«Пылающая Эмбер» (ЛП) - Брайа Дерби. Страница 88

Его взгляд отрывается от моих глаз и опускается на мой живот. Он смотрит на меня почти целую минуту. Мав ничего не говорит, когда выходит из своего транса. Он просто заключает мое лицо в свои ладони и страстно целует. Такое чувство, что он прощается. И если честно, это меня пугает.

Он ложится на кровать и тянет меня к себе, чтобы я прилегла на его грудь.

— Я завтра поговорю с доктором о том, чтобы он дал тебе завтра посткоитальный контрацептив, хорошо?

Я киваю.

— Мав, я не специально. Я бы не стала…

— Шшш… — он потирает мне спину. — Я знаю.

Он долго молчит. Затем, наконец, говорит:

— Куколка… позже… если ты решишь, что это не то место, где ты хочешь быть, а внутри тебя будет расти мой малыш, знай, что я не позволю тебе уехать.

— Мав…

— Мои дети не будут расти без меня. Ты причинишь мне невыносимую боль, забрав у меня ребенка. Поэтому, даже если ты не готова стать матерью, тебе нужно хотя бы выносить его весь срок, чтобы я мог позаботиться о нем или о ней.

От чувств, что скрыты в его словах, у меня ноет сердце, а подступающие слезы сдавливают горло. Я знаю, каково это, когда у тебя отнимают ребенка. Я бы никогда… никогда так с ним не поступила.

Я уверена, что, лишившись в раннем детстве родного отца, он не хочет, чтобы его сыну или дочери выпала та же участь. Я уважаю его за это. От осознания того факта, что он хочет быть не просто ответственным, а принимать участие в жизни своего ребенка, мое сердце раздувается от переизбытка чувств.

— Я никогда не смогу сделать это с тобой или со своим ребенком. Но, думаю, нам не стоит снова рисковать. Не стоит действовать так безрассудно.

— Я понимаю. Если бы я знал, что ты не предохраняешься, клянусь, Куколка, я бы использовал презерватив, — я поднимаю на него взгляд. — Мне, так или иначе, нужно было его использовать, — мышца на его челюсти дергается. — Я просто не хотел никаких преград между нами. Я безумно хочу познать всю тебя: каждую деталь, включая то, каково это чувствовать тебя кожа к коже. Но я должен был подождать. Прости.

Я качаю головой и отвожу взгляд.

— Я не сержусь, просто немного обеспокоена.

— Я чист. Я всегда использовал защиту. К тому же док регулярно проверяет всех в клубе.

Я съеживаюсь и несколько секунд перебираю в памяти те моменты, когда Уорнер брал меня без защиты. Переведя дыхание, я говорю ему:

— Мой бывший… он ничего не использовал, и я не знаю, был ли он…

— Эй… эй, — он приподнимает мой подбородок вверх. — Это моя ошибка. Завтра мы встретимся с доком и проверимся. Если обнаружится проблема, то это моя вина. Хорошо? Не твоя.

— Не вся вина лежит на тебе, Мав. Я должна была предупредить.

Он убирает волосы с моих глаз.

— Нет. Я поклялся себе, что не буду подталкивать тебя к чему-либо. Но я все равно это сделал, — он обвивает меня руками и крепко прижимает к себе. Его пальцы начинает скользить вверх и вниз по моей спине. — Я никогда не хотел такой близости с другой женщиной. Если не брать в расчет… — Дану. — Ощущать, как ты кончаешь, обхватывая меня, — самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел или чувствовал в своей жизни.

Через несколько минут, когда мне становится холодно, мы забираемся под одеяло, и время от времени он целует меня в макушку. Каждый раз, когда он так делает, мне кажется, будто он дышит мной. Его руки блуждают по моей спине. Моей заднице. Он подтягивает мое бедро выше и устраивает его поверх своего бедра. Все это время его пальцы не прекращают движение и массируют мою кожу.

Я перечитываю вытатуированные слова на его груди и снова очерчиваю их своим пальцем. «Он открывает глубокое из среды тьмы и выводит на свет тень смертную». ~ Иов 12:22

— Что означает твоя татуировка?

Я поднимаю голову вверх и вижу, что его глаза закрыты. Он открывает их и немного приподнимается, на секунду опускает взгляд вниз, а затем откидывается на подушку.

