Долгая полночь (СИ) - Скумбриев Вадим. Страница 8
И теперь Жанна видела, почему.
Трое стражников преграждали им путь. Ещё трое торопливо разбрасывали по дороге какие-то тряпки, от вони которых у Жанны на миг помутилось в голове. Завидев баргеста с рыцарями, они бросили своё занятие и похватали алебарды.
– Отойдите-ка назад, – проговорил Жан, вытаскивая меч.
Они напали разом, без команды или приказа, и так же одновременно взмахнули оружием. Метнулся вперёд Солнечный рыцарь, брызнула на землю кровь, и один из врагов с глухим звуком врезался в стену, хлюпая рассечённым горлом. Лязгнули алебарды, мелькнул меч Эвена, вонзаясь в глаз второго стражника, и колдунья почувствовала, как мир вокруг закачался, словно на корабле в шторм: у неё вновь кружилась голова.
Стражники шли к ней, не обращая внимания на рыцарей, и Жанна вдруг поняла – они хотят убить её, её и никого больше, и плевать, если все погибнут. Вот один из них парировал удар Эвена и бросился к Жанне, наставляя на неё оружие. Колдунья едва успела отскочить, и тяжёлое тело стражника толкнуло её к стене. Жанна упёрлась ладонью ему прямо в лицо, собрала все силы, прикрывая глаза... и ничего не произошло.
Дух не желал уходить. Человеческие губы ухмылялись, глаза сверлили колдунью взглядом. Одержимый уже умирал – меч Эвена вонзился стражнику меж лопаток, а тот смеялся, булькая кровью. Колдунья с трудом отпихнула его, шагнула к стене, тщетно пытаясь удержаться на ногах. Стражник засмеялся ещё громче, корчась от боли, и Эвен взмахнул клинком снова.
Тут и там лежали трупы убийц, искромсанные, изуродованные мечами рыцарей. Берт бродил меж тел, равнодушно пронзая им сердца своим огромным полуторником. Жан мрачно оглядывал переулок, сунув оружие в ножны и стирая кровь с камзола – кто-то из убитых заляпал его перед смертью.
Эвен поддержал её за плечи, Жанна слабо улыбнулась. На ногах стоять она больше не могла.
Чума жила здесь. Уцепившись за древние камни, она держалась в больнице для бедных, точно усевшийся в норе старый крот. Каждый день множество мертвецов уходили отсюда в последний путь к яме, где их сжигали дотла. Оттуда тянуло чадом, которым, казалось, пропахло всё.
Ни за что на свете Жанна не хотела бы очутиться в этом проклятом месте, где чаще убивают, чем лечат – уж она-то это знала преотлично. Короткая погоня забрала все её силы, и сейчас колдунья могла лишь лежать, пытаясь совладать с охватившей тело лихорадкой. О да, она заключила договор с духами жизни, и чума не могла коснуться ни колдуньи, ни Эвена – нужно лишь носить, не снимая, серебряный нательный крест. Один такой Жанна надела сама, один отдала Эвену и ещё один возила с собой. Да только крест защищал от чумы, но не от других болезней, и сейчас Жанна ощутила это на себе.
Она сумела вывести яд накера отобранной у стражников бутылью вина, но не могла противостоять заразе обыденной. Стоило бы всё-таки призвать змею Рафаила – что такое несколько месяцев жизни, если она даже не заметила бы их отсутствия? А теперь она лежит в небольшой нише, больше всего желая оказаться за много льё отсюда, вдыхает проклятый аромат больницы и жалеет себя. Страдает из-за собственной жадности, и поныне не желая отдавать драгоценные дни гостям с той стороны Грани.
Мрачную тишину изредка разрывала только молитва – священники занимались этим каждый день, призывая Рафаила, чтобы тот помог им в исцелении. Но архангел оставался глух к мольбам.
Эвен стоял рядом, глядя, как врач меняет повязку на плече Жанны. Короткий бой с одержимыми прошёл для него без единой царапины, и рыцарь не желал отходить от постели больной, вполне обосновано не доверяя врачам. Первый костоправ, сунувшийся было лечить колдунью, заставил её заорать от боли спустя всего несколько мгновений, за что немедля получил в ухо от телохранителя и спешно ретировался. Следующий оказался куда более умелым, и Жанна быстро успокоилась, чувствуя, как стихает боль.
– Это яд, – качала головой сестра-иоанитка, наблюдавшая за перевязкой. – Яд неверия, кара Господня за колдовство!
