Русский фронтир (сборник) - Дивов Олег. Страница 5
«Не глядеть. Не видеть, – рябило в уме. – Назад, в гараж, там ночью никого. Достать яйцо, согреть в ладонях, потереть и приложить к глазам. Пусть покажет Rossiyu. Там все чистые, без срама. Или злой дух меня морочит?.. Но если в яйце – зло неверных и кресты, почему оно – чистота и красота?.. Я так свихнусь».
– Помню, тут парень был, Коби Мазила, – нашел он чем сменить тему. – Что-то его не заметно. Много дразнили?
– Не-е! – отмахнулась хмельная скинхедка. – Так, слегонца шутили. Вообще он меткий, хорошо добыл собачины… Сам от нас отбился. Да и заходил-то раз-другой. Чудной стал – бродит в одиночку, думает чего-то, щепкой на песке рисует, а то в заросли уйдет, и не докличешься… Короче, дурака кусок. Накатишь со мной кружечку напополам, а?
От ее слов Лейса пробрало не по-хорошему.
Щепкой на песке. Можно быстро ногой стереть буквы.
– Не сегодня. – Он поднялся, потянув за руку робкую Трис. Та упиралась, на алиен тащил настойчиво и под глумливые напутствия вывел из повети в ночной холод. Снаружи она принялась всхлипывать, пряча лицо, и ахнула, когда Лейс дернул ее к себе.
– Иди домой, – тихо заговорил он сквозь зубы. – Больше сюда ни ногой. Никогда. Уважай себя. Поняла?
– Ага.
– Будешь умницей, я… дам тебе котенка. Когда кошка родит, и они подрастут.
Тогда Трис перестала сжиматься, оттаяла. Кошек любили все, и алиены, и скинхеды.
– Теперь ступай. Брысь!
Хотя на обратном пути нечисть-невидимка вновь шуршала в темном воздухе, сопровождая Лейса, он не обращал внимания.
«Ну, вот зачем я в резервацию ходил?.. Тьфу, словно в помоях извалялся!.. И как теперь пистолет получить?.. Пересилю себя, хлебну их пойла – в гараже из бака. Дымом и так весь пропах. Назову Трис. Все видели, что я увел ее. Пусть в городе верят. Что еще им остается? По закону, чтоб уличить в блуде, надо четыре надежных и благочестивых свидетеля – будут! Четыре распутные скинхедки… Судья и скажет – всех пороть!»
Но больше его волновал Коби, отказавшийся от вечеринок со спиртягой.
Казалось бы, самое то для рабов и неверных – бухать, дуреть, курить и кис-кис-мяу с кем попало. Натурально по-скотски. Скотина и та поразборчивей будет!
А этот отбился. Понюхал – и прочь.
В одиночку стал ходить, от других прятаться. И щепка…
Сам Лейс пользовался гвоздем.
Осталось незаметно проскользнуть в гараж, собравшись с духом хлебнуть топлива и, пока не выветрилось из одежки, нагло пойти к дому законоучителя.
Отрава крепко ударила в голову, ноги заплетались. У порога дома Лейса вырвало, тут его взяли в оборот. На допросе он во всем признался, хотя половину вины свалил на злого духа, всю дорогу шелестевшего над головой крыльями нетопыря.
– Окажите снисхождение, он сбил меня с пути!
Но учитель злился за облеванный порог и спуску не дал:
– Эй, сын греха, в твоих жилах кровь неверных – пьяниц и блудниц. Она звала тебя в притон бесчестья, окунула в свинство. Шесть ремней – славный урок для полукровка!
За такой намек на мать положена расплата, и Лейс, вырвавшись из рук охраны, с налета боднул законоучителя под дых, так что тот рухнул навзничь. Вдобавок оскорбил охранников – мол, оба они евнухи, раз не пошли биться с чалматыми за веру. Итого дюжина ремней.
Отлежавшись, он ходил по стенке, а когда окреп маленько, командир стражи дал ему старый, но еще исправный «ЗИГ-Зауэр»:
– Люби его, теперь он твой друг и защита.
Тяжесть оружия в ладони радовала, но мысли Лейса были не в тире.
«Скорей бы в гараж. Как там оно без меня?»
Пока он валялся, выпал первый снег, стаял и выпал вновь, дороги вконец раскисли, и на оставшиеся в городе тачанки ладили грязевые шины с мощными грунтозацепами. С городских стен равнины Вилда смотрелись будто огромный маскировочный халат, раскинутый вдаль до холмов Норт-Даунса – пятнистый, белый с черным и бурым. Вон строгая крепость орланов на взгорье Голгофы, а вон в низине кривая, неровная загородь вокруг резервации. Над тростниковыми и камышовыми крышами – дымки очагов, кузни и винокурни…
– Пустите в полевой дозор, – попросил он командира. – Я хорошо вожу квадроцикл.
