Долгая полночь (СИ) - Скумбриев Вадим. Страница 41

«...Не без мучительной боли недавно мы узнали, что появились во Франции лисы, возводящие злые наветы...»

Они хорошо знали, что дар Жанны не дан Богом. Они знали, что Жанна – всего лишь ведьма, у которой есть власть над духами. И написали бумажку, дабы кто другой не позарился на их имущество.

Никакого Бога нет, – сказал Азазель.

А если он и есть, вряд ли служители храмов ближе к нему, чем простая крестьянка.

«...и что они по наущению врага рода человеческого дерзают говорить, будто святой дар Изгоняющей проклят...»

А она честно выполняла свою работу. Приезжала на место, касалась головы одержимого – и тот исцелялся. Вот только исцеляла она сплошь дворян да церковников. Тех, на кого указывал король.

«...Всеми силами души мы требуем: пусть же ни один человек не посмеет нарушить этот акт нашего заявления или дерзко противоречить ему...»

И куда её завела верность слову? Жанна скомкала пергамент и сжала его в ладони. Хромоножка и Филипп пытались убить её, но тогда она ничего не поняла. Теперь они отправили её в Руайян, надеясь, что колдунья сгинет там – и почти преуспели. Стоило плюнуть на долг и согласиться на предложение лорда Мортимера. Дураки не стоят того, чтобы им служить.

«...и если кто допустит это, пусть знает, что он навлекает на себя гнев всемогущего Господа и благословенных апостолов его, Петра и Павла...»

Зачем ей теперь эта бумажка? Разве уберегла бы она от винтенара Томаса, не знающего латыни и не умеющего читать?

Жанна поднесла документ к пламени. Огонь тут же охватил уголок, пробежал вверх, заставляя пергамент чернеть и сворачиваться от жара. Пальцы обожгло, но она не заметила боли – и лишь когда листок вспыхнул, озаряя комнату ярким светом, колдунья разжала пальцы.

Её охранная грамота, пылая, упала на стол.

Глава 16

Пепел отправился в помойное ведро, следом полетела папская печать. Затем Жанна задула свечу и, раздевшись, улеглась в постель.

Она так и не заметила, когда вернулся Франциск.

Утром колдунья проснулась посвежевшей и полной сил. Отправив в небытие все связи с прошлым, она изменилась. Осталось лишь понять, что именно стало другим.

И кроме того, её вновь настигли мысли о Солнечном рыцаре. Жан знать не знает, где она и жива ли вообще. Значит, на поиски у него уйдёт много дней. И всё же неспокойно было у Жанны на душе, предчувствие беды угнетало её всё сильнее. Бежать, кричало оно, уходить отсюда, уходить, да поскорее.

— Ты можешь рассказать мне о Солнечном рыцаре? — спросила она старика. Тот стоял на обрыве и глядел вниз, на воду.

— Он родился слабым и худым, как палка, — ответил Франциск. — И первые пять лет жизни все только и ждали, когда же он умрёт. Но Жан жил – жил всем назло. Тогда граф Антуан д’Олерон приставил к нему меня и приказал во всем помогать сыну.

Жаль, что ты не задушил его тогда в кровати, – подумала Жанна.

– И однажды он исчез. Просто пропал из дома, как будто его и не было. Ему тогда было четырнадцать. Граф хотел казнить меня, но потом оставил гнить в темнице. И я прожил там три года. Пока Жан не вернулся.

– Вернулся?

— Да. Его похитил оборотень, некий кузнец, выдра, носившая человечью кожу. Кузнец посадил его в башню без крыши и дверей. Жан пил дождевую воду и ел хлеб, горький, как сажа, и всё это потому, что он отказался служить оборотню. Ему требовался ученик, и выбор пал на Жана. Но через три года его увидела гулявшая рядом фея и пожалела парня. Решила помочь ему.

— Договор, – сказала колдунья. – Вот, значит, с кем он заключил его.

— Так и есть, – кивнул Франциск, глядя, как солнечный свет блестит на волнах Жиронды. — Жана увлекли феи, и один только Господь знает, почему они не забрали его с собой, как других. Феи дали ему силу и ловкость, вывели его на свободу из башни. А кожу кузнеца Жан спалил в печи, и тот навеки остался выдрой.

-- Феи запретили ему убивать безоружных, – задумчиво проговорила Жанна. – Вот почему он пытался спасти меня там, у обрыва – ведь это он меня столкнул, и значит, он и убил бы. Но я не погибла. Договор не нарушен. А раз так, Жан знает наверняка, что я жива, и не успокоится, пока не добьётся своего.

