Кащеева наука - Рудышина Юлия. Страница 19
— Это Вася. — Любава погладила кота, и тот дугой выгнул спину, потерся о подол хозяйкиного платья. — Он приблудный, нашла в чаще, пока ехала сюда…
— А ему разрешили оставаться? — обеспокоенно спросила я, после чего Васька зашипел в мою сторону.
— Василиса сказала, что это обычный кот и никаких немытиков в нем нет! — Любава чуть поджала губы и прищурилась, с вызовом на меня глядя. Потом схватила Ваську и, не боясь, что он изорвет когтями ее чудесное платье, помогла ему забраться на свои колени.
Немытиков? Я нахмурилась, пытаясь понять, о чем она. Ах, о чертях и анчутках… кажется, здесь, ближе к северу, их племя проклятое часто так кличут.
— А ежели притаился хорошо? — Кузьма бросил начищать свой чугунок и уставился на кота.
Васька в ответ противно мяукнул — визгливо, словно кто-то провел железом по стеклу.
Я лишь вздохнула — не очень приятное соседство…
Но ошиблась.
Несмотря на то что всем своим видом Любава напоминала водную нечисть, никаких хлопот она мне не доставила. Оказалось, что девушку, прибывшую из того же царства, где батюшка Ивана нашего правил, приняли обучаться целительству, и Василиса стала ее главной наставницей.
Когда Любава узнала о том, кто я и чему буду обучаться в сказочной школе Зачарованного леса, она меня пару дней избегала, но после сама с вопросами пристала, как, мол, так вышло, что я выбрала темное колдовство. И Кащея Бессмертного в главные наставники…
В тот день мы пришли с занятий по волшбе, которые Василиса вела для всех чародеев — и светлых, и темных, и встретила нас удивительная картина… Васька, наглая морда, и Кузьма мой, наряженный в новенькую рубаху со скошенным воротом, спали едва ли не в обнимку рядом с пустым кувшином из-под молока.
Любава лишь улыбнулась, на них поглядев. К ее чести, она хоть и отмалчивалась, но не смотрела на меня презрительно, как та чернокосая, которая царевича взглядами поедом ела. Он, кстати, с ней, почитай, не разговаривал, но и ко мне не подходил. Какой-то смурной ходил с тех пор, как Серого Волка батюшка к нему приставил. Я слышала, насмешничали над Иваном по этому поводу, даже небольшую люльку кто-то выстругал и под порог к нему подбросил.
Но не до Ивана мне было — занятия больно тяжелые стали, наставники нас гоняли нещадно, к Кащею скоро идти — говорил он, будет нас в Навь отправлять, а мне после прошлого туда хождения не больно-то и хотелось бы по моровым болотам шастать. Да и без Василисиной куколки на Той Стороне я буду чувствовать себя неуверенно — ведь во время прошлых испытаний она меня вела.
Я попыталась отвлечься от тяжких мыслей, предложив Любаве самовар поставить — мята и земляника плохой настрой вмиг прогонят.
— Ты в травах хорошо разбираешься, почему же не захотела целительницей быть? — спросила Любава как бы между прочим, пока я над настоем колдовала, пытаясь хорошо растолочь ягоды.
— А меня никто не спрашивал, чего я хочу, — спокойно ответила я, но вдруг обидно стало и горько. Неужто не в радость бы мне было по светлым полянам Зачарованного леса гулять да травы сушить и заготавливать, людей лечить? Снова про Навь вспомнила, и показалось на миг, что лечу я в бездну моровую, по дну которой туман стелется, и горячий ветер печет кожу, и воняет кладбищенской землей, и гарью несет откуда-то. И нет конца полету этому над белой мглой…
— Что с тобой?.. — испуганный голос Любавы донесся откуда-то издалека, словно из-за этого проклятого тумана.
— Ничего… А что такое? — Я словно очнулась ото сна, огляделась — нет, в горенке я нашей сижу, передо мной блюдце стоит, самовар блестит, и в боку круглом его золотом отражение мое кривое — нос огромный, лоб узкий, страхолюдина…
— Ты почернела вся, узоры какие-то жуткие по лицу пошли, словно бы пеплом кто измарал кожу. Не пугай ты так! — в голосе Любавы страх был.
