Элемента.L (СИ) - Лабрус Елена. Страница 43
- Ладно, ладно, уговорили, - махнула она рукой на Дэна, который еще и руки для убедительности в жест мольбы сложил.
- Мало кто знал, но у Чакрабона был друг. Звали его Пум. Взял его РамаV во дворец из простой сиамской семьи как товарища для игр своему маленькому сыну. Так они вместе и росли. Так их вместе и отправили в Англию, вместе учили русскому языку, а потом соответственно вместе отправили в Петербург.
Все даже бросили есть и слушали Алиенору затаив дыхание. Она продолжала:
И своему знакомству с Катей принц был обязан именно Пуму. Потому что именно из-за Пума, в которого была влюблена госпожа Храповицкая, Чакрапонг и появился в ее салоне, где и встретил Катерину.
Алиенора остановилась, чтобы глотнуть вина. Слушатели тоже, воспользовавшись паузой, пригубили, у кого что было. Официанты бесшумно поменяли пустые стаканы на полные.
- Сама же Храповицкая была вдовой гусарского офицера. То есть молодой, привлекательной и свободной. И она, не стесняясь, изливала свои чувства к Пуму в письмах, которые по счастливой случайности мы и нашли у себя в архивах. Надо сказать, у нас здесь сложное было время, послевоенное. А ведь во время войны Таиланд поддерживал фашистскую Германию. Их очередной Рама даже лично с Гитлером встречался. Правда, когда жареным запахло, они тут же переметнулись на другую сторону баррикад, и им это очень даже сошло с рук. Но сейчас не об этом!
- Да, бабушка, давай про Пума! – почти перебила ее Изабелла.
- Про Пума, про Пума, - успокоила ее Алиенора, - давай-ка попробуй спринг-роллы, видишь какие принесли поджаристые, да хрустящие, - давала она наставления Изабелле, - я, пожалуй, тоже угощусь, пока не остыли.
И по ее примеру все потянулись к маленьким, завернутым конвертиками блинчикам.
- Осторожней! – предупредила она Дэна, - там может быть горячий сок внутри!
- Ай, - тут же обожглась Изабелла, капнув соком на руку. И в том, как подал ей салфетку Арсений, и как он при этом на нее посмотрел, только слепой не понял бы его чувств.
А Алиенора слепой не была. И Дэн видел, что она видела. Какую-то секунду, которая понадобилась ей для осознания происходящего, она не двигалась, а потом глаза ее, сверкнув, скользнули по Дэну и она, как ни в чем не бывало, макнула в соус и откусила блинчик. Дэн не понял, что было в ее взгляде. Но ему стало не по себе. Алиенора же, промокнув губы и, сделав еще один крохотный глоток вина, обратилась к Антонине Михайловне:
- Спринг-роллы, как и все остальные блюда, просто великолепны! Передайте моё искреннее восхищение повару!
Дэн видел, как экономка многозначительно кивнула в ответ.
- Ну что? Про Пума? – обратилась она к своим слушателям.
- Будьте столь великодушны, - ответил за всех отец Арсения.
Алиенора слегка откашлялась в кулачок и начала:
- Пум. Милый Пум отвечал прекрасной вдове взаимностью. И, когда разгневанный король, узнав о тайной женитьбе сына, велел ему немедленно явиться и объяснить, как это могло произойти. Пум решил, что сын то с отцом уж как-нибудь помирятся, а вот ему головы уж точно не сносить. А потому остался в Петербурге и женился на Храповицкой.
- Очень мудрое решение! - поддержал Пума Альберт Борисович.
- В то время, когда в наших архивах были обнаружены письма госпожи Храповицкой, мне было, ну не больше, чем вам сейчас лет – обратилась она к молодежи, - и мало кто знал тогда в Советском союзе и про принца, и про Катю. Всякие отношения с Таиландом после революции были прекращены на долгих тридцать лет. Но мне так хотелось узнать об этом Пуме побольше! А письма этой чертовой вдовы было так сложно читать! – в сердцах воскликнула Алиенора.
- Почему? – спросил Дэн.
- Можно отвечу я – спросила Изабелла бабушку.
- Конечно, милая, это ведь по твоей части, - любезно предоставила ей слово старушка.
