

Ксюша выглядела великолепно. Вильдо одарил ее зеленым шелком, сделав из и без того разрывающий сознание образ совсем невыносимым. Но Кирилл, уняв дрожь, только кивнул.

Поначалу он сомневался в своей стратегии. Не слишком ли многого он требует от девочки с такими затяжными комплексами в плане отношений? Но потом убедился в своей правоте. Нет никакого иного способа заставить ее быть с собой честной, кроме как безжалостно впечатать ее в саму себя. Она неосознанно хочет держаться к нему ближе, осталось только это признать. Ксюша кое-как сдерживается, чтобы не смотреть на него постоянно. Ей наплевать на его внешность, он это давно понимал, но она спонтанно выдыхает каждый раз, когда он смеется. Она совсем теряется, когда случайно скользит взглядом по его губам. Это настолько очевидно, что у Кирилла все сжимается внутри от предвкушения. Предвкушения того, что она непременно сорвется, потому что ничего не может с собой поделать. Он начал даже наслаждаться этим периодом, и наслаждался бы дальше, хоть до бесконечности, если бы Вильдо не вырядил ее в зеленый шелк. Но Кирилл решил держаться до последнего — это не та ставка, которую он рискнул бы профукать.

Но она не заметила ни отсутствия восхищенного взгляда, ни комплимента ее внешнему виду, хоть он так старался! Она просто волновалась — все сильнее и сильнее. А на полдороге попросила остановить машину, заявив, что ее тошнит. Кирилл вышел вслед за ней, но удержал себя, чтобы помочь ее волнению — она должна уже наконец-то научиться справляться сама.

Ксюша тяжело дышала, то и дело посматривая на него, словно хотела что-то сказать, но не решалась. И эта сцена грозила затянуться на часы, поэтому Кирилл начал сам:

— Если не хочешь, не поедем.

Он добился, чего хотел — удивления:

— Что? — она даже шагнула ближе. — Я думала, ты будешь уговаривать меня… или даже потащишь силой.

— Не буду, — заверил он. — Хватит уже, Ксю. Пойди и поставь в этой истории точку. Ты к этому готова. Или не ставь, если не хочешь. Но я больше не буду принимать за тебя решения.

Сейчас в ее глазах можно было уловить отчетливый гнев:

— Кир! Ну сколько можно-то? Ты как будто мстишь мне за то…

— За что? — вежливо поинтересовался, раз уж пауза затянулась.

Она поникла:

— За то, что я тебе сделала больно. Теперь ты разыгрываешь равнодушие, чтобы я почувствовала себя на твоем месте.

Она ошиблась буквально по всем пунктам. Он никогда и не задумывался о какой-то там абстрактной боли. Да, он, безусловно, все последние недели испытывал крайний дискомфорт, но не думал о Ксюше, как о его злобном источнике. Его равнодушие оставалось частью стратегии, но она вольна считать как ей заблагорассудится.

Ксюша, не дождавшись ни опровержения, ни подтверждения выдвинутому обвинению, вернулась к своему волнению. Ее мысли можно было читать по тому, как она морщила лоб. Вот это — приподнятые брови и поперечные складки — означало: «Да мне это все на фиг не сдалось! Вернусь я лучше домой и лягу спать». А потом — продольные морщинки вкупе с поджатыми губами — «Ну уж нет! Я прямо сейчас ка-а-ак пойду, да ка-а-ак поставлю точку во всей этой истории!». Он не ошибся, потому что следующей ее фразой было решительное:

— Едем!

Он не стал смеяться или изливаться в восторгах, чтобы не вызвать очередной приступ паники. В итоге к назначенному времени они опоздали, но и это было к лучшему — компания встретила их шумно и весело, не дав возможности для смущения. Едва они вошли в ресторан и направились к нужному столу, как Ксюша сама ухватила Кирилла за руку. Он не стал вредничать и переплел пальцы, как она и хотела — в данном случае его жертва была оправдана ситуацией. И хотя он даже взглядом не выдал удивления, она зачем-то пояснила совсем тихо:

— Ты говорил, если я сама захочу что-то сделать, то можно делать. Так?

Он действительно так говорил. И он на самом деле по этому скучал сильнее, чем предполагал. Наверное, если она не решится в скором времени, ему все-таки придется нарушить пару законов Уголовного Кодекса.

За столом, уставленном бутылками и изобильными блюдами, разместилось человек двадцать пугающе дружественно настроенных ее школьных товарищей. Кажется, только она притащила сюда свою "вторую половину", но его приняли почти с тем же радушием, что и Ксюшу. Ей удавалось что-то приветливо бурчать в ответ, и только вспотевшая ладошка выдавала ее настоящее состояние. Как бы то ни было, Кирилл отметил, что она неплохо справляется.

Минут через пятнадцать научных наблюдений он выяснил, что большинство, скорее всего, вообще не в курсе того, что произошло после «выпускного фейерверка», о самом ее перфомансе за несколько лет порядком подзабыли, а даже те из подруг, кто оказался непосредственным свидетелем серьезности катастрофы, предпочли не заострять на этом внимание. Ксюша это тоже быстро поняла, поэтому и вела себя теперь заметно менее напряженно. Она уже даже обсуждала с соседкой по столу какие-то события, хоть и говорила намного тише остальных.

Особый интерес Кирилла вызывал, конечно же, Рома. Он сидел на той же стороне стола, но в другом конце — так, что с Ксюшей они даже взглядами не могли пересекаться. Слишком удачно для совпадения. Странно, что Ксюша никогда не рассказывала о поддержке подруг, ведь тут явно не обошлось без их вмешательства. Кирилл бы поставил на Иринку, которая сидела как раз рядом с ним. Слишком шумная, самая громкая, заглушающая своими воплями любые неловкости. Ксюша чувствовала себя все увереннее, привыкая к атмосфере, зато у Кирилла была возможность осмотреться. Ему было достаточно скривиться при виде фотографий голопопых младенцев, чтобы его больше в обсуждение счастливого материнства не втягивали. Профессии и места занятости присутствующих его интересовали еще меньше, поэтому он смог откинуться на спинку отодвинутого стула и… озадачиться.

Рома оказался настолько типичным представителем банального беловоротничкового планктона, что Кирилл не мог себе представить, что же такого впечатляющего нашла в нем Ксюша. Не урод, разговорчив, но никаким местом не душа компании… Рома оказался слишком простеньким. Он никак не тянул на разбивателя сердец. А ее сердце, похоже, разбил как-то случайно, мимоходом. Это совершенно точно был не сказочный злодей. Он поступил на выпускном некрасиво, но Кирилл руку бы дал на отсечение, что если бы история повторилась, тот поступил бы иначе. Просто тогда все пошло не так — для всех.