«Пылающая Эмбер» (ЛП) - Брайа Дерби. Страница 64

Тишина затягивается до тех пор, пока я не задаю вопрос:

— Ты остановишь меня, если я захочу уйти?

Он вздыхает и опускает голову в изгиб моей шеи. Его руки затягиваются вокруг меня.

— Это твоя жизнь. Ты вольна поступать так, как захочешь. Я не остановлю тебя, если ты чувствуешь, что должна это сделать. Но я, черт подери, правда надеюсь, что ты останешься. Я лучше, чем кажусь. Клянусь гребаным Господом Богом. Позволь мне доказать это.

Змея кольцами обвивается вокруг моего сердца. Та самая змея, которая была там с того момента, как я встретила Мава. Я поднимаю руку и на несколько секунд накрываю его руку, которую он обернул вокруг моего живота. Я впитываю ощущения его близости. В этом что-то есть. Такое чувство, что именно в его руках я и должна находится. Я не могу объяснить, почему так. Без разрешения он выжег на моем сердце свое имя. Разжег внутри меня огонь, и я понятия не имею будет ли он когда-нибудь потушен. Но одно я знаю точно: неважно, куда я отсюда уйду, каждый момент, который мы разделили, останется со мной навсегда.

Хорошее и плохое.

Я высвобождаюсь из его рук, и он неохотно меня отпускает. Я не даю ему ответ, да он его и не требует. Может быть, потому что знает, каким будет ответ, если я озвучу ему свое решение прямо сейчас.

«Пылающая Эмбер» (ЛП) - _23.jpg

Глава 21

Цена свободы зависит от многих факторов.

ЭМБЕР

На том ринге я сражалась больше, чем Люци. Внутри меня уже давно копились и множились разочарования в людях и решениях, которые привели меня к этой точке. Рано или поздно они бы вырвались наружу.

Мне двадцать два года, а я ни разу не прожила день так, как хотела бы его прожить. По крайней мере, если судить по тому, что я помню. Моя жизнь была чередой препятствий. Многие люди и вещи нуждались в моем внимании. На протяжении долгих лет я ставила потребности других людей превыше своих собственных.

Поначалу, это помогало моей маме оплачивать счета. Когда она бросила нас, мне пришлось работать день и ночь, чтобы не лишиться крыши над головой, не говоря уже о еде в шкафах.

Сандаун, предоставленная самой себе, забеременела в пятнадцать лет. Она не могла удержаться на работе и не знала, как ухаживать за ребенком, — или не хотела знать — поэтому вот уже почти четыре года я обеспечивала и заботилась об Уилл.

Я заменила ей мать.

Моя сестра то появлялась, то исчезала из нашей жизни. Частично это была моя вина, я должна была сразу ее вразумить. Но как я могла? Наша мать продавала свою самую красивую дочь за деньги. У моей сестры была оправданная причина бояться и время от времени сбегать. Она ненавидела оставаться в доме, там, где подвергалась насилию, но переезд был роскошью, которую мы не могли себе позволить.

Я сочувствовала ей. Я не винила ее в том, что она не могла заглушить свою боль и подавить воспоминания о мужчинах и алкоголе. Я просто не хотела, чтобы это вредило мне и Уилл.

В конце концов, скатившись на самое дно, она появилась у двери, полумертвая, избитая до посинения и истощенная до неузнаваемости. Она не рассказала мне, что случилось, но через какое-то время она решила завязать и начать новую жизнь. Сначала она была просто еще одним ртом, который нужно было кормить, но, к моему удивлению, она устроилась официанткой на полставки и позволила мне помочь ей подать заявку на получение государственной помощи.

Именно тогда я встретила Уорнера. Он приехал на конференцию в отель, где я работала. Он изо всех сил старался как бы нечаянно столкнуться со мной и завязать разговор.

