Снег как пепел - Рааш Сара. Страница 47

— Вверх по трапам, — шепчет тот, кто положил мне в торбу камень.

Он наклоняется за другим камнем и, подняв его, загружает торбу следующего винтерианца. Я поправляю камень на спине и направляюсь к трапам. Деревянные леса в восемь ярусов расчерчивают воздух у строящейся стены, соединенные зигзагообразными трапами, по которым поочередно поднимаются и спускаются винтерианцы. Леса эти сделаны из того же плохого дерева, что и дома в трущобах, кажется, стоит подуть сильному ветру, и вся конструкция рухнет. Правда, если она развалится, то вместе с нами вниз полетят и солдаты Спринга. Хоть это будет справедливо.

Я чуть не смеюсь от этой мысли. А что, если покидать сверху груды черных камней на солдат и бежать отсюда прочь, к виднеющемуся вдали полю, в часть королевства, не огороженную стеной Эйбрила. Камень ударяет по лопаткам, когда я останавливаюсь на настиле, расположенном высоко над землей. То поле не так уж и далеко отсюда. Сочная спелая зелень колышется на ветру. Выходит, что Ангра использует накопитель не только во зло. Строящаяся стена должна опоясать опустошенную часть земли с вырубленным лесом и расширить границы Эйбрила до засеянного поля. Между ним и нами стоят солдаты, но пока, на данную минуту, это наша единственная возможность сбежать из Эйбрила.

Если винтерианцы уже пытались бежать, наверное, мне не стоит повторять их ошибок. Я здесь в такой же ловушке, как и они. Если мне удастся вырваться от солдат и убраться из Спринга, то я вновь смогу поговорить с Ханной. Или вернуться в Корделл и найти Мэзера, Дендеру и остальных. Мужчина передо мной поправляет на своей спине торбу, делая шаг наверх. Виноват ли в том его неровный шаг, или вес, или сдвинутый в сторону камень, но мужчина наступает на торчащий деревянный штырь. Тот прорывает прохудившийся ботинок, раздирая стопу, и настил заливает темной кровью.

Мужчина замирает. На полвздоха, на пол-удара сердца. На короткое мгновение, которого едва хватает для осознания случившегося. Его лицо искажается от боли, а взгляд устремляется к ближайшему, стоящему чуть выше солдату, который поворачивает голову в его сторону. Взгляд падает на кровавый след, поднимается к перекошенному от боли лицу.

— Что, не по силам тебе сегодня эта работенка? — вызывающе вопрошает он.

Я открываю рот и хочу заговорить, чтобы отвлечь внимание солдата от бедняги. Винтерианец поворачивается и направляется к другому трапу, но солдат грубо разворачивает его к себе. Ноги мужчины скользят по сухому дереву, торба съезжает на одну сторону, и он вскидывает руки, чтобы удержать равновесие. Слишком поздно. Его камень слишком тяжел, а движения слишком резки.

Винтерианец балансирует на краю настила на высоте пятого яруса лесов. Его руки отчаянно хватаются за воздух, ища, за что уцепиться, а черный камень в торбе сдвигается, кренится, утягивает его назад. Единственное, за что или кого он может ухватиться, — это ближайший к нему солдат. Я бросаюсь вперед, выпустив из ладони лямку и протянув руку к винтерианцу, словно пытаясь остановить его падение. Но когда сила притяжения берет свое, солдат улыбается, поднимает ногу и ударяет мужчину сапогом в грудь.

Мне хочется кричать, когда винтерианец опрокидывается с настила. Его падающее тело, утягиваемое весом камня все ниже и ниже, медленно пролетает пять ярусов и шлепается на сухую землю. Поднятая пыль застилает изувеченное тело. Оцепеневшая, я стою столбом, но никто даже не останавливается. Никто не кричит и не плачет. Все вокруг продолжают устало тащиться вверх-вниз по трапам, словно стирая погибшего мужчину из памяти неустанным движением ног.

Никто не последует за мной, если я попытаюсь бежать. Они или просто упадут с лесов, смирившись с тем, что нет ни единого шанса на победу, или их перережут после моей жалкой попытки. Перед глазами все расплывается, но я продолжаю идти. Я удерживаю в сознании образ погибшего винтерианца, не давая возобладать инстинктивному желанию убить столько солдат, сколько получится.

