Джокер (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 15

Качая головой под старика Мэнсона, я до сих пор, когда закрываю глаза, вижу тебя одну в темной комнате перед светящимся монитором компьютера…

"Я не просто мертвец — я пустышка,

Сотканная из шрамов и наполненная моими старыми ранами".

© Маrilуn Маnsоn — "Веttеr оf twо еvils"

Я сказал, что напишу ей утром, и не написал. Но сообщений от нее самой так же не было. Видимо, девочка все еще переваривала произошедшее.

Перешел в конец сообщений, с улыбкой глядя на ее значок онлайн.

"Здравствуй, крошка. Я соскучился".

И это было правдой.

Дмитрий Лазаревич Белозеров нетерпеливо исподтишка посматривал на часы: по его расчетам полякам следовало убраться из его кабинета еще минут сорок назад. Но щепетильные владельцы крупной торговой фирмы тщательно изучали договор об оказании юридических услуг, после подписания которого Дмитрий Лазаревич надеялся получать ежемесячно неплохую сумму за юридическое сопровождение деятельности предприятия.

Еле слышно завибрировал смартфон, и Белозеров скупо улыбнулся партнерам, не желая нарушать этикет и отлично понимая, кто ему мог написать. Провел рукой по заботливо уложенным темным волосам, с облегчением выдохнув, когда на последней странице контракта наконец была поставлена нужная подпись. Встал, прощаясь с новообретенными партнерами, произнес пару дежурных шуток и, похлопав по плечу одного из них, прислонился бедром к стеклянному столу, скрестив на груди руки в ожидании. Долго ждать не пришлось. Прошло менее трех минут, и в кабинет ворвался слегка взъерошенный блондин с улыбкой самого искусителя. Прикрыл за собой дверь и выдохнул тихо, но так, что Дмитрий Лазаревич мгновенно возбудился:

— Я думал, я сдохну, если ты меня сейчас же не трахнешь.

Бросился на Белозерова, впиваясь поцелуем со вкусом ментола в его усмехающийся рот и опрокидывая его на спину, срывая пуговицы и не обращая внимания на протестующий и в то же время довольный шепот своего любовника, который во всем предпочитал аккуратность. Прикусил ключицу, и Дмитрий застонал в голос, закрывая глаза и вздрагивая от ощущения тысячи мурашек, пробежавших по телу. Чертыхнулся, нетерпеливо поднимая партнера с колен и языком слизывая собственный вкус с его губ, пока трясущиеся руки помогали тому торопливо расстегивать молнию брюк.

Уже после бурного секса на столе для переговоров, Дмитрий Лазаревич сидел в расстегнутой рубашке, с сигаретой в длинных пальцах и сердито глядя на своего заместителя, в расслабленной позе раскинувшегося прямо там, на столе.

— Совсем охренел, Олег? Одежду зачем портить? Как мне теперь выйти отсюда? У меня через полтора часа пресс-конференция.

— Вон позови свою Ирочку, — скривился любовник, — пусть зашьет. Ей не привыкать. Кинешь ей пару сотен баксов — молчать будет до гроба.

Блондин с неохотой встал и подошел к Белозерову, провел по его волосам пальцами, любуясь блеском темного шелка.

— Соскучился я, Дим. Дико соскучился. Сейчас уеду, и две недели не увидимся.

Белозеров тяжело выдохнул, думая о том, что запросто найдет себе другого парня на срок этой разлуки, и тот поджал губы, будто читая его мысли и жалея, что сболтнул лишнего. Иногда Олег Котов сильно сомневался, что его партнер понимает, что означают слова "любовь", "скучал" и "ценю".

Все, что его интересовало — это работа, деньги, репутация и амбиции. О, Котов знал только одного человека, более амбициозного, чем Дима. Это его отец. Все остальные уступали Белозерову — сыну как в жестокости при принятии некоторых решений, так и в используемых методах для достижения своих целей.

Котов отчетливо понимал, что даже качественный трах, который был между ними, не придавал ему ценности в глазах любовника.

— Не ты, так другой, Олег, — озвучил его мысли Белозеров, и мужчина стиснул челюсти и наклонился за разбросанной на полу одеждой.

