Горький квест. Том 1 - Маринина Александра Борисовна. Страница 12

– Я всеяден, – с улыбкой ответил я. – Мне все можно. Другое дело, что в моем возрасте уже не все нужно.

– Понял.

Он снова поднес телефон к уху.

– Можно все, но без фанатизма, – проговорил Назар Захарович в трубку. – Скромно, по-стариковски.

Он затушил сигарету, бросил окурок в урну, и мы сели в черный джип.

Жена Назара Захаровича оказалась женщиной изящной и элегантной, и даже в свои далеко не молодые годы сохранившей прежнюю изумительную красоту. В первый момент я напрягся, испугавшись, что Элла (так ее звали) будет на правах хозяйки сидеть с нами за столом и слушать мои рассказы, чего мне совсем не хотелось. Я даже не мог отчетливо сформулировать природу и суть собственного нежелания распространяться о своей истории, ведь я изначально, задумывая свой экспериментальный проект, закладывался на то, что придется многократно излагать одно и то же огромному числу все новых и новых людей. Но эта готовность была рассчитана на тех, кого необходимо проинформировать в интересах дела, а вот сама мысль о том, что меня будет слушать человек, к делу отношения не имеющий, почему-то вызывала дикое раздражение.

Однако нервничал я напрасно.

– Давайте, мальчики, быстро ужинайте, без разговоров, – произнесла Элла, – все уже готово. Потом я пойду поработаю, а вы поговорите.

Это непринужденное «мальчики», адресованное двум солидным джентльменам за семьдесят, моментально растопило лед в моем сердце. Все-таки я профессиональный переводчик, и слова имеют для меня огромное значение: я умею не только слышать их, но и понимать стоящее за ними чувство.

Обводя глазами комнату, в которой был накрыт стол, я сделал первоначальный вывод: много книг и мало фотографий. Вернее, книг очень много, а вот фотографий не было совсем. Ни одной. Любопытно. Получается, в этом доме у знания приоритет перед традиционными семейными ценностями?

Мясо с зеленым салатом оказалось превосходным, с едой мы покончили минут за десять, после чего красавица Элла убрала со стола грязную посуду, принесла кофе для меня и чай для мужа и, мило улыбнувшись, скрылась в другой комнате.

– Кем работает ваша жена? – поинтересовался я.

– Элка? Никем. Она работает моей женой. С моим характером это, знаете ли, труд немалый, спасибо хоть зарплату с меня не требует, – с легким смешком ответствовал Бычков.

– Мне показалось, она сказала, что пойдет поработать…

– Ах, это! – Он широко улыбнулся. – Она рисует. Акриловыми красками. У нее отлично получается, Элка всем знакомым свои картины дарит.

– Сколько лет вы женаты? – не удержался я от вопроса.

– Немного. Чуть больше десяти лет.

Ну вот, хоть какое-то объяснение нашлось тому странному факту, что столь красивая и наверняка умная женщина остановила свой выбор на таком невзрачном мужчине. Десять лет назад ей было около шестидесяти, и в этом возрасте спутника жизни выбирают уже не по внешности. Со свойственным мне цинизмом я подумал, что в шестьдесят лет женщины вообще уже не выбирают, с кем им быть, и радуются любому предложению. Но почему Назар женился на ней? Мужчины в возрасте за шестьдесят, как правило, женятся на молодых дамах, с которыми могут почувствовать себя самцами-производителями.

– Это ведь не первый ваш брак? Или первый?

– Второй, – коротко ответил Назар Захарович. – А у Эллы третий. Я вдовец, она – в разводе. Мы с ней полвека знакомы… Познакомились как раз незадолго до моей свадьбы. Так что там с Лагутиными-то? Я ведь жду, когда вы расскажете.

Надо же: полвека знакомы… Что-то эти полвека меня сегодня буквально преследуют, я ведь тоже думал о пятидесяти годах, прошедших после расставания с девушкой-скрипачкой. Мне было любопытно, что за история произошла пять десятков лет назад между Назаром и Эллой, но судя по тому, как круто полковник сменил тему разговора, распространяться об этом у него намерения не было. Что ж, можно понять: кто я ему? Совершенно незнакомый человек, о существовании которого он еще сегодня утром и не подозревал.