— Ее смысл для меня постоянно меняется. Первоначально ее суть для меня сводилась к тому, что я обнаружил совершенно другую сторону себя, когда перестал жить по правилам Пола. Я медленно умирал в доме с ним и моей матерью. Я был настолько потерян в том, кем они хотели меня видеть, что даже не понимал, кто я. Когда я ушел, то начал жить по своим собственным правилам, и в итоге я нашел смысл жизни. А также я нашел место, которому хотел принадлежать, и братьев… хотя не вырос ни с одним из них.

Я пытаюсь понять то, что он говорит, и почувствовать то, что чувствовал он, когда делал эту татуировку.

Для него было смерти подобно жить на свету и быть тем, кем он не являлся. Он нашел себя и свой путь во тьме.

Его рука находит мою руку, и он начинает играть с моими пальцами.

— Люблю твои руки, Куколка. Они такие маленькие, но такие сильные, — бормочет он.

— Ты сказал, что ее смысл постоянно меняется?

Он не спешит отвечать.

— Да. Быть несколько раз в шаге от смерти. Видеть, как это происходит с теми, кто меня окружает… видеть, как это меняет людей, — он соединяет наши пальцы и сжимает мою руку. — Смерть парит над нами день и ночь, и все же мы принимаем это как должное. Мы забываем, что завтра нас может здесь уже не быть. Те, кого мы любим, внезапно умрут. И наше время с ними истечет. Вот почему мне было так тяжело сохранять терпение по отношению к тебе, когда я знал, что ты была той, кого я хотел. Никому из нас неизвестно, сколько «завтра» нам отмерено. И я хочу провести их с тобой столько, сколько смогу.

Он довольно долго просто держит меня, время от времени водя рукой вверх и вниз по моей спине.

Все еще снедаемая любопытством, я спрашиваю:

— А как насчет других твоих татуировок? Те изображения на твоей руке.

— Истории. Из Библии. Истории, которые кое-что значат для меня, — опустив голову вниз, он спрашивает: — Ты когда-нибудь читала Библию?

Я качаю головой.

— Моя мать не верила в Бога и всё такое.

— А ты веришь?

— Да, верю.

В памяти всплывают воспоминания об Уилл, когда она только-только родилась. Она была такой красивой и идеальной. Такой счастливой малышкой. На сто процентов здоровой, хотя Санни употребляла наркотики, курила и даже пила, вынашивая ее. Я каждый день благодарила Бога за то, что он каким-то образом уберег ее и даровал мне.

Рука Мава замирает. Но через секунду продолжает свое движение.

— Когда я впервые начал читать Библию, я ненавидел ее. Я не понимал значения большинства слов. Но, в конце концов, понял, и истории в ней заинтересовали меня, потому что они были частью всеобщей истории, к тому же я любил читать о борьбе добра со злом, — он усмехается, и я чувствую, как вибрации этого смеха отражаются от его груди. — Только значительно позже я разглядел в этих историях жизненные уроки. Истины, которые я всегда хотел запомнить и, возможно, разделить со своими детьми.

Задрав голову вверх, я спрашиваю:

— Ты расскажешь их мне? — он хмурится. — Истории, — я провожу большим пальцем по его лбу и снимаю с него напряжение. — Ты сможешь попрактиковаться на мне.

Его руки сжимают меня сильнее, кадык дергается, когда он сглатывает.

— Боже, Куколка. По-моему, ты понятия не имеешь, что со мной делаешь, — качнув головой, он делает глубокий вдох. — Ладно, но не смейся. Это было давно, и я не лучший рассказчик.

Я делаю вид, что запираю рот на замок, и улыбаюсь ему.

— О чем рассказать в первую очередь? — задумчиво произносит он, поднимает свою руку вверх и поворачивает ее.

Я указываю на рыжеволосую женщину, срывающую с дерева фрукт. Я сходила с ума от любопытства с тех пор, как увидела ее. Это Дана или какая-то другая женщина?

На этот раз он смеется во весь голос.

— Ева?

— Это ее имя? — он кивает. — Расскажи мне о ней.

Он начинает рассказывать мне об Адаме и Еве, Райском саде и змее. Поначалу он путается, забывает упомянуть некоторые части и вынужден начинать по-новой, но через минуту его страсть к истории берет свое, и он начинает добавлять детали, которые почерпнул, изучая другие версии Библии.