Наощупь (СИ) - Резник Юлия. Страница 17

Завершаю процедуру и осторожно склоняюсь к Таниному уху:

— Полежи немного. — Накрываю ее простыней и бреду наощупь к столу. Беру банку, засыпаю травы в чашу.

— Как ловко у тебя выходит, — слышу сонный голос Тани.

— К этому привыкаешь.

— К слепоте? Да, наверное. Но это трудно понять.

— Когда-нибудь я тебе покажу, как это, — обещаю я, — можешь вставать.

Мы пьем чай. Я хочу спросить, и трушу, как последний кретин:

— Он больше не объявлялся?

— Кто? Сашка? Нет. Он теперь, наверное, нескоро придет.

— А если все же появится? Попросится назад?

Таня замолкает. Надолго замолкает, и я уже не уверен, что хочу слышать ответ.

— Я не знаю, — тихо шелестит она. — Танцы на граблях — наша семейная забава.

Как это комментировать? Понятия не имею. Мне бы радоваться, что она ответила честно, но я испытываю лишь суеверный страх. И я отшучиваюсь:

— Ну, и хорошо, что не знаешь. Люди, которые знают все — танцуют на граблях с особым изяществом.

— Степ…

— Да?

— А поехали к тебе? У тебя так спокойно… Мне плакать хочется.

На дорогу уходит каких-то десять минут, даже пешком путь до дома не вызывает у меня много времени, что уж говорить о машине? Вообще я не люблю ездить на пассажирском сиденье, срабатывает внутренний барьер. Но с Таней мне ехать не страшно. Машину она ведет уверенно и плавно.

Первым делом дома идем на кухню.

— Ты голодна?

— Нет. А вот тебя покормить не мешало бы. Хочешь, я что-нибудь приготовлю? Сегодня моя очередь, — её улыбку я не вижу, а слышу в её голосе.

— Если ты этого действительно хочешь. Погоди только, я сейчас…

Выхожу в коридор, отодвигаю в сторону дверь шкафа. Где же он? Щупаю попадающуюся под руки одежду, пока не нахожу его — тонкий шелковый шарф. Когда-то давно я зачем-то его купил в Китае. Мне понравилось, как он ощущался под руками. Возвращаюсь.

— Я здесь.

Иду на звук, поднимаю ладонь, веду пальцами по её красивому лицу.

— Повернись спиной.

Дыхание Тани испуганно учащается, но она делает так, как я прошу. Осторожно сворачиваю шарф в несколько слоев и плотно повязываю у нее на глазах.

— Не давит?

— Нет. Все в порядке. — Ее голос слаб, я с трудом различаю слова.

— А теперь приступай.

— К чему?

— К готовке. Я ведь обещал тебе показать, как это — жить наощупь.

На секунду она теряется. Потом медленно кивает головой:

— Ладно. — Таня несмело тянется к пакету с овощами.

— Что ты видишь?

— Ничего. Темноту. И какие-то светящиеся пятна.

— Так видит темноту любой зрячий человек. А вот как ее видит незрячий, зависит от того, в каком возрасте он потерял зрение. Если как и я — в зрелом, человек мыслит теми же образами, что и зрячие люди. Просто информацию о них он получает с помощью других органов чувств. Ощущаю жар на коже — представляю яркий солнечный свет, слышу шелест листвы — вижу зеленые деревья. Вдыхаю дым костра — и перед глазами золото осени. А вот аромат чайных роз для меня теперь навсегда связан с тобой. — Чуть наклоняю голову, вдыхаю ее нежный аромат. По коже Тани проносится стая мурашек. Я чувствую их пальцами. Я осязаю ее волнение.

— Степан… — выдыхает она.

— Что ты сейчас представляешь? — подношу к носу Тани дольку огурца.

— Огурец, — улыбается Таня. — Это легко.

— Какой он?

— Зеленый.

— Свежий?

— Это можно определить по запаху?

— Можно, но тебе пока будет проще — наощупь. — Нахожу руку Тани, вкладываю в нее огурец и жду ее реакции.

— Я представляю зеленый свежий не слишком большой огурец.

— Видишь? Все просто. Управишься с салатом? А я разогрею мясо.

Таня справляется со своим заданием, хотя и сокрушается, что порезала овощи кое-как. Она отказывается от мяса, но соглашается на салат. Наш ужин на этот раз сопровождается ее сосредоточенным сопением. С моих губ не сходит улыбка. Самый обычный прием пищи для незрячего человека поначалу напоминает квест.

— Слушай, где ты купил такие вкусные овощи? Обалдеть ведь, как вкусно!