- Витиеватость русской речи того времени вообще, - начала своим волшебным глубоким голосом Изабелла, - помноженная на витиеватость написания, когда к каждой букве старались добавить сложную завитушку. Плюс буква ЯТЬ. И для неподготовленного человека, а в особенности иностранца, любое изложение простых бытовых подробностей становилось шифровкой, которую невозможно было ни прочитать, ни понять.
- Бедный Пум! – воскликнул Альберт Борисович, - ни дай Бог, его жене взбрело бы в голову отправить его, скажем, в магазин и дать ему написанный ее рукой список продуктов с собой!
Страшно представить, что бы он мог накупить.
- Ничуть не страшно, - возразил ему Дэн, - взгляните на любой выписанный нашими врачами рецепт, да, хоть, например, мной. А в аптеках еще умудряются выдавать по ним лекарства!
- А когда перестали ставить букву ЯТЬ? – спросил Арсений у Изабеллы.
- Тогда же, когда и ИЖИЦУ, и ФИТУ, и ЕР – ответила Изабелла и улыбнулась.
- Можно сказать, после революции, - вмешалась Алиенора, укоризненно покачав головой, глядя на внучку, - хотя ЕР употребляется до сих пор.
- Я знаю, я – вмешался Альберт Борисович, - это буква теперь называется «твердый знак».
- Правильно. Садись. Пять, – похвалила его Алиенора.
- Так что там с письмами вдовы, – напомнил Даниэль.
- В-основном, всякие порожние охи и вздохи, скажу я тебе, - обратилась она к спросившему, - пока, наконец, в одном письме Елизавета Ивановна…надо же, я даже вспомнила как ее зовут! - обрадовалась старушенция, - перестала нести всякий вздор и стала описывать бывший госпиталь императрицы Марии Федоровны, в котором училась как раз на сестру милосердия Катерина Десницкая.
- С чего вдруг госпиталь? – опять Дэн.
- Она напоминала Пуму об одном романтическом эпизоде, связанным с этим местом, - пояснила Алиенора, - но, на мое счастье, с географическими подробностями. И едва эта Набережная ожила, я кинулась туда сломя голову, даже не подумав, что в Эмске было лето, а в Петербурге холодный март.
- А причем здесь Набережная? – это задал вопрос недопонявший Арсений.
- Госпиталь находился на Набережной реки Фонтанки, - пояснила Изабелла.
- А дальше? – не унимался Дэн.
- А дальше через письма Чакрабона, которые он писал Пуму из Тая еще до встречи с Катериной, я попала во дворец РамыV, - продолжила Алиенора, - и провела там дни, память о которых до сих пор заставляет биться чаще мое сердце. Ах! – вздохнула она и снова взялась за бокал с вином.
- И это, заметьте, еще до гвардейцев! – обратилась к присутствующим Изабелла.
- Давайте, друзья мои, за это надо выпить, - подняла бокал с вином пожилая дама, предлагая всем последовать ее примеру.
И когда в руках у всех оказались их напитки, провозгласила тост:
- За ошибки молодости! Не бойтесь ошибаться, дети мои, пока вы молоды!
И посмотрела прямо на Арсения.
- Да что там! Не бойтесь ошибаться никогда! – дополнил ее Альберт Борисович.
Во время этой небольшой паузы все заметили, что блюда сменились, но никто уже ничего не мог есть. Разве что Дэн. У него открылось второе дыхание. И он подкладывал себе и Арсению что-то жареное и с нескрываемым удовольствием этим хрустел. После этой «рекламной паузы» Алиенора продолжила без наводящих вопросов:
- Второй раз я попала в Сиам в том же году, буквально через несколько месяцев. В Таиланде, правда, был уже 1912 год. Через письма одного из гвардейцев. Представьте себе, они тоже писали на Родину письма! И мне пришлось проглотить тонны архивной пыли, пока удалось его найти, то самое письмо.
Видимо, вторая поездка, если эти перемещения во времени и пространстве можно так назвать, была не столь романтичной. Алиенора стала как-то задумчива. Она потрогала жемчужное ожерелье на шее.
- Это подарок с той поездки, которым я очень дорожу, - смотря куда-то вглубь себя, пояснила она.
- Ты говорила, что заработала каждую из этих жемчужин, не буду уточнять чем, - возмутилась Изабелла, - поэтому нитка такая короткая.
Алиенора моментально вышла из задумчивости и состроила такую мину! Дэн дал бы ей Оскар за «Лучшее коварное глумление над родственниками».