— Пей чай… — Я не ответила, лишь чашку Любаве пододвинула и чуть не рассмеялась, когда она с опаской принюхалась. — Да мята там и ягоды!..
— А я вот сама решала, куда хочу, даже наставницу смогла выбрать, — похвасталась она, сделав вид, что ничего жуткого только что не произошло, а мне снова обидно стало — меня-то небось никто не спрашивал. — Матушка говорила, что за меня еще давно батюшка ручался, не слыхала про гусляра Садко?
— Нет, не слыхала. — Я отпила настоя, и приятная кислинка земляники защипала язык.
— Он самого морского царя победил да дочку его, матушку мою, смог в жены вытребовать…
Что-то еще рассказывала про свою семью Любава, а у меня сердце захолонуло. Так вот в чем дело, вот почему мне в первый день показалась соседка новая странной — в ее крови водица морская, сама она рождена нечистью. Мне опасно рядом с ней — вдруг да почует водяной, что я рядом с Любавой, да и через нее до меня доберется?
Я и застыла с чашкой в руках, боясь, что Любава мой страх заприметит. Улыбалась, а душа в бездну летела.
Вот так соседка мне досталась…
К наставнику, в терем его, мрачный да жуткий, идти не хотелось, особенно глядя на то, как соседка моя к Василисе собирается — травы, загодя припасенные, в лукошко из бересты складывает, веночек из ромашек плетет.
За пределами Зачарованного леса давно осень стылыми ветрами завывала да с деревьев листву рвала, а здесь лютики да васильки глаз радовали — словно излом лета жаркого на дворе, горошек зацветал и плющ звездчатый, которому срок аккурат конец серпня, ландыши дурманный запах источали, словно лето да весна в этом чародейском месте подружились, вот и не разберешь теперь, чья пора пришла.
Но мне нравилось такое буйство трав, дивные ароматы с полян дикоцветных доносились, сосны янтарной смолой истекали, а в саду яблони золотились — казалось, они круглый год плодоносят.
И почему кому-то лекарское дело изучать, а кому-то… в Навь идти. Да, меня уже предупредил домовик местный, что на этом занятии о погосте да мертвяках только мечтать и остается, ведь хочет Кащей показать своим ученикам моровые болота, что за рекой Смородиной расстилаются.
Только уточнил Митрофанушка, что пойдем мы в обход Калинова моста, чтоб с чудом-юдом не встречаться. Какими путями нас царь мертвых к себе в гости отведет, про то не сказывал домовик, но, помня падение сквозь туманную бездну в тот день, когда я пришла с поклоном к Василисе, мол, примите меня в обучение, я уже знала, что дорог в подземный мир множество.
Даже любопытно стало — какой в этот раз идти?
— А что сегодня у вас будет? — С любопытством на Любаву поглядывая, я перед зеркальцем прихорашивалась — все ж не хотелось замухрышкой ходить среди боярских да царских дочек. И тут вспомнилось, как смущена я была в тот день, когда распахнулись передо мной ворота школы волшебной, — приехали к Василисе родовитые все девки да юноши, крестьянских детей да дворни не было, я одна безродная оказалась. Спросить ли у Любавы? Может, знает она, в чем причина?
— И почему сдается мне, что не о том ты спросить хочешь? — Лисий прищур Любавы показался мне на миг недобрым больно, но вот она улыбнулась, и исчезло это чувство странное.
— Права ты, — вздохнула я и отложила зеркальце. — Почему нет в нашей школе никого из… простых людей? Все знатные, родовитые…
Я замолчала, а соседка моя рассмеялась звонко.
— Неужто не знаешь, что волшебные силы по наследству передаются и роды колдунов да чародеек, хоть темных, хоть светлых, с давних времен в почете у людей? Их и на царствование звали всегда, недаром царские сынки завсегда здесь обучаются! Разве ж будут землю орать али за лошадьми ходить те, кто может начаровать себе все, что угодно? Ну… почти все, что угодно, это уж зависит от того, сколько силы досталось волшебнику. Потому и удивились все, что ты в простой рубахе да онучах пришла… — Любава не смущалась совершенно, и улыбка ее была вполне искренняя. — Да, мне Добронрава уже все рассказала…
Добронрава — это та самая чернокосая боярыня со змеиными глазами, вспомнила я и погрустнела. Коль соседка моя с ней сдружится, житья не будет.