— В моих овощах нет ничего особенного. Просто в отсутствие зрения все другие твои чувства обостряются. Абсолютно все… — привстаю, склоняюсь над столом и, наконец, касаюсь ее губ губами.

Глава 12

На вкус Степан — чистое счастье. Его язык проникает в мой рот, и я полностью ему подчиняюсь. Толкаюсь навстречу своим языком, прихватываю губы губами. Удивительно, но мы целуемся с ним впервые. И может быть поэтому, а может оттого, что на моих глазах до сих пор оставалась повязка, мои ощущения какие-то запредельные. Мне кажется, я умру, если это сейчас прекратится.

Тянусь руками к шарфу, но Степан протестует. Перехватывает мои пальцы на тугом узле, отрывается от моих губ:

— Не нужно. Оставь. Так будет острее…

Господи, куда больше? — хочется крикнуть мне, но я послушно отвожу руки. Мою ладонь перехватывает рука Степана. Я раньше не знала, сколько счастья содержится в этих простых касаниях. Не думала, что держать мужчину за руку настолько приятно. Не потому ли, что раньше мне не на кого было опереться? Или, может, дело конкретно в этой ладони? Широкой ладони с камушками мозолей на внутренней стороне. Веду по ним большим пальцем, чуть царапаю ногтями, в то время как наши губы исследуют друг друга. Мы не соприкасаемся телами. И в этом тоже что-то есть.

Так продолжается бесконечно долго. Самые сладкие поцелуи в моей жизни теперь будут ассоциироваться с ароматом зелени и огурцов. Эта мысль заставляет меня рассмеяться.

— Что тебя так развеселило? — спрашивает Степан, прокладывая жаркую влажную дорожку к моей шее и ниже.

— Наши поцелуи пахнут укропом. Представляешь, теперь, каждый раз проходя мимо овощных павильонов, я буду их вспоминать и впадать в горячку…

— Разве это плохо?

Степан ведет носом к моему уху, прихватывает зубами серебряную сережку. Его жаркое дыхание выпускает из своих укрытий сотни мурашек, которые устремляются в забег по моей коже.

— Нет… Наверное, нет…

— Пойдем…

Мне совсем не страшно идти за Степаном наощупь. Прохладу кухонной плитки под ногами сменяет уютное тепло паркета. Еще несколько шагов, и мы оказываемся в спальне. Я понимаю это по запаху — здесь пахнет Степаном намного сильней. Он подводит меня к кровати, кладет мои руки себе на грудь:

— Сними.

Я послушно тяну вверх футболку и наконец касаюсь ладонями его скульптурной груди. Кожа теплая и золотистая. Я так явно представляю происходящее, что совершенно забываю о повязке, поэтому она чуть не слетает с меня, когда я резко отбрасываю прочь свое платье.

— Мне нравится тебя трогать, — признаюсь чуть севшим голосом.

— А мне нравится, когда ты это делаешь.

Осторожно направляя меня, Степан вытягивается на постели. Я недоуменно свожу брови.

— Что ты делаешь?

— Даю тебе увидеть. Увидеть нас. Просто почувствуй это… Отпусти все контроли. Иди туда, куда тебя зовет сердце.

Я не уверена, что до конца понимаю все, что говорит Степан. Мне кажется, он вкладывает в свои слова гораздо больше, чем я могу осмыслить. Это расстраивает. Мне хочется быть лучше для него. Но он человек такой внутренней силы, что рядом с ним я чувствую себя песчинкой. В его спокойной уверенности и абсолютно непоколебимой мужской «самости» как в зеркале отражается моя уродливая слабость. Я не хочу об этом думать сейчас. Гоню прочь из головы всё плохое и максимально расслабляюсь.

Мне нравится его касаться. Да. Скольжу подушечками пальцев по груди, рукам, очерчиваю вены, немного надавливаю. Я чувствую вибрацию, как будто его тело звучит. Так странно. Спускаюсь пальцами ниже, мне кажется, проходит не один час, прежде чем я решаюсь коснуться его члена. Это тоже впервые наяву, но во сне так уже было. Мне знакомо это ощущение тяжести в ладони. Веду вверх по стволу, царапаю уздечку, поглаживаю особенно чувствительное местечко чуть ниже головки. Дрожу, как осиновый лист, а ведь Степан меня не касается даже. Но ведет! Ведет так, что по телу вверх, как по цепочке, заряд детонирует. Короткими жаркими всполохами. Яркими разноцветными вспышками в тех местах, в которых я уже однажды видела свечение. Тогда это зрелище меня испугало. Сейчас же мне не хочется ломать голову над природой этого явления. Я снова концентрируюсь на своих ощущениях.