Тот, поразмыслив, кивнул:
– Хорошо, запишу тебя в график. С пистолетом не балуй, зря по неверным не пристреливай, а то опять ремня отведаешь. Помни, магазин к твоему снарядить – два дирхама. Перчатки, боты, шлем, бинокль и прочее возьмешь в цейхгаузе.
Вот было зрелище, когда он, затянутый в кожу, с кобурой у пояса лихо подкатил к воротам резервации! Засуетились неверные, забегали – ой, ой, зачем дозорный недоросль явился? Не иначе как с приказом на работы. Или на расправу?.. Одно странно – почему у него в багажной сумке мяукает.
Бензином бы заправить квадроцикл, он больше жара дает и мощности. Можно так разворот отчудить на скорости, грязь на семь метров плеснет, всех скинхедов до ушей окатит. Да где взять этот бензин…
Тот молодняк, что прежде в повети пошучивал над ним, теперь клонил головы.
– Ты, Щербатый! – властным голосом позвал Лейс старшину, когда-то предлагавшего полтушки голубя, забитого не по закону. – Позови мне Трис, живо. Бегом!
На дневном свету девчонка оказалась даже миленькой. К Лейсу она подходила опасливо, не только согнув шею, но и отводя лицо. Должно быть, молва ходила – «Нежничала с алиеном», – и ее здесь нет-нет да шпыняли понапрасну.
– Ближе подойди.
В уме Лейс попытался представить ее с длинными пышными волосами, с прической, как у девушек в Rossii, каких показывало яйцо. И не в дрянной куртке, а в ярком платье. Даже с крестиком в ложбинке на груди, за который здесь бы голову снесли. Так даже красивей. Ну и пусть это сказка про пери, все равно здорово.
– Вот, – извлек он из сумки встрепанного, перепуганного котенка. – Обещал. Твой.
– О… – растерялась она. – Да, да! Как вас благодарить…
Он поманил ее:
– Ближе. Еще ближе. Это самец. Сама назовешь.
– Пусть будет – Лев.
Совпало случайно, но Лейса приятно кольнуло.
«Мое имя!»
– Я спрошу… – зашептал он, – но клянись не разболтать.
– I swear to God! – согревая котика под курткой на груди, поспешно выдохнула Трис на прежнем языке, каким вещали в их молельне. Лейс сделал вид, что не слышал запретного.
«Зато искренне».
– Где Коби Мазила? Где он сейчас?
– Он… ушел ставить силки для кроликов. После охоты на собак их стало много…
– Куда ушел? Рукой не показывай. Скажи.
– В сторону Голгофы, где под склоном заросли. Он… что-нибудь нарушил?
«Не больше, чем я».
– Все в порядке. Помалкивай. Ty khorosho, krasivo, – прибавил Лейс на языке яйца, сколько нашел из запомненных слов, и запустил мотор. Она еле успела недоуменно спросить: «А?.. Что-что?», а он уже рванул с места.
По отъезде алиена к Трис сбежались девчонки – всем хочется погладить котика. Заодно и выведать, о чем она шепталась с полевым дозорным.
– Он тебе свидание назначил, да?
– Уже хватит отмалчиваться! Скажи прямо – у вас было.
– Его мать моей тетке сеструха была, только веру сменила и в город ушла, за смельчака замуж. Такая вот несчастная любовь! Ее там затравили, потому что лысая и языка не знает, она и зачахла. А парня к своим тянет…
Звук мотора Коби заслышал издали, но значения не придал.
Дело обыкновенное – дозор по полям разъезжает, спирт впустую жжет. То ли следят, чтоб паки не подкрались, то ли опасаются соседей – не нагрянут ли, пока в городе мало смельчаков. Им виднее.
Кого алиены не боятся, так это скинхедов. Раньше, когда-то в старину, были отчаянные, воевали под крестовым флагом против черного, только их головы давно истлели на колах. Куда против господ без огнестрела?.. Были те, что пустились в Исход, по-библейски, искать земли без черноты, но и этих след простыл.
До поры Коби считал, что бежать некуда, кругом Наместье. Пока яйцо не открыло ему другую жизнь – сначала голосом, потом зрением. Это внушило надежду, словно дало в бурю кров, в голод – пищу. Даже просто повторяя, затверживая слова иной речи, меняя произношение под руководством голоса, он изменялся внутри, будто в размякшем теле рос новый костяк, крепче прежнего.