«Пылающая Эмбер» (ЛП) - Брайа Дерби. Страница 96

Я хладнокровно его убил и попаду из-за этого в ад. Я знал, что никогда ничего не смогу поделать с тем, чтобы изменить этот факт.

— Почему она ушла, если у нее был ты… и это? — шепчет Куколка.

— Она не знала об этом доме. Никто не знал. Даже мои братья. Это должно было стать сюрпризом.

— Ты никому не рассказывал?

— Никто, кроме Кэпа, даже не знал, что она беременна.

— Ох, Мав. Почему?

Я пожимаю плечами.

— Потому что их заботят только киски, бабки и вечеринки до тех пор, пока они где-нибудь не отрубятся. Как бы они поняли или узнали, через что я, черт подери, прошел? Мы слеплены не из одного теста. Я всегда это знал. Я люблю их. Но у нас разное представление о том, на что похожа нормальная жизнь.

Я не даю ей время вникнуть в смысл моих слов. Вместо этого я тяну ее к кузову пикапа и опускаю его борт. Еще одна искорка боли вспыхивает в моей груди, когда я дергаю к себе черную сумку.

Вытащить сумку этим утром из своей спальни в клубе было довольно трудно. Каждый раз, касаясь ее, я вспоминаю тот день и месяц полной безнадеги, который потратил на поиски Даны. Я вспоминаю окрыляющую надежду, а затем опустошающее падение. Я вспоминаю то состояние, когда хотел ее убить, а затем как направил каждую унцию своего гнева на парня, которого Кэп бросил к моим ногам. Я вспоминаю каждый удар, который превращал его лицо в кровавое месиво, и как с каждым ударом я чувствовал, что тот человек, которым я был, безвозвратно ускользал.

Вот, что находилось в этой сумке. Все, что я потерял, включая самого себя.

Не знаю, сколько раз я выносил эту сумку к костровым ямам за клубом, намереваясь сжечь ее, надеясь, что когда от нее останется только пепел, это положит конец мучениям и сожалениям, которые ежедневно меня атакуют. Но я так и не смог этого сделать. А боль так и не перестала сдавливать мне грудь.

Даже в этот самый момент я не готов открыть сумку и показать ей содержимое, но я не думаю, что настанет время, когда я буду к этому готов. Так почему бы не сейчас?

Я разворачиваю одеяло, которое захватил, и стелю его на пол кузова пикапа.

Эмбер встает рядом со мной и внимательно наблюдает за тем, как я расстегиваю сумку. Сначала я вытаскиваю Библию. Черный переплет с выгравированными на нем инициалами JMG (ДМГ) в нижнем правом углу.

— Моя мать дала мне ее. Это была еще одна причина, по которой я прекратил ссориться с ней и Полом. Библия принадлежала моему отцу.

Она проводит пальцем по золотому тиснению.

— Что означают эти буквы?

— Джон Мэтью Ганн, — я медленно листаю страницы, пока не нахожу то, что ищу. — Сначала я не был уверен, что это его Библия. Не было похоже, что ее когда-либо открывали. Но потом я увидел это, — я показываю ей Книгу Иова и остальные Священные Писания, выделенные разными цветами. На белых полях записаны его мысли, короткими беспорядочными фразами. — Моя мать как-то показывала мне старые письма, которые он ей писал. Почерк совпадал.

— Почему, по-твоему, он выделил именно эти строки?

Чуть заметно пожав плечами, я отвечаю:

— Я думал, что это была единственная часть, которую он читал, или единственная часть, которая его зацепила, — уголок моего рта приподнимается. — Я, наверно, читал эту вещь сотни раз, и некоторые места, которые он выделил, по-прежнему остаются моими любимыми.

Пока Эмбер пролистывает страницы и изучает кое-какие отрывки, я вытаскиваю другие книги о том, чего ждать, когда ждешь ребенка. В некоторых торчат закладки, и большинство страниц с загнутыми уголками. Отложив Библию, Эмбер их тоже просматривает.

— Ты все это прочитал?

Мою грудь сдавливает.

— Да, я хотел знать, что нужно делать, чтобы быть подготовленным.

На очереди коробка, но, когда мои пальцы оборачиваются вокруг нее, мой желудок ухает вниз.

— Это должно было стать первым подарком из многих, — объясняю я, передавая коробку ей. Эмбер не решается взять ее.

Я киваю и говорю:

— Давай же… открой ее.

Ее взгляд опускается, и сквозь прозрачный пластик она видит, что находится внутри.

Ее рука слегка дрожит, когда она открывает коробку и вытаскивает куклу. Она держит ее так, словно боится сломать. Но кукла такая же гибкая, как Эмбер. Она не сломается.

— Вот почему я стал называть тебя «Куколка». Почему я хотел, чтобы ты ушла в тот первый день. Я пытался забыть. Но ты разворошила прошлое, и каждый раз, глядя на тебя, я видел это.

Она вертит в руках рыжеволосую куклу. Я знаю, что она замечает сходство. Волосы, сине-зеленые глаза, веснушки на щечках и даже голубая клетчатая рубашка.

— Я думала, ты называл меня так, потому что…

Меня пронзает чувство вины. Я качаю головой.

— Нет, но я не мог тогда сказать тебе правду. Поэтому я позволил тебе поверить, что это было причиной.

Пока она с благоговением касается куклы, я достаю из сумки тубус для чертежей. Мои пальцы подрагивают, когда я отвинчиваю крышку. Мне требуется минута, чтобы вынуть бумаги из футляра и снять с них резинку. Сделав это, я разворачиваю чертежи и выкладываю их на пол кузова, чтобы она увидела. Затем я наклоняюсь и подбираю несколько камней, чтобы зафиксировать ими уголки. Она кладет куклу на сгиб руки и частично встает передо мной.

Ее пальцы прослеживают линии на бумаге, хотя на самом деле она не касается ее.

— Это прекрасно, — сбивчиво выдыхает она.

Да. Это было прекрасным.

После того, как она внимательно изучила чертеж, я переворачиваю лист бумаги и позволяю ей увидеть заднюю часть дома. Ее рука зависает над задним крыльцом.

— Я собирался установить на веранде подвесные качели. Думал, что если у малышки возникнут проблемы со сном, я смогу вынести ее туда и покачать, чтобы она заснула.

Я проглатываю комок, застрявший в моем горле, сворачиваю эту бумагу и перехожу к следующей. Пред нами предстает новый эскиз, и на мою грудь давит неимоверная тяжесть. На сей раз меня душат эмоции. Мне требуется пара секунд, чтобы прочистить горло и снова заговорить.

— Это детская.

Эмбер протягивает руку и изучает дерево.

— Ветви были книжными полками. А ствол дерева был дверью, через которую она могла попасть в маленькую игровую комнату, спроектированную специально для нее.

Она проводит пальцем по дереву.

— Я спроектировал эту стену для буквенных блоков. Тех, с которыми играют дети, старые, деревянные. Их можно было бы переместить так, чтобы, когда она стала бы старше, то могла бы взобраться наверх, сесть в этом укромном уголке и читать у окна. Я собирался начать чертить росто-весовую кривую здесь, а затем установить там кровать. Я хотел, чтобы эта арка выглядела как полумесяц, тогда используй я более тусклый свет, он бы послужил ночником в случае, если бы она боялась темноты.

Куколка всхлипывает, и в тот же миг я бросаю на нее взгляд, вовремя подмечая слезу, капающую с ее подбородка и приземляющуюся на чертеж. Я был настолько поглощен своим дизайном, что не понял, как на нее повлияет увиденное.

— О, Боже, извини, — расстроенно выдавливает она, снова и снова промокая хлопком своей футболки мокрые дорожки слез.

Я успокаивающим жестом стискиваю ее руку.

— Эй, все в порядке.

— Мав, мне жа…

Я поворачиваю ее к себе и прижимаю ладонь к ее щеке. По ее лицу текут слезы, они переполняют ее прекрасные сине-зеленые глаза. Она пытается отвести от меня взгляд, но я не позволяю ей.

— Не надо. Не прячься от меня.

Я смахиваю ее слезы. Но мне приходится приподнять свою футболку, чтобы вытереть новые потоки слез, потому что они не прекращаются. Я усмехаюсь, и она одаривает меня смущенной грустной улыбкой.

Черт… Она — самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел. Я осторожно забираю куклу и кладу ее на опущенный борт кузова. Подняв ее подбородок, я целую ее влажные от слез губы.

— Не думал, что когда-нибудь снова позволю другой женщине подобраться ко мне так близко. Не доверял ни единой душе, не мог рассказать о том, что делает меня слабым. Я не все о тебе знаю, но я доверяю тебе.