– Что с того? – равнодушно отозвался рыбак. – Он не знает, где ты, и даже корвусы не помогут ему.

– У него достаточно тайн, чтобы заплатить им, – Жанна отвернулась от обрыва. – Сегодня я уйду.

– Куда, глупая девица? Ты ранена и хромаешь – я ведь не зря заставил тебя спуститься и хорошо видел, как ты шла. Коней у меня нет. Ты не пройдёшь и двух льё, прежде чем свалишься под каким-нибудь деревом.

Пришлось признать, что он прав. Жанна едва сумела сойти под обрыв – раненая нога начинала пылать от боли при каждом шаге, а что уж говорить о долгом пути к Бордо? Она доберётся туда хорошо если через пару недель, если не погибнет по дороге.

На небе сгущались тучи, и она пожалела об оставленном в море плаще – но тут же сообразила, что синяя с серебряными лилиями накидка ничего хорошего ей бы уже не принесла. Куда лучше путешествовать в ином обличье – вот только в каком? Одинокую девушку ограбят, изнасилуют, а то и убьют первые же встречные вояки вроде отряда винтенара Томаса, который гниёт сейчас под обрывом. Правда, Жанна считала, что сможет обеспечить ту же участь и всем остальным будущим насильникам, но в то же время она никогда не полагалась на удачу. Кто знает, не встретится ли ей полная двадцатка лучников или целая банда мародёров, спасающихся от чумы в лесах? Женщины поодиночке не ездят.

Чума, вспомнила Жанна. Здесь совсем не ощущалось её дыхание. Здесь не было людей, способных принести мор, и сюда не приходили крысы. Но они есть в других местах – и тогда колдунья поняла, что ей надеть.

Франциск удивился её просьбе, но всё же нашёл длинную чёрную накидку и сам натёр её воском, затем дал кусок кожи, из которого Жанна сшила клювастую маску врача. Люди эти имеют дело с самой смертью – что уж говорить, если даже папа Климент разрешил вскрывать трупы, лишь бы найти мирское лекарство и не обращаться к порочному колдовству? Маскировка была идеальной: ни один человек в здравом уме не подойдёт близко к носителю этой маски, опасаясь заразы, и уж точно никто не станет под неё заглядывать. А навыков в медицине у неё хватило бы, чтобы не вызвать подозрений. И накидка скрыла фигуру Жанны, превратив её из девушки в непонятное бесполое существо маленького роста.

Оставалось лишь достать коня.

Нельзя сказать, что Жанне так уж хотелось уехать – она хорошо знала, что поездка по разорённой Франции и без того будет тяжела, а с её ранами и вовсе ужасной. Но гнетущее чувство опасности, запах зверя, по чьему следу идёт охотник, с каждым часом становились всё сильнее. Будь у неё конь, Жанна уехала бы сразу же.

Она знала, что на юге продолжает свирепствовать чума. Ещё спокойно и тихо было в Амьене, Кале, но чума доберётся и туда, как появилась в Реймсе. В Тулузе она почти собрала свою дань, добивая оставшихся. По слухам, она проникла даже в Англию, хоть король Эдуард и пытался тому воспрепятствовать.

И если Жанна захочет, она сможет остановиться в любом городке, любой деревне, надев маску врача уже по праву – искусство её могло защитить жителей от заразы.

– Если ты собираешься в Тулузу, то там погибли восемь из каждого десятка, – ухмыляясь, сообщил Франциск. – Монпелье вымер, Кастр тоже. И монахи дохнут один за другим. У них уже кладбища некому рыть, – добавил он совсем уж издевательски.

– А не боишься, что чума придёт и к тебе?

– С кем, колдунья? Ты не заразна, а в город я давно уж не езжу.

Пришлось признать, что он прав. Хотя мог болеть кто-то из лучников, и тогда Франциску не поздоровится. Сам рыбак, правда, не беспокоился. Иногда Жанне и вовсе казалось, что никакой это не человек, а одержимый, для которого тело – всего лишь оболочка, которую нетрудно заменить.

А Франциск рассказывал дальше. В Нарбонне казнили целую толпу каких-то сектантов, которые якобы подсыпали в городской колодец яд. Чуть севернее разозлённая толпа разграбила храм, священники которого обещали исцелить людей молитвами. Когда вымерла треть деревни, взбешённые крестьяне обвинили слуг Господа в колдовстве и повесили на балках храма, а все церковные ценности забрали себе – и так и умерли через несколько дней, сжимая их в руках.