Я старался рассказывать как можно короче, потому что заметно устал. С утра – круглый стол в рамках конференции, потом встреча с юристом Сорокопятом, теперь вот с Бычковым. Интенсивное общение с людьми меня сильно утомляло, я давно стал затворником и привык к одиночеству. Наконец я добрался до конца истории.

– Да-а, – задумчиво протянул Назар Захарович, когда я закончил, – ваш род оказался щедрым на эксцентричных потомков. И мигрень ваша меня, надо признаться, удивила. Я ведь всегда думал, что мигрень – это как у Понтия Пилата в булгаковском романе. Ну, сильно голова болит, пусть даже очень сильно, но жить и работать не мешает. Пилат с такой болью даже ухитрился принять судьбоносное для мировой истории решение. Вы читали «Мастера и Маргариту»?

– Не только читал, я этот роман и переводил. Поверьте мне, господин Бычков, та форма гемикрании, которой страдал Пилат, это просто детский лепет по сравнению с тем, что приходится переносить мне. Вернее, приходилось раньше, в молодости. Сейчас-то все уже не так ужасно, но тоже достаточно тягостно.

Он сочувственно посмотрел на меня.

– Понимаю. Что касается вашего дела, то я не удивлен: Зинаида Михайловна была дамой лживой и лицемерной. В общем-то ее можно даже назвать гением адаптации, она прекрасно приспособилась к режиму и играла по его правилам. Советские чекисты никогда не позволили бы ей отсылать свои записки за границу, если бы не подвергали их тщательной цензуре. Поэтому совершенно понятно, что правды в этих записках было совсем немного. Жаль, что вы не удосужились поговорить с ней, когда Лагутины эмигрировали. Бояться ей было больше нечего, и вполне вероятно, она рассказала бы намного больше.

– Мне в тот момент это всё было не интересно, у меня было много работы, я привык к своему образу жизни, который выстроил так, как мне нравится и как мне удобно. А Лагутины мне не понравились, и общаться с ними не возникало ни малейшего желания.

– Но вы же в то время знали об условии Уайли – Купера?

– Конечно. Знал с самого детства. Но интереса у меня это не вызвало, как не вызывало и у моих родителей. Наша ветвь давным-давно утратила право вести записи, жизнь очень изменилась, потомки Джонатана Уайли родственные отношения почти не поддерживали. А деньги, о которых идет речь… Да, они весьма существенны, но не для меня. После гибели родителей и продажи бизнеса отца у меня осталась такая сумма, которой при моем более чем скромном образе жизни хватило бы еще лет на сто, даже если бы я не зарабатывал переводами. А переводы приносят мне весьма неплохой доход. В общем, вся эта волынка с завещанием Уайли – Купера как-то прошла мимо моего сознания. Мне это было просто не нужно, я считал это блажью чудаковатого старика.

– Ну да, ну да, понимаю, – задумчиво покивал полковник. – Мадам давно умерла, а Ульяна… Может быть, она могла бы рассказать? Или вы с ней в контрах?

– Она не расскажет. Для нее это вопрос денег, и отдавать их она не намерена.

– Неужели вы думаете, что она возьмется выполнить такую работу? Хотя… Почему бы и нет? – ответил он сам себе. – Она толковая, всегда работала, вот вы говорите, что она и в Штатах быстро нашла для себя дело и не бедствовала. Она бы справилась, я так думаю. Значит, вы считаете, что она хочет получить деньги Уайли – Купера?

– Я в этом уверен.

– А вам эти деньги для чего? Вы же только что мне заявили, что у вас средств более чем достаточно. Зачем вам ввязываться в эту канитель? Да еще таким сложным манером. Ульяна-то, поди, и без того располагает всеми нужными сведениями, сядет да и напишет. У нее перед вами огромное преимущество, вы за ней все равно не угонитесь. Если она чего-то по малости лет не знала или не понимала, так Зинаида после отъезда из России уже сто раз ей все рассказала и разобъяснила.

Бог мой, как же я устал! У меня просто нет сил рассказывать еще и об этом! Юрист тоже никак не мог взять в толк, для чего я все это затеял. И я решил ответить так же, как ответил Андрею Сорокопяту: