Серая мышь для королевы - Смелик Эльвира Владимировна. Страница 29
Тут он как-то подошел к Лавренковой, заговорил и уже собрался пригласить куда-нибудь, но вдруг Маринка ляпнула что-то типа «А мы с Катей…». И оба смутились, и у обоих возникли правильные благородные мысли:
«Нехорошо, не успев расстаться с одной, сразу бежать к другой. И не просто другой, а ее лучшей подруге. А Катя, между прочим, не хотела расставаться и не заслуживает того, чтобы ее обижали».
«Нехорошо бросаться на бывшего парня одноклассницы, когда он только-только освободился, если считаешь эту одноклассницу лучшей подругой».
Правила легче соблюдать, когда не видишься. Но если раньше они почти не пересекались вне школы, то тут, как назло, одна за другой посыпались случайные встречи всех трех сторон: Антона, Марины и Кати. Да еще этот в нагрузку, лавренковский приятель Кирилл.
Раньше Мажарин считал, что Кирилл – Маринкин брат. Оказалось, нет, не брат. Но и не парень. Друг детства, типа любимого плюшевого медведя. Хитро пялится на мир глазками-бусинками. Что еще? Постоянно цапается с Катей. И, кажется, оба получают от этого удовольствие. А Антон чувствует себя неприкаянным, лишним, потому что Марина старается без крайней надобности не смотреть в его сторону. А Мажарину и самому не хочется наблюдать, как она сыплет словами, предназначенными исключительно для Кати и Кирилла. А уйти он не может – не получается.
Однажды он вызвался проводить Марину, когда Катя внезапно сбежала по неотложному делу. Марина не возразила. И как хорошо ему было просто молча идти рядом с ней, а потом мимолетно расстаться у подъезда.
– Пока!
– Пока!
И больше ничего.
А сегодня они опять встретились, и опять случайно. Антон даже немного растерялся, огляделся по сторонам, словно ожидал, что сейчас откуда-нибудь выскочит Катя Булатова или дружок Успенский. Но нет, никого. Даже странно.
– Привет! – сказал Антон. – А ты куда?
– Я? – Марина почему-то смутилась, но пояснила, чуть запинаясь: – Я в магазин… зоо… за наполнителем для кошек.
– А! – произнес Антон, чтобы хоть что-то сказать. – Это где?
– На Парковой. Там точно всегда есть. И подешевле, чем в других.
Очень романтичный разговор, и тема такая душевная. Что может быть возвышенней кошачьих наполнителей?
– Не знал, что на Парковой зоомагазин есть.
Марина подтвердила:
– Есть. Там еще ветлечебница очень хорошая.
– А у тебя дома кошка?
– Ну да, даже две. Точнее, кошка и кот.
Из слов медленно вывязывалось полотно разговора, которое раскатывалось под ногами в общую дорогу. И Марина не спешила выяснять у Антона: «А почему ты идешь рядом? Разве тебе тоже надо в зоомагазин?» А Антон вполне заинтересованно беседовал о кошках, хотя животных в доме не очень любил. Шерсть от них, грязь и все такое.
Между прочим, улица Парковая потому так и называется, что частично идет вдоль парка, не слишком, правда, большого и не слишком ухоженного.
Со стороны Парковой его начали обустраивать, но до этого края еще не дошли. И здесь парк больше походил на пустырь, кое-где густо заросший кустарником и небольшими деревцами, под которые всякие несознательные личности не стеснялись сваливать мусор.
Внешне не слишком привлекательное место, и Антон с удовольствием перешел бы на другую сторону улицы, вдоль которой тянулись фасады домов и узкие полоски газонов, осенью тоже не особо красивых, но все же поприятнее, чем замусоренный пустырь. Но Марина не обращала внимания на убогость окружающего пейзажа и даже свернула с асфальтовой дорожки на хорошо протоптанную земляную тропку, надеясь срезать угол и побыстрее выйти к нужному месту. Она и по сторонам не очень смотрела. Наверное, поэтому Антон увидел это первым.
В сумраке зарослей среди переплетения голых веток и пожухлых, но все еще бодро торчащих травяных стеблей сверкнули глаза.
Вовсе не страшно. Но от неожиданности Антону стало как-то жутковато… хотя понятно, что в городе не водятся волки и тем более всякие непонятные чудовища.
Как бы не так! Водятся.
Кусты зашевелились, и из них высунулось нечто. Антон мог бы решить, что это ожившая куча мусора или ком грязи, если бы не глаза.
– Мамочки! – выдохнула Марина и застыла на месте.
Испугалась, наверное. Ее можно понять.
– Не бойся. Идем дальше! – Мажарин потянул Марину за собой.
Лавренкова развернулась и посмотрела на Антона:
– Как идем? – В ее взгляде совершенно не было страха. Было недоумение, возмущение, сочувствие. – Разве можно ее тут бросить?
– Кого «ее»?
– Ее! – Маринка махнула рукой в сторону маленького мерзкого чудовища. – Бедная псинка. В таком состоянии… Что с ней случилось?
– Ты думаешь, это собака?
Антон внимательнее вгляделся в существо, но толком ничего не разобрал, только испытал еще большее отвращение и бессознательно попятился.
– А кто, по-твоему? – Маринин вопрос прозвучал слегка даже неприязненно.
– Не знаю, – честно признался Антон и против воли брезгливо поморщился.
Если и собака, то не настоящая, а вылепленная совсем маленьким ребенком или мастером, у которого руки не из того места растут. Из чего вылепленная? Из мусора, грязи и прочей гадости, о которой лучше не задумываться. Антон сглотнул.
– Почему она такая?
– Не знаю. Надо попробовать ее выманить и отнести в ветеринарку.
Лавренкова решительно шагнула к зарослям, но Антон ее остановил:
– Лучше не надо!
– Почему?
– Вдруг она больная? Заразная?
– И что? – Марина глянула недоуменно, а в голосе ее появилось еще больше неприязни, и вроде даже презрение: – Тем более надо отнести. Или пусть она мучается?
Отнести? Взять на руки эту непонятную дрянь, возможно, еще и опасную?
Антон опять сглотнул, напрягся, стараясь волевым усилием сдержать тошноту.
– Может, им позвонить, и они сами придут?
– Где я сейчас возьму их номер? – удивилась Марина. – Да и вряд ли они пойдут. В выходные всегда посетителей много.
Она все-таки подошла к кустам, присела на корточки, произнесла ласково:
– Ну, кто ты там? Иди сюда, бедненький! Иди, не бойся! Ну!
Существо доверчиво двинулось навстречу.
– Марин, не надо!
Лавренкова словно не слышала, никак не отреагировала, увлеченно уговаривала ужасное чудище, которое вылезло из кустов, открыв всю свою мерзость. Марина протянула руку, кажется, хотела погладить, но смысл-то – гладить мусорную кучу? А главное…
Антон не выдержал, отвернулся, с силой втянул в себя воздух. А Маринка сняла курточку, накрыла ею чудовище и обернулась к Мажарину.
– Ты поможешь? Она тяжелая. Не знаю, вдруг не удержу.
«А ты вон какой здоровый и сильный».
– Я… нет… я… – Антон старательно пялился в асфальт.
– Ты поможешь?
– Марин, я… пойми, ты… Если нельзя позвонить, давай тогда дойдем до ветеринарки, расскажем там, и пусть они сами идут…
Лавренкова не стала выслушивать его до конца.
– Знаешь, Мажарин! Лучше ты иди! Ты сам иди отсюда! – Каждое слово произносилось все четче и громче. – Понял? Обойдусь без тебя! Убирайся!
– Но, Марин! Ну послушай!
– Не буду я тебя слушать! Убирайся! И больше никогда… Слышишь? Больше никогда не подходи ко мне!
Наклонившись, Марина ухватила слабо шевелящийся сверток, с трудом приподняла его и снова зло пробормотала сквозь стиснутые зубы:
– Убирайся! Катись отсюда!
Она права. Самое лучшее, что сейчас может сделать Антон, это уйти. Иначе станет еще хуже.
Катя
– Катя! – окликнул кто-то со стороны.
Катя не сразу обратила внимание: имя не слишком редкое, и не факт, что зовут именно ее. Да и голос она не узнала… поначалу. Отреагировала только, когда кто-то приблизился почти вплотную. Повернулась, посмотрела.
Очень хотелось надеяться, что на лице и в глазах сохранилось выражение спокойствия и бесстрастности. Но это вряд ли. Скрыть удивление точно не удалось, и удача, если за ним не так заметны остальные чувства: замешательство, смущение и, возможно, даже испуг.