Я влюбилась… заглотила наживку… клюнула как рыба на крючок… угодила в ловушку его небесно-голубых глаза и была сражена обаянием милого американского парня. Как я могла устоять? Он пылинки с меня сдувал, приносил цветы и водил в лучшие рестораны. Он оплачивал мои счета, давал мне деньги, которые я тратила не только на себя, но и на Уилл и Санни. С Уорнером я делала то, о чем раньше могла только мечтать. Впервые в жизни у меня были красивые платья и потрясающая обувь. Солнцезащитные очки. У меня никогда не было солнцезащитных очков. Они были блажью, а у меня были деньги только на предметы первой необходимости.

После четырех месяцев знакомства Уорнер попросил меня переехать к нему. Он медленно, но верно убеждал меня в том, что Санни никогда не возьмет на себя материнские обязательства по воспитанию Уилл, пока я не уйду с ее пути. Он сказал, что я мешаю им построить настоящие отношения между матерью и дочерью, сказал, что Уилл нуждается в своей маме. Где-то в глубине души я долгое время тоже так считала, но от его комментария почувствовала себя виноватой и эгоистичной, пока наконец не уступила.

Я тогда еще не понимала, что, убеждая меня переехать от них, он начинал отдалять меня от всех, кого я знала и любила.

Уйти от Уилл было трудней всего того, что я когда-либо делала. За одним единственным исключением — жить каждый день так, как я живу сейчас, не видя ее лица и не слыша ее голоса. Не только потому, что мне казалось, будто я вырвала свое сердце и вверила заботу о нем своей ненадежной сестре, но и потому, что беспокойство, которое я испытывала, было невыносимым. Что, если Санни снова решит, что она не готова быть мамой? Что, если она снова начнет пить? Что, если она приведет в дом мужчин?

Я волновалась постоянно.

До такой степени, что это повлияло на мои отношения с Уорнером и на мою работу. Уорнер сказал, что я просто должна уволиться. Если ты собираешься готовить и убирать для кого-то, это могу быть и я. У меня не возникло с этим проблем. Затем он уговорил меня перестать так часто названивать Сандаун, чтобы проверить в порядке ли она. Мне нужно было дать ей и Уилл некоторое пространство, чтобы они укрепили свою связь, дать Санни возможность ошибаться и учиться на своих ошибках.

Затем последовало еще больше странностей. Он не хотел, чтобы вечером я садилась за руль. Он волновался, когда я вообще водила машину. Новая прислуга могла забрать все, что мне было нужно.

Однако подобные мелочи начали наслаиваться друг на друга, и в итоге я поняла, что теряю и передаю ему весь контроль. С каждым днем ​​я все больше и больше боялась того, какую свободу он отберет в следующий раз.

Поначалу в сексуальном плане он не торопил события. Я не была абсолютно неопытна, но по-прежнему оставалась девственницей, и, поскольку я ждала, когда мне исполниться двадцать один год, и я встречу подходящего мужчину, я нервничала и боялась секса. Он сразу же развеял мои страхи, пообещав подождать, пока мы не поженимся.

Затем по непонятным мне причинам он стал раздражительным и злым. Он часто хватал меня за руки, проявляя излишнюю грубость. Его поцелуи стали изголодавшимися, его руки шарили по всему моему телу, а от былой нежности не осталось и следа. Очаровательный и щедрый человек, которого я встретила, куда-то исчез.

Однажды вечером его обещание подождать до свадьбы растаяло как дым.

Никакой романтики. Никакой нежности. Он забрал мою девственность, когда я лежала лицом вниз на кухонном полу, где оказалась после того, как он меня ударил. Плитка была белой, и контраст пролитой крови, как от рассеченной губы, так и от разорванной девственной плевы, наконец, вырвал меня из оцепенения. Я продолжала убеждать себя, что все наладиться. Но смывая с пола кровь, я поняла, что это ложь. Дальше будет только хуже.

На следующий день он пришёл домой с цветами и извинился за то, что был не в себе.

Но на протяжении следующих двух недель он часто был вне себя. К тому же он стал параноиком. Его спальня стала моей тюрьмой, а набор наручников отнял последнюю частичку свободы, которой я обладала.

Мне кажется, отчасти все дело было в сексе, но, в основном, он хотел, чтобы я боялась. Он наслаждался моей болью и тем, что я бессильна против него.