Волшебный цветок - Гарлок Дороти. Страница 55

– Мистер, должен же я как-то… здесь жить.

– Не понял. Ну-ка, ну-ка, поподробнее.

– У меня жена и пятеро детей. Вам это о чем-то говорит?

– О многом.

– Когда люди полковника интересуются содержанием телеграмм, я кое-что рассказываю, но не все. Таким образом мне удается и семью защитить, и гордость не страдает.

– Разумно.

– Я был бы вам благодарен, если бы вы тут не торчали без особой необходимости. Они могут не то подумать.

– Что. уже ходят слухи?

– Уверен, что да. Похоже, вы и ваш приятель взяли не ту сторону…

– Не буду спрашивать, какие телеграммы они отправляли или получали насчет меня.

– Если бы и спросили, я бы вам не сказал.

– Придется раскрыть вам один секрет: я федеральный шериф Соединенных Штатов и пытаюсь разомкнуть тиски, в которых этот человек держит и город, и все окрестные земли.

– Что ж, желаю удачи. Она вам понадобится.

– Сегодня или завтра я приду, чтобы отправить еще две телеграммы одновременно – одну в Шорт-Керни, другую – своему другу в Тринити. Когда вас спросят, покажите им только одну из них – какую именно, оставляю на ваше усмотрение.

– Понял, что вы имеете в виду.

Телеграфист повернулся к Кливу спиной. Тот вышел на улицу и нашел Диллона возле мясного рынка. Они прошли мимо швейной мастерской, перешли через улицу и остановились на тротуаре перед двумя смежными лавками.

– Этот тип направился прямиком в контору адвоката Ли, – доложил Диллон.

Они вошли в одну из лавок. Внутри было сумрачно и прохладно, вдоль стен тянулись длинные ряды полок. По одну сторону располагались галантерейные товары – рулоны ткани, тесьма, швейные принадлежности, готовое платье и лекарства; по другую – продукты. Прямо перед полками с горами консервов тянулся молочный прилавок, в конце которого высилась гордость хозяина – машинка для нарезки сыра. Одним движением маховика огромный золотистый круг сыра поворачивался так, чтобы следующим движением – уже рукоятки – можно было отрезать порцию сыра ровно на пять центов. Рядом с прилавком стояли бочки с крупами, сухими бобами и галетами. Табличка, находившаяся чуть выше, гласила: «Пять центов за горсть».

Диллон направился к прилавку, обогнул его и налетел на даму в широкополой шляпе; лицо дамы было прикрыто темной вуалью. От столкновения женщина отлетела к столу, на котором лежала бакалея: ваниль, пекарский порошок, а также сигары и табак – жевательный и нюхательный. Женщина выронила из рук сверток.

– Прошу прощения, мэм. – Диллон схватил даму за локоть, помогая устоять на ногах, но тотчас же убрал руку, потому что женщина вскрикнула. – Я что, сделал вам больно? Ей-богу, я не нарочно! – Он нагнулся и поднял упавший сверток. – Я, понимаете, очень спешил… за сыром, – в смущении пробормотал молодой человек.

– Не волнуйтесь, все в порядке. Я… сама виновата, нужно было смотреть, куда иду. – Женщина обошла его и заторопилась к выходу.

С ломтем сыра в одной руке и галетами в другой Диллон вернулся к другу, который в этот момент расплачивался за покупки – коробку сигар, иглу и клубок ниток. Диллон бросил на прилавок две пятицентовые монеты.

– Кто эта женщина в шляпе? Она недавно похоронила близкого родственника?

Лавочник чуть слышно прошептал:

– Это миссис де Бери, экономка полковника Форсайта.

Диллон откусил печенье и с набитым ртом повторил свой вопрос:

– Она недавно похоронила близкого родственника?

– Насколько мне известно, у нее нет родственников.

– Тогда почему она носит черную вуаль?

Продавец пожал плечами и отвернулся от прилавка, убирая на место коробку с иголками. Когда он опять повернулся к ним лицом, Диллон и Клив заметили, что у него подергивается веко. Он опасливо покосился на дверь.

– Послушайте, я же не задаю вам вопросов… Да, в последнее время эта дама стала носить вуаль. Если ей хочется скрыть лицо – это ее личное дело.