Я смотрю на землю внизу. Пыль осела, и тело мужчины, лежащее в грязи случайным нелепым пятном, стало видно. Внутри меня меня бурлит гнев. У нас нет выхода: или мы будем продолжать пытаться спасти свое королевство, или оно прекратит свое существование.

Утро переходит в день. Температура воздуха повышается настолько, что в голове мутнеет и от пота вся одежда липнет к телу. Растянувшиеся часы играют с сознанием, возвращая меня в прошлое: мне чудится, что я снова в Ранийских прериях бреду за Генералом к Корделлу. Не переношу жару, чтоб ей пусто было, но не порадую Ангру обмороком. Пусть даже не надеется увидеть мою скорую смерть.

Похоже, винтерианцы вокруг так же реагируют на жару, как и я. Они спотыкаются, тяжело дыша и ловя ртом спертый воздух, но не жалуются и не падают обессиленно. Пусть такой климат и не подходит винтерианской крови, пленники уже привыкли.

Днем я с облегчением узнаю, что у нас будет перерыв. Почти с облегчением. Ворота, ведущие в Эйбрил, со скрипом открываются. Стоящие передо мной в очереди за камнями винтерианцы скидывают свои торбы, а те, что находились на трапах, спускаются вниз. Я следую за всеми, не отрывая взгляда от ворот, чтобы увидеть, кто выйдет из Эйбрила. Винтерианские дети. Некоторые настолько малы, что, наверное, едва научились говорить, а их уже заставляют работать. Они ковыляют к строительной площадке с кувшинами и обходят работников, предлагая им воду. На худеньких личиках сверкают огромные голубые глаза, тонкие ручки дрожат под тяжестью глиняных кувшинов.

Мальчик не старше четырех-пяти лет приближается к очереди из рабочих, в которой стою я, и ставит кувшин на землю. Он зачерпывает воду ковшом и подносит его мужчине. На вид ему столько же лет, сколько и Генералу. Мальчик повторяет свои действия, пока очередь не доходит до меня.

— Никакой воды для нее! Приказ Ангры! — кричит сзади солдат, и хвост плети щелкает у ног ребенка.

Тот подпрыгивает, заливая водой руки и землю. Взгляд его голубых глаз обращается к моему лицу, и он весь подбирается в ожидании следующего удара. Я отшатываюсь назад больше инстинктивно, чем осознанно. Все разумные мысли испарились, стоило мне увидеть воду, а на их место пришла безрассудная жажда. Глаза видят сейчас лишь кувшин с водой, и тем не менее я делаю еще один шаг назад. Мне не нужна вода. Я не хочу привлекать внимание к кому-то еще.

— Да, — хриплю я. — Он прав. Мне нельзя воды.

Солдат, уже поднявший плеть, хмуро наблюдает за моим покорным отступлением. Я отворачиваюсь, цепляю на плечи торбу и прикрываю веки, когда в нее опускают очередной черный камень. Мальчик возвращается к прерванному занятию, вода выплескивается через края кувшина. Никакой боли, никаких последствий. И никакой воды. Пока я буду со склоненной головой принимать отмеренное мне, трудностей не возникнет.

Это все, что я могу сделать. Никому не мешать, не доставлять неприятностей людям, которые пережили столько страданий. Солдаты выкинули тело мертвого мужчины несколько часов назад, но на земле рядом с лесами осталось кровавое пятно. Я прохожу по нему, ощущая на себе взгляд мальчика. Он лишь очередное тело из армады рабочих Спринга — беззащитное существо, которое солдаты уничтожат ради собственного удовольствия.

От жажды кружится голова, и я оступаюсь, но иду дальше. Еще один шаг, Мира. Еще один шаг.

23

Мы работаем до самой ночи. Когда солнце уходит за стены Эйбрила, солдаты подают сигнал, и винтерианцы по трапам спускаются вниз. Мы бросаем торбы в одну кучу и оставляем те камни, что не отнесли, на завтра. Стена немного выросла, но ощущать удовлетворение от выполненной работы по строительству этого города — все равно что ощущать признательность за жалкую похлебку, полученную нами по возвращении в лагерь. Выхлебав свою порцию и запив ее кружкой воды, я спешу убраться подальше, прежде чем меня накажут за то, что я набила брюхо. Когда я ела в последний раз? Завтракала в Битае перед битвой?

— Ты все еще здесь! — восклицает Несса, когда солдат толкает меня в клетку.