– Пойдите к чёрту, сестра, – мрачно ответила Жанна. – Ваши слова уж точно мне не помогут. И не навредят.
Она не знала, сколько придётся пролежать здесь, но была твёрдо намерена сделать этот срок как можно короче. Больница угнетала её – мерзким запахом умирающих, трупами, что выносили отсюда каждые три часа, и хоть колдунья лежала здесь только второй день, в душе для неё прошла вечность.
Может, это такая кара за колдовство?
Ночью Жанне приснился сон – странное видение, из тех, когда не можешь понять, сон это или всё-таки явь, когда нельзя закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы избавиться от захлестнувшей разум жути. Жанна бродила по ночному лесу, тщетно пытаясь найти выход, а под ногами шелестела хвоя и скрипела опавшая кора. Иногда меж деревьев мелькала фигура – женщина в белом платье звала Жанну за собой, и она покорно шла следом, иногда вдруг спотыкаясь и сознавая, что происходит. И только к рассвету странный дух покинул её, позволив забыться.
– Это не лихорадка, мадемуазель, – покачал головой очередной врач. Клюв его маски, прежде белый, теперь будто потемнел от царившего вокруг мрака. – Накер, значит? Вы по-прежнему отравлены. Вино и покой – больше ничего. Не разгоняйте кровь по жилам, мадемуазель. Для вас это будет смертельно опасно.
Жанна закрыла глаза.
Яд накера кипел в её крови, но ещё хуже был яд незнания. Жанна встретила сразу шестерых одержимых, пусть всего лишь слабеньких сущностей – и никто не мог ей сказать, что происходит и откуда они взялись. Жанна попыталась очистить разум одного из них – и у неё ничего не вышло. Луи д’Олерон сбежал, исчез бесследно, след его потерян. Жанна хотела всё бросить – слишком уж жутко выглядело происходящее, да только никто её не спрашивал.
Утреннее солнце светило сквозь редкие окна. Кто-то стонал на соседней лежанке, отчего Жанне всё больше хотелось плюнуть на приличия и добить бедолагу. Меж рядами ходили сестры с лампадками, окуривая больницу камфарой и хвоей – считалось, что это отгонит чуму. Жанна знала, что это вранье, но сделать ничего не могла, и приходилось глотать проклятый дым пополам с гарью от сожжённых мертвецов, пробивавшейся сквозь узкие окна.
– Я потребую от лорда Томаса отвести вам достойное жилье, – сказал Эвен.
– Вчера я уже требовала, и что же? – проворчала колдунья. – «Нет в этом проклятом месте ничего достойного!» – ответил он и засунул меня в эту дыру. Будь неладна судьба, что поставила его здесь над городом!
– Вы должны проявить смирение, – наставительно произнесла сестра-иоанитка. – Любой христианин, даже заблудший и даже кол...
– Что я вижу! – донёсся сквозь мерный ритм молитвы голос Жана. Рыцарь шагал меж лежанок, точно Ланселот Озёрный, пришедший спасать прекрасную даму. На его светлых волосах играло солнце, стальная пряжка на поясе сверкала, когда он заходил в полосу света, и Жанна поняла, почему его зовут Солнечным рыцарем. Жан казался маяком жизни и радости в этом океане мертвецов. – Значит, прав я был, друг мой. Но какое прескверное место эта больница! Англичане небось и королеву положили бы сюда, как простую крестьянку. От них всего можно ожидать.
Шедший за ним тощий черноволосый юнец с едва начавшей пробиваться бородкой согласно кивнул.
– Ни чести, ни совести, мессир, – сказал он, уставившись на Жанну, как если бы та была ожившим барельефом с церковных стен.
– Позвольте... – начала было сестра-иоанитка, но Жан просто прошёл мимо, мягко отстранив её плечом.
– Вы можете идти, мадемуазель Мируа? – он подал руку колдунье. – Я хочу отвести вас в место поприятней этого.
– Пошла бы, даже если б у меня отнялись ноги, – совершенно искренне сказала Жанна, поднимаясь. Голова слегка кружилась, но идти она и впрямь могла, хоть и опираясь на Эвена. Телохранитель стоял рядом, и каким-то шестым чувством Жанна вдруг поняла: он не верит Жану. Он что-то подозревает, и лишь сохраняет спокойный вид.
Она стиснула его руку и увидела, как Эвен улыбнулся самым краем губ. Даже такая улыбка была для него редкостью, на миг Жанна замерла, но тут же чудовищным усилием воли заставила себя улыбнуться в ответ.