– Мы уже видели ее в день приезда. Кажется, это было неделю назад, верно, Клив? У нее тогда был синяк на щеке, а один глаз заплыл так, что почти не открывался. Ее кто-то избил, вероятно, тот мерзавец, у которого она работает.

– Молодой человек, на вашем месте я бы не болтал лишнего насчет полковника Форсайта и его дел – если, конечно, вы не хотите, чтобы вам продырявили шкуру.

– Хм, даже так?

– Да уж, можете мне поверить.

– Почему же горожане его терпят?

– Потому что… – Лавочник замялся. – Да вы скоро сами все поймете.

В магазин вошли трое. Один – крепкий молодой парень, которого они уже видели в салуне. Он держался развязно, говорил громко, и, хотя ему еще не было двадцати, юный головорез производил устрашающее впечатление своими габаритами.

Второй из вошедших выглядел так, словно успел принять участие в сотне пьяных драк. Нос его был свернут на сторону, по щеке – от уголка глаза до самых усов – протянулся глубокий шрам. Водянистые глаза покраснели – не то от злости, не то с перепоя.

Третьим был низкорослый усатый мексиканец – один из немногих мексиканцев, которые встретились Кливу и Диллону в Биг-Тимбере. Он носил черную широкополую шляпу, тулья которой была обернута змеиной кожей.

Старший из троицы остановился у самой двери. Юнец же прошел к прилавку с таким важным видом, словно считал себя хозяином заведения, и попытался оттолкнуть Диллона локтем.

– Джимми, мне жевательного табака, да поживее! – потребовал юнец и шлепнул ладонью прямо по кучке галет, которые Диллон положил на прилавок.

Получив удар локтем под ребра, молодой техасец сразу же решил, что стоит всыпать наглому сопляку: во-первых, чтобы преподать урок хорошего тона, а во-вторых, потому что с тех самых пор, как он оказался в этом захолустном городишке, ему не терпелось с кем-нибудь подраться.

– Эй, молокосос, ты разве не заметил, что лавочник сейчас обслуживает нас? Подожди своей очереди.

Юнец развернулся к Диллону. Он походил на разъяренного быка, готового броситься на красную тряпку. Маленькие черные глазки были злобными и налились кровью. Парень согнул руку в локте, словно собирался выхватить из кобуры револьвер.

– Какого…

Закончить фразу ему не удалось – кулак Диллона врезался ему в челюсть, и Юнец как подкошенный рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.

Диллон посмотрел на поверженного бандита. Потом на его спутников.

– Вы тоже желаете принять участие?..

– Мы еще подумаем, – ответил мужчина со шрамом.

– Решайте быстрее.

– Вы крепко деретесь, сеньор, – заметил мексиканец. Диллон мельком взглянул на него и ответил на прекрасном испанском:

– Могу и покрепче. С удовольствием продемонстрирую.

Мексиканец вскинул брови.

– В этом нет необходимости, сеньор.

– О чем это вы толкуете? – прорычал бандит со шрамом. Мексиканец ответил ему по-английски:

– Да об этом гринго, что растянулся на полу. – Он опустился на колени над нокаутированным юнцом и, словно разговаривая сам с собой, тихо пробормотал по-испански: – Ай-ай-ай, сеньор, они пришли вас убить.

Пропойца со шрамом повернулся к Диллону. Клив, небрежно облокотившийся о прилавок, пристально следил за руками бандита.

– Значит, говоришь, драться ты умеешь? А насколько ты ловок, когда доходит до стрельбы?

Диллон ответил не сразу. Смерив бандита взглядом с головы до ног, он чуть отступил от прилавка.

– Ты вооружен. Если хочешь знать ответ, придется за него заплатить.

Наступила тишина. Никто из присутствующих не шелохнулся. Диллон насмешливо взглянул на бандита. Атмосфера явно накалялась. И вдруг пропойца со шрамом совершенно ясно осознал: стоит ему только шелохнуться – и этот светловолосый техасский ковбой тотчас же пристрелит его.

– Да я так, просто спросил, – пробормотал бандит, судя по всему, прекрасно понимавший, что ступает по самому краю пропасти.

Юнец на полу все еще не приходил в сознание. Диллон небрежно пнул его носком сапога.

– Сеньор, он умер?

– Нет, – ответил Диллон по-испански. – У него башка крепкая как камень и полна дерьма.