Тем временем генеральный вызвал по селектору секретаршу, и та вошла в кабинет, невозмутимо открыв дверь с ключом. В ее руках был чехол с одеждой, и Котов еле подавил чувство раздражения, подкатившее к горлу. У этого педанта даже секс не мог быть случайным.

— Я был у вас в гостях, — остановился, ожидая реакции на свои слова, но Белозеров лишь приподнял бровь, и он продолжил, — Лазарь Вячеславович недоволен тем, что ты не присутствовал на похоронах дочери его друга и крупного компаньона.

— И где, согласно твоим словам, я был в это время?

— Во Франции. По делу Соколинского ездил на переговоры с его бывшей супругой.

— И?

— Наивно полагать, что при желании твой отец не узнает, где на самом деле ты был.

— Поверь, Олег, относительно друг друга у нас с отцом только два желания: у него — пара достойных фамилии Белозеровых внуков. А у меня — скорая кончина папеньки и долгожданный приезд нотариуса в родительский дом. Мы же идеальная семья, ты помнишь?

Белозеров подмигнул ему, усмехнувшись.

— Мирослава была на похоронах. Выглядела довольно разбитой, стоя рядом с отцом.

Дмитрий скривился, словно ему было неприятно одно упоминание о младшей сестре.

— Все как-прежнему? Все та же должность в той же отцовской фирме?

— Все так же одна, все в той же квартире, — подхватил Котов, зная, что за напускным безразличием возлюбленного скрывается самый настоящий интерес. Нет, конечно, о братской заботе и речи не шло — только не с приоритетами Белозерова.

Он скорее воспринимал свою сестру, как возможность удачного слияния с каким-нибудь презентабельным семейством. Это в лучшем случае. И Олег это точно знал — Дмитрий ее не любил. За тот случай, о котором Белозеровы предпочитали молчать. Олег предполагал, что из-за него, даже не догадываясь, что руководила старшим братом даже не злость, а разочарование и презрение к сестре, которая до сих пор страдала из-за произошедшего. Воистину, по мнению Дмитрия, сестра не заслуживала большего, с головой погрузившись в это горе и жалость к себе.

Дмитрий сам жалеть не умел. Никого и никогда. Для него синонимом жалости было слово "презрение". И если бы не поразительное сходство сестры с отцом, то Дмитрий запросто мог упрекнуть свою мать в неверности. Недостойна была единственная дочь носить их древнюю, великую фамилию. Эдакое слабое звено в их семье. И он не раз думал о том, что лучше бы тогда именно она, а не Саша тогда… Брат, по крайней мере, не раздражал его так, как сестра. Как женщины вообще. Еще будучи подростком, он открыл эту свою постыдную особенность — его не возбуждали женщины. Абсолютно. Парни ходили тайком подсматривать за девочками, пока те переодевались на физкультуру, а Дима в это время сжимал ладонью член, отвернувшись лицом к стене и исподтишка разглядывая их голые тела.

Придумывал несуществующие истории своих ночных похождений для приятелей, а сам оголтело мастурбировал на фотографию лучшего друга в одном полотенце, украденную у того из семейного альбома. Одноклассники тратили кучу денег на элитных проституток, и он тоже платил им немало, но только за то, чтобы ночные бабочки нагло лгали в компании о его способностях, рассказывая о том, чего он никогда не пробовал. А он смотрел безучастно на их голые груди, на которые пускали слюни друзья, и намеренно громко и пошло шутил.

До тех пор, пока не решил, что хватит. Что он получит то, чего хотел столько лет и пора действовать. На одной из таких вечеринок напоил того самого друга до беспамятства и разложил его прямо на диване в комнате. И улетел от восторга. Сходил с ума от каждого прикосновения и выдоха. Его первый настоящий оргазм с любимым человеком, который утром, осознав, что произошло, избил бывшего друга. Да так, что тот слег в больницу на месяц, а вышел из нее с четким желанием отомстить обидчику. Он был сыном своего отца и он привык получать желаемое. Алексея Спирина за содеянное выгнали из школы в выпускном классе, а его отца лишили высокой должности, не без ходатайства Лазаря Вениаминовича, который, конечно, не знал истинного положения дела и до последнего верил во вспыхнувшую ссору между друзьями за внимание